Внешний госдолг России. ч. II
Олег Кропотов

Внешний госдолг России. ч. II

Продолжение. Начало здесь.

В правление Николая I в числе традиционных займов появятся новые: железнодорожные займы и размещение золотой ренты. Их реализация начнется не только в Амстердаме, но и в Лондоне (он постепенно выходит на первое место) и Петербурге. С этого времени реальный внешний долг становится трудно подсчитать, так как долговые обязательства, рассчитанные на внешний рынок, будут продаваться в России российским юридическим и физическим лицам.

Кроме того, с целью поддержания курса российских ценных бумаг само российское правительство начнет их периодически скупать на рынке, отправляя с этой целью в Лондон золото в монетах и слитках (его добыча в стране быстро растет). По И. Блиоху в 1845 г. отправлено 290 пудов, в 1849 — 250. Сколько этих бумаг оказывается в России, подсчитать невозможно, но оценивать должно в миллионах, а, может быть и десятках миллионов рублей серебром (р.с.). С 1823 по 1843 гг. заключается внешних займов на примерно 105 млн. р.с., а получено по ним 92,5 млн..

То есть, бумаги, за вычетов расходов банкиров и их комиссионных, проданы примерно по 90% от нарицательной стоимости, что является неплохим показателем. К 1855 г. общий внешний долг (по максимуму) достигает примерно 340 млн. р.с., обыкновенный доход же за 1854 г. равен 260 млн. р.с.

Резкий рост внешнего долга происходит при Александре II. Он связан, прежде всего, с железнодорожным строительством. Последнее было делом нужным и полезным. Но оно реализовывалось в экономической обстановке с противоречивыми тенденциями. Александр Николаевич отменил протекционистские таможенные тарифы. В результате ввоз товаров стал превышать вывоз, вымывая за рубеж металлический рубль. Бумажные кредитные билеты при крупных сделках стали учитываться ниже номинала. Был упразднен Заемный банк и ряд гос. установлений, выдававших кредиты.

Считалось, что частное предпринимательство должно кредитоваться появившимися частными банками. Последние же (даже если они принадлежали иностранцам) свои ресурсы брали в виде кредитов Госбанка и кредитные ставки для российского предпринимателя значительно выросли (с 6-8% до 10-15%). Это стимулировало тягу к получению частными обществами кредита на внешних рынках (под 5-6%). Но для выхода на эти рынки от россиян требовали государственных гарантий и правительство Александра II их охотно давало. Давало оно их как на займ, так и на уставной капитал частных акционерных обществ. Гарантированные суммы включались во внешний государственный долг, очень существенно его увеличивая. Кроме того, они увеличивали и ежегодные платежи по обслуживанию долга.

Характерный пример. В Петербурге учреждается Генеральное общество железных дорог. В числе учредителей — цвет европейских банкиров (братья Перейра, Гопе, Беринг и еще кое-кто), петербургский банкир Штиглиц и ряд представителей знати и высшей бюрократии столицы. Они под гарантию российского правительства выпускают акции на 275 млн. рублей. По этим акциям они <i>обязаны</i> платить ежегодно не менее 5% чистого дохода.

Строительство дорог еще даже не начато; даже когда их построят, то прибыль они дадут лишь через несколько лет. Это означает, что в течение этих лет проценты по акциям и проценты по займам (а они делают и займы) будет платить Российское государство. В конечном итоге власть приняла на себя долг Общества в размере более 142 млн. рублей.

В результате к 1881 г. внешний долг России возрастает до 2 021 млн. рублей. Примерно две трети его — гарантии, данные за частные общества, и их долги, взятые на себя.

Очень серьезное оздоровление финансов происходит при консервативном Александре III. Это отражается и на внешнем долге. Прежде всего, при нем Россия не ведет войн, а, следовательно, нет необходимости искать на них деньги. Переход к протекционистским тарифам приводит к тому, что внешнеторговый баланс долгое время является положительным. Его способные министры финансов, используя коньюнктуру, конверсируют русские заемные обязательства (те, что могут по условиям их выпуска) в новые с меньшим интересом (до 3-4% в год) на срок 80-81 год (часть из них теперь номинируется в рублях), а некоторые гасят. Внешний долг уменьшается до примерно 1 900 млн. рублей. За 1893 г. обыкновенный доход Империи — 1 045 млн. руб.

Курс российских долговых бумаг на внешнем рынке доходит до 103% от номинала. Объясняя резко увеличившееся доверие к ним, современник писал: <i>«Не следует упускать из виду обеспеченность России от революционных потрясений…»</i>.

Вследствие недружественного экономического поведения Германии в 1884-1885 гг. и укреплением политических отношений с Францией Париж начинает постепенно становится главным источником внешних займов.

В начале своего правления последний наш император выступает как преемник курса своего отца, хотя внешний долг вследствие строительства Транссиба (<i>«Великого Сибирского пути»</i> — говорили тогда) несколько увеличивается (2,4 млрд. в 1901 г.), но растет и доход — до 1726 млн. руб. в 1900 году). К скачку внешнего долга приводит рост долга внутреннего вследствие русско-японской войны и революции 1905-7 гг. В 1906 г. размещают в Париже займ на 843 млн. руб., в 1909 г. — 450 млн. руб. Это был последний довоенный займ Империи.

На конец 1913 г. весь объем внешнего долга (без гарантий частным обществам) Империи вместе с теми процентами, которые надлежит уплатить до 1964 г. (дата погашения самых отдаленных займов) оценочно составляла около 5 400 млн. руб. Эти данные стыкуются с теми, которые приводит Вячеслав Никонов (<i>«Крушение России. 1917»</i>: 4.5 млрд. долгов центральной власти; если к ним добавить процентные выплаты. Гарантированных обязательств за частные общества — 1 800 млн. руб. Доход бюджета составил примерно 3 400 млн. руб.

Ежегодное обслуживание внешнего долга укладывалось в 187 млн. руб., на что шло примерно 5.5% доходов. Планировалось с целью уменьшения основного тела долга тратить еще примерно 4%. Видимо, отсюда и часто мелькающая цифра в 10% от дохода, которые якобы Империя тратила на обслуживание внешнего долга. В реальности сюда должно было войти и обслуживание всего долга и <i>погашение</i> его части.

В 1893 г. впервые Россия стала покупать иностранные государственные долговые обязательства (английские exchequer`s bills и французские бонды). К 1913 г. в казне их было более чем на 300 млн. руб.

Если подвести итоги правления Александра III и его сына до 1914 г., т.е. за период 1881-1913 гг., то увидим, что при увеличении внешнего займа его отношение к государственным доходам уменьшилось. Доходы выросли с 628 млн. руб. в 1880 г. до 3 431 млн. в 1913 г., т.е. почти в 5.5 раз. Рост же долга, включая гарантии по обязательствам частных компаний, (с 2 до 6.3 млрд. руб.) был в 3.15 раза. Долг же только самой центральной власти примерно соответствовал росту доходов. <i><b>Нагрузка на бюджет по обслуживанию долга в процентном отношении снизилась с примерно 13% до 5.5%.

Это работает в сторону доказательства того, что революции случаются не при постоянном обнищании (тогда только стихийные бунты), а в тренде роста экономики (и благосостояния граждан), который прерывается резким (но, возможно, временным) ухудшением ситуации, что и произошло в нашем случае вследствие военных нагрузок.</i></b>

В заключение я хочу сказать о следующем.

1. Не следует превеличивать зависимость Империи от страны, где располагался офис банкиров, распространявших наши ценные бумаги. Во-первых, часто это делал консорциум из банков разных стран, в т.ч. и самой России, и, бумаги, соответственно, расходились по всей Европе, частично оставаясь у нас. Во-вторых, с 1860 г. значительная часть бумаг распространяется через Ротшильдов разных ветвей (Лондон, Париж, Вена, Франкфурт-на-Майне), объединенных в единую корпорацию, нестесненную никакими национально-государственными чувствами. В-третьих, мы говорим «французские займы», и создается впечатление, что за ними стоит государство Франция. Но собственно государственные финансы в этих займах не участвуют (или участвуют очень мало).

2. Наши долговые бумаги и акции, даже если они распространялись, допустим, через Париж, оседали по всему миру (японские банки также имели наши бумаги). Сколько их было у французских рантье — трудно представить. Во всяком случае, покойный профессор МГИМО Владлен Сироткин говорил, что все французское сообщество держателей русских бумаг на рубеже 1980-90-х гг. могло выставить бесспорных претензий <i><b>лишь на 200 млн. долларов.</i></b> Также трудно представить сколько этих бумаг осело в России. Поэтому реальный внешний долг Империи может быть несколько менее формального.