Особое место в событиях Февральского переворота 1917 года сыграл последний министр внутренних дел Российской империи А.Д. Протопопов. Февралисты были склонны его считать «предателем», перешедшим на сторону правительства и сдавшего ему их планы переворота, правые объясняли его назначение влиянием Императрицы Александры Федоровны, иные полагали, что он попросту был сумасшедший.

Александр Дмитриевич Протопопов резко отличался от предыдущих министров внутренних дел. До своего назначения он не был ни профессиональным полицейским, ни сановником, ни чиновником, ни военным администратором, а также не имел опыта работы в деле государственного управления.

Бывший директор департамента полиции С.П. Белецкий на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (ЧСК) утверждал, что А.Д. Протопопов ещё до своего назначения был агентом полиции в Государственной Думе. Однако, по словам Белецкого, его деятельность сводилась не к доносительству, а к влиянию на председателя Думы М.В. Родзянко в том, что тот «должен говорить и что не должен». Белецкий утверждал, что Протопопов давал полиции в борьбе с думской оппозицией «очень много».

Следует отметить, что А.Д. Протопопов был председателем Союза суконных фабрикантов. Суконная промышленность, так же как и текстильная, находилась в руках «раскольничьей» оппозиции, лидерами которой были А.И. Гучков и А.И. Коновалов. С ними у Протопопова были хорошие близкие отношения. Именно с их помощью в августе 1915 г. Протопопов стал членом Особого совещания, а с 1916 г. избран председателем Совета съездов представителей металлургической промышленности. Все «совещания» и «советы» находились под контролем Военно-промышленных комитетов. Кроме того, Протопопов был членом оппозиционного Прогрессивного блока.

Император Николай II был хорошо осведомлён о личности А.Д. Протопопова и его связях. Знал Государь и о том, что англичане всячески популяризуют его имя. В апреле 1916 г. отправившуюся в Европу по приглашению английского правительства русскую парламентскую делегацию возглавлял именно А.Д. Протопопов.

На обратном пути в Россию А.Д. Протопопов задержался в Стокгольме, где встретился с германским банкиром Максом Варбургом, родным братом члена транснационального сообщества и создателя Федеральной резервной системы США Феликса Варбурга. Помимо этого, М. Варбург, для прикрытия, был назначен лично кайзером Вильгельмом II шефом спецслужбы по экономической разведке. В телеграмме заместителя статс-секретаря А. Циммермана германскому посланнику в Стокгольме говорилось, что «банкирМакс Варбург из Гамбурга в ближайшие дни прибудет к вам сособо секретным заданием. Для видимости он будет выступатьв роли специального уполномоченного немецкого правительствапо валюте и вопросам».

На встрече с Протопоповым Варбург представлял не столько германское правительство, сколько Уолл-Стрит. Но так как он официально был «специальным уполномоченным» германского правительства, то это породило слухи о якобы имевших место переговорах в Стокгольме о сепаратном мире. Эти слухи активно поддерживал и сам Протопопов. Генерал для поручений при министре внутренних дел A.B. Герасимов вспоминал: «Протопопов сообщил, что он имеетвполне официальные полномочия передать Государю Императоруусловия сепаратного мира, которые сводились приблизительно кследующему: вся русская территория остаётся неприкосновенной,за исключением Либавы и небольшого прилегающего к ней кускатерритории, которые должны отойти к Германии. Россия проводитв жизнь уже обещанную ей автономию Польши, в пределахбольшой русской Польши, с присоединением к ней Галиции. Никакойпомощи от России против её бывших союзников Германия непотребует».

Со слов А.Д. Протопопова, он, по возвращению в Петербург, поведал Государю о своём разговоре с Варбургом. Николай II якобы сочувственно отнёсся к идее сепаратного мира, но высказал опасение, что реакция Государственной Думы будет непредсказуемой.

Весь этот рассказ, конечно, далёк от истины. Мы знаем, что Император Николай II не только не помышлял о сепаратном мире с Германией, но даже резко пресекал любые попытки обсуждать с ним подобные предложения. Невероятно, чтобы Государь нарушил этот запрет в разговоре с депутатом Государственной Думы и членом Прогрессивного блока. Кроме того, весьма неправдоподобно, чтобы германское правительство решило начать переговоры о сепаратном мире с представителем российской оппозиции. Да и сама фигура Макса Варбурга в качестве переговорщика с немецкой стороны не может не вызывать удивление. У немцев в Стокгольме было множество профессиональных дипломатов. Прислать для переговоров человека, который был одним из главных финансистов беспорядков в России, было, по меньшей мере, странным.

То, что на встрече Протопопова с Варбургом речь не шла о сепаратном мире, свидетельствует жандармский генерал П.Г. Курлов, которому Протопопов сообщил, что у него должна была быть встреча с германским послом в Стокгольме. Однако вместо посла на встречу явился советник посольства Варбург, который «передал от своего начальникаписьмо, в котором последний приносил извинение, что не мог прибыть лично для переговоров, так как повредилсебе ногу». По сообщению А.Д. Протопопова, разговор носил «чистообщий характер», им «были записаны все вопросы и ответы», возникшие при встрече. Тема о возможности сепаратного мира на переговорах ни в какой мере не была затронута. Вернувшись в Петроград, Протопопов доложил о встрече министру иностранных дел Б.В. Штюрмеру, который признал, что думцем «не были нарушеныни интересы России, ни её державный авторитет». Штюрмер доложил о стокгольмской встрече Государю, который принял Протопопова и лично выслушал от него подробности свидания. По мнению Курлова, встреча Государя с Протопоповым стала «одной из причин последующего назначения его министромвнутренних дел».

Из рассказа Курлова получается, что Варбург решил встретиться с Протопоповым, не имея никакой конкретной цели и не высказав русскому собеседнику ни одного предложения, не сообщив никакой важной информации. Тогда непонятно, почему этот разговор так заинтересовал Государя? П.Н. Милюков утверждал, что Протопопов должен был встретиться с германским послом бароном Г. фон Люциусом и называл М. Варбурга его представителем. Но Люциус был не послом, а кадровым разведчиком, работавшим под прикрытием дипломата.

Известно, что речь между Протопоповым и Варбургом шла о грядущих беспорядках в Петрограде. Об этом писал видный их организатор A.A. Бубликов, который утверждал, что беспорядки были делом рук самого Протопопова и немцев. При этом Бубликов ни словом не упоминал об участии в переговорах Варбурга. Несмотря на то, что «версия» Бубликова не имеет никакой исторической ценности, само упоминание о том, что на встрече обсуждались грядущие беспорядки, весьма интересно. Нельзя исключить, что Варбургом Протопопову были сообщены определённые сведения о грядущих беспорядках и даны определённые гарантии того, что они не приведут к революции. Если это было так, то причины такого поведения Варбурга заключались не в его «благородстве», а в стремлении успокоить русское правительство и дезориентировать его. Разумеется, что Варбургом в этом случае были высказаны условия отказа финансово-банкирской группы, к которой он принадлежал, от помощи революции. Но какими бы эти условия ни были (финансовыми, политическими, экономическими), они были ложны, и выдвигались с единственной целью дезориентации русских правящих кругов.

Если это предположение верно, то тогда понятна реакция Протопопова на начавшиеся в феврале 1917 г. события в Петрограде. Не исключено, что он был уверен, что ситуация находится под контролем и не приведёт к серьёзным последствиям. Курлов пишет, что после своего свидания с Государем «нервный и легко поддающийся впечатлениямА.Д. Протопопов воспылал к Государю возвышенной любовью, и повозвращении со Ставки начал рассказывать всем не только обэтом благородном чувстве, но и о своей беспредельной готовностиположить все силы на поддержание Самодержавия».

На конфиденциальных встречах с Царём Протопопов сообщил ему о готовящемся против него заговоре Прогрессивного блока и пообещал осуществлять контроль за действиями думской оппозиции. После чего Николай II назначил его министром внутренних дел.

Назначение Протопопова, товарища председателя Государственной Думы, союзника Прогрессивного блока и октябриста, свидетельствовало в очередной раз о желании Царя найти компромисс с оппозицией. Император Николай II писал Супруге, что он «всегда мечтал о министре внутреннихдел, который будет работать совместно с Думой». Однако, по всей видимости, Государь, назначая Протопопова, преследовал и иные цели. Николай II полагал, что тот сможет предотвратить попытку переворота без применения открытого насилия со стороны правительства. Действия Протопопова должны были протянуть внутреннюю взрывоопасную ситуацию до победного весеннего наступления русской армии. После этого Царь уже бы не опасался ввести в стране настоящее военное положение.

Оппозиция в очередной раз категорически отвергла какое-либо соглашение с Монархом, начав оголтелую кампанию против нового министра. А.Д. Протопопов весьма пессимистически воспринимал сложившуюся обстановку, заявляя, что никакого компромисса с Государственной Думой, «этой шайкой преступников», достигнуть невозможно. Её нужно разогнать, и «чем скорее, тем лучше, ибо иначе она разгонит нас и казнит Царя». Протопопов был убеждён, что Ставка Верховного командования на стороне Думы: «Государь Император там точно кроткий агнец в клетке дикихзверей». Особую опасность для оппозиции представлял тот факт, что Протопопов, бывший до своего назначения товарищем Гучкова, знал о его заговорщических планах. Протопопов считал, что идея государственного переворота во время войны чудовищна, и «надеялся, что это будет усвоено лидерами тех политических групп, с которыми я так много лет работал».

19 октября 1916 г. А.Д. Протопопов попытался донести эту мысль лидерам оппозиции на встрече с ними в Государственной Думе. Но на предложения начать мирное сотрудничество министр получил жёсткий отказ. В свою очередь Протопопов заявил думским лидерам: «Вы хотите потрясений, перемены режима -но этого вы не добьетесь, тогда как я понемногу, кое-что могу сделать».

А.Д. Протопопов выступил с инициативой немедленного восстановления аппарата секретной агентуры в войсках, которая была упразднена шефом жандармов генералом В.Ф. Джунковским. Николай II согласился с этим предложением. Также Протопопов возобновил оперативное наблюдение за Гучковым, снятое в 1913 г. по инициативе того же Джунковского.

21 сентября 1916 г. Протопопов фактически запретил устраивать обширные собрания ВПК с приглашением на них посторонних лиц. Теперь на этих собраниях теперь могли присутствовать представители администрации и прекращать их, если они выходили за рамки непосредственных задач.

К февралю 1917 г. Протопопов почти справился с возложенной на него задачей: революционное движение в Петрограде было разгромлено, заговор Гучкова так и остался пустым звуком, «Прогрессивный блок» фактически утратил контроль над ситуацией, рабочее движение после ареста Рабочей группы было обезглавлено, Охранное отделение контролировало все планы и замыслы лидеров думской оппозиции о выступлениях и демонстрациях. Поэтому оптимизм Протопопова, который он излучал в самый канун февральских событий, казалось бы, имел право на существование.

И всё же мотивы действий Протопопова накануне и во время февральского переворота остаются не до конца понятными, а некоторые даже подозрительными. Оптимистично оценивая общую ситуацию в Петрограде, Протопопов пропустил смычку Керенского, Коновалова и военного руководства Ставки, которая, в сущности, и привела к трагическим событиям февраля 1917 г. Известно, что министр внутренних дел держал в информационной блокаде Государя о событиях в Петрограде даже тогда, когда они приняли угрожающий характер.

Делал ли это Протопопов, руководствуясь добросовестным заблуждением, или им руководила злая воля? Вполне возможно, что, борясь с Гучковым и проанглийской оппозицией, он расчищал путь Керенскому и его американским покровителям, с одним из которых, М. Варбургом, он встречался в Стокгольме. С.П. Белецкий на допросе комиссии Временного правительства указывал, что Протопопов «великолепно знал Керенского».

Сразу же после февральского переворота Протопопов пришёл в Таврический дворец и имел личную долгую беседу с А.Ф. Керенским. На допросах ЧСК Протопопов говорил о Государе как о слабовольном и коварном правителе, находящемся под влиянием своей жены, которая «направляла» его волю.

Хотя, за несколько дней до крушения монархии тот же Протопопов «с большой восторженностью отзывался о Государыне как о необыкновенно умной и чуткой женщине». В чём была причина этих перемен мнений Протопопова? О чём он говорил с Керенским? Не стал ли расстрел Протопопова большевиками ликвидацией опасного свидетеля или это была месть человеку, в котором в какой-то момент проснулась совесть? Вопросы эти до сих пор остаются открытыми.

Источник

Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках