Когда сталкиваешься с каким-то новым сложным явлением, то сколько его ни рассматривай, сколько ни анализируй, обязательно что-то упустишь из виду. Особенно если его суть старательно утаивают, и правду приходится добывать по крупицам, с большим трудом. Казалось бы, мы достаточно подробно разобрали, что такое ювенальная юстиция. Написали и про невозможность воспитывать детей, когда в них будет поощряться доносительство на родителей и педагогов. И про то, что в современном контексте понимается под правами ребенка. (Например, право на личную жизнь, включая ранние половые связи, право на выбор сексуальной ориентации или на свой стиль жизни, включающий, в том числе, и употребление наркотиков, право на досуг, который может протекать где и как угодно, право на информацию, которая может быть какой угодно, и т.п.). Мы написали также, что жертвами ювенальной юстиции станут, прежде всего, культурные родители и неравнодушные педагоги, пытающиеся в очень трудных условиях, при нынешнем разгуле вседозволенности удерживать детей от соблазнов. Высказали предположение, что истцами, обращающимися в ювенальные суды, станут, в основном, избалованные, развинченные, демонстративные дети, а вовсе не истинные жертвы родителей-злодеев (которых, впрочем, вполне можно наказывать в рамках уже существующих законов). Написали мы и об опасности отказа от "репрессивного" подхода к несовершеннолетним преступникам на фоне заметного роста и "помолодения" преступности.
Однако самый, может быть, важный аспект ювенальной юстиции мы все же упустили из виду. А вернее, не имели возможности его увидеть, поскольку у нас не было данных, которые бы направили внимание в нужную сторону.
Это Участие во зле по предписанию суда. И помогли нам заметить этот аспект сами защитники ювенальной юстиции. Как-то раз в одной из оживленных дискуссий они дали, по их выражению, "алгоритм" действия этой новой системы (см. «Аналитическая записка о состоянии и проблемах законотворчества», см. www/pprf/ru/img/uploaded/2005012010294872/doc). Текст, как и все подобные "общечеловеческие" казенные тексты, был безупречно гладкий, гуманистичный, акцентированный на интересах ребенка. Если читать его по диагонали, он вряд ли чем-то насторожит.
Но мы будем читать его по-другому: внимательно, по пунктам, уже немного представляя себе ту жизненную реальность, в которой эти пункты будут воплощаться. Итак: "Основой системы помощи детям группы риска вместо ведомственных структур становится судебное решение, содержащее индивидуальный план реабилитации конкретного ребенка".
Главной целью лоббистов ювенальной юстиции на данный момент является создание в России ювенального суда. Закон о ювенальном суде пока окончательно не принят, но уже прошел полпути – два чтения в Думе. В дебатах на тему, нужны ли нам ювенальные суды, обычно слышишь: "А что вас так пугает? Разве плохо, если делами несовершеннолетних будут заниматься специальные судьи в отдельном здании или даже просто на отдельном этаже?". То есть, проблему пытаются свести исключительно к территориальной, чтобы выставить тех, кто против, безнадежными идиотами. Действительно, что плохого в отдельном помещении?
Между тем, в материалах "для внутреннего пользования" не раз проскальзывала мысль, что закон о ювенальном суде – это стержень, на который будут впоследствии нанизываться остальные законы, касающиеся прав несовершеннолетних. И что без введения ювенального суда коренные реформы в этой области невозможны. Так что речь, конечно, не только и не столько об отдельном помещении, а о гораздо более серьезных вещах, в которых мы и попытаемся разобраться.
"Основой системы помощи детям группы риска становится судебное решение." Да... Похоже, реформа действительно коренная. В функцию судов, насколько мы понимаем, раньше входило определить степень виновности человека и, в соответствии с ней, назначить ту или иную меру наказания (или отпустить на свободу, если доказана невиновность). В гражданских же делах, связанных с детьми (развод, определение, с кем останется ребенок, лишение в исключительных случаях родительских прав, раздел жилплощади), опять-таки никакого плана реабилитации суд не назначал.
Но это пока не было ювенальной юстиции. Теперь же, утверждают ее сторонники, "нужна система обязательной, а не добровольной, как сейчас, психологической реабилитации" (см. "Информационную подборку к круглому столу по теме "Ювенальная юстиция в Российской Федерации: проблемы правового обеспечения", Федеральное собрание РФ, Парламентская библиотека, окт.2007, стр.70). И "ювенальные суды должны в полной мере брать на себя воспитательную функцию хотя бы потому, что другие суды с этой функцией пока не справляются".
Ну и что, казалось бы, такого? Разве детей группы риска не надо реабилитировать, то есть, помогать им исправиться? И чем плохо, если план исправления будет составлен в суде? А тем, что решение суда обязательно к исполнению. Это вам не рекомендация врача, педагога или психолога, которой, хочешь воспользуйся, а хочешь – нет. Конечно, бывают случаи, что решения суда не выполняются. Но это когда "хромает" механизм контроля за выполнением решений. Например, пока не заработал институт судебных приставов, взыскивать с ответчика денежную компенсация было порой весьма затруднительно. Когда же приставы появились, дело, пусть не всегда гладко, но пошло. Касательно ювенальной юстиции можете не сомневаться, что контроль над выполнением решений будет налажен неплохо. Благо есть обширный международный опыт. Да и отечественный потихоньку накапливается в многочисленных пилотных регионах.
"Ну и что? – снова возразит кто-то. - Очень даже хорошо, что решение суда обязательно надо выполнять. Больше будет порядка. А то развели тут анархию, никто ни за что не отвечает...". Но порядки бывают разные. Некоторые ничуть не лучше, а то и хуже анархии. В современной западной реальности, откуда приходит к нам ювенальная система, реабилитация подростков группы риска строится на вполне определенных принципах. Они, эти принципы, достаточно хорошо известны и у нас, поскольку десять с лишним лет длится в нашей стране противостояние таким, к примеру, реабилитационно-профилактическим программам, как "снижение вреда". Вот что пишет Маргарита Чалых, член центрального совета Общероссийского родительского движения (на которую возмущенные ее протестными действиями воронежские адепты такого рода «профилактики» подали в суд): «Суть программ снижения вреда состоит в попытках внедрить заместительную терапию: заменить героин на наркотик метадон с его последующим легальным ввозом. Такая практика применяется на территории ряда европейских стран. В России метадон запрещен. Наши медики считают, что наркотик героинового ряда метадон ничем не лучше героина. А генерал-лейтенант А.Михайлов из Госнаркоконтроля назвал представителей наркологических программ снижения вреда "откровенными пропагандистами наркомании". Представители Всероссийской сети снижения вреда (ВССВ) устраивают растлевающие молодежь акции по раздаче шприцев на "полевых точках доверия". То есть, если Ваш ребенок, не дай Бог, попробовал наркотик, представители вышеупомянутой программы любезно предоставят ему бесплатный шприц для следующей дозы под предлогом борьбы со СПИДом». ("Россия в объятиях Сороса", http://oodvrs.ru/article/index.php?id_article=115).
Сеть «снижения вреда» создала в Интернете правозащитную библиотеку, заведующий которой Лев Левинсон выступает за смягчение наказаний для малолетних преступников. Естественно, на данном сайте размещаются и сообщения по ювенальной юстиции.
Нет, конечно, есть и другие методы реабилитации. Например, усиленно рекламируемая сторонниками ювенальной юстиции отправка несовершеннолетних преступников в альпийский турпоход или принудительное посещение спортивной секции. (Подобные методы поддерживает и только что упомянутый Лев Левинсон. По его мнению, оптимальное "пробуждение у них позитивного интереса, когда общественная организация в качестве наказания за кражу или за драки наказывает подростка спортклубом, джаз-бэндом, походами на байдарках, и даже ребенок-убийца может найти не надзирателя, а наставника и будет жить с ним на пасеке".) В Швеции, где ювенальных судов не существует, но ювенальные подходы действуют вовсю, самым тяжелым наказанием является помещение в закрытый воспитательный дом, этакий своеобразный санаторий с замком на дверях. На выходные и праздники юных преступников отпускают по домам, периодически вывозят то покататься на лыжах в Альпы, то развлечься дайвингом на греческие острова. Правда, эффективность такой реабилитации, на наш взгляд, весьма сомнительна: треть осужденных малолетних преступников совершает повторные преступления в течение первых трех лет после наказания ("Информационная подборка", стр. 72). Но мы сейчас не об этом, а о том, что в подобных "санаториях", можете не сомневаться, вкупе с турпоходами применяются все те же программы снижения вреда и программы сексуального просвещения, без которого образование в цивилизованных странах уже немыслимо.
По свидетельству очевидцев, столкнувшихся с реабилитационными программами по решению судов по делам несовершеннолетних во Франции и некоторых других европейских странах, в ряде программ в качестве "реабилитаторов" выступают уголовники, недавно выпущенные из тюрем. Считается, что для них общение с подростками – тоже своеобразная реабилитация. Об участии в реабилитационно-профилактической работе с девиантными подростками наркоманов, "находящихся на пути к исцелению" (которое может длиться всю жизнь), даже как-то неудобно говорить – настолько это общее место в западной «недирективной педагогике».
Из "алгоритма": "Каждое судебное решение дает возможность корректировать поведение и функции отдельных служб и ведомств через механизм частных судебных определений" («Аналитическая записка…»). В переводе с юридического языка на обычный это означает, что если, например, несовершеннолетнего наркомана решат "реабилитировать" по программе снижения вреда, то педагоги, работающие в центре реабилитации, не смогут отказаться и применить вместо нее программу, больше соответствующую их профессиональным и нравственным понятиям. Ведь что такое "частное определение"? Это указание суда по какому-то конкретному поводу. В разбираемом случае – по поводу того, как следует поступать с несовершеннолетним наркоманом.
И уже бессмысленно будет созывать конференции и писать письма в РОНО, Минздрав или Госнаркоконтроль. Они не только не смогут повлиять на суд, но и в определенных случаях должны будут, согласно алгоритму, "скорректировать свое поведение и функции", подстраиваясь под судебный вердикт. Госнаркоконтроль, скажем, будет против программы снижения вреда (во многих регионах так оно и есть), а суд – за. И решение суда перевесит полномочия ведомства.
Или возьмем нейролингвистическое программирование (НЛП). Не все специалисты к этому методу относятся положительно. Православные же психологи в массе своей и вовсе его отвергают, считая неприемлемым для себя манипулировать психикой пациента в обход его сознания и воли. Пока что психологи и социальные работники, занимающиеся коррекционной работой с детьми и подростками, вольны отказаться от этого или какого-то другого метода, вызывающего у них возражения. И никто их за это с работы не выгонит. Но если суд, разрабатывая конкретную программу реабилитации, найдет нужным применение НЛП либо, скажем, психоанализа, тут уже никуда не денешься. Или применяй, или увольняйся.
Кстати, в аспекте ювенальной юстиции уже совсем не абсурдным, а очень даже дальновидным представляется указ, подписанный лично Б.Н.Ельциным, о том, что в России необходимо как можно шире распространять психоанализ. В свое время нам казалось (о чем мы написали в статье "Башня терпимости"), что это неуклюжая попытка удружить кому-то из своих, а заодно хоть частично ослабить напряжение в обществе. Психоанализ ведь склонен объяснять беды и трагедии человека (в том числе социальные) нижепоясными проблемами, обусловленными "ранними сексуальными травмами", вина за нанесение которых, как правило, возлагается на родителей.
Правда, в 90-е гг. этот метод не приобрел в нашей стране той популярности, на которую рассчитывали вдохновители указа. Не побежали обездоленные "совки" к психоаналитикам. Что поделать? Дремучий у нас народишко... Но если введут ювенальную юстицию, то перед отечественными психоаналитиками откроются широчайшие перспективы. Поскольку один из главных постулатов "ювенальщиков" - "во всем виноваты родители", метод психоанализа подходит тут просто идеально. Тема родительской вины в нем разработана многопланово и в деталях. В Германии – по крайней мере, в 90-е гг., но думаем, и сейчас – он насаждался прямо-таки железной рукой. Психологи, с которыми мы там контактировали, жаловались, что им не оставляют свободы выбора: страховая медицина оплачивает лишь коррекционную работу по психоаналитическим методикам или по методу игротерапии. Конечно, если у тебя частная практика, ты волен работать, как тебе заблагорассудится, но далеко не все в состоянии приобрести лицензию, да и клиенты в массе своей не готовы платить. Широко применяется психоанализ и в других странах. Почему же в России, пытающейся взять за основу западную модель ювенальной юстиции, должно быть иначе?
Ну, а применение знаний в области "планирования семьи" может напрямую предписываться законом. Во всяком случае, ст.22 одного из вариантов законопроекта "Основы законодательства о ювенальной юстиции" гласит: "... в системе ювенальной юстиции должны работать специалисты, владеющие знанием социологии, педагогики, ... планирования семьи". Те, кто не будут владеть этими знаниями (и, соответственно, применять их в работе с подопечными), не смогут пройти аттестацию. Уже одного этого достаточно, чтобы понять, кому будет отдана на откуп реабилитационная работа. Недаром бывший исполнительный директор Российской ассоциации "Планирование семьи" (РАПС) И.И.Гребешева высоко оценила в своем официальном отзыве упомянутый законопроект.
В истории российской борьбы с растлением детей важную роль, помимо Православной Церкви и неравнодушных родителей, сыграли педагоги. Многие из них отказывались преподавать «теорию и практику секса» (выражение из учебной программы тех лет). Они созывали конференции, ходили по инстанциям, писали в газеты, присылали соответствующие программы и учебные пособия на экспертизу. А еще больше учителей протестовали скрыто: не отказывались от преподавания какой-нибудь валеологии, но ничего гадкого детям не сообщали. Не работали по той «методичке», по которой их обязывали работать. Ювенальная юстиция лишит их этой свободы неучастия во зле.
Не позавидуешь и медикам, которым придется работать по указке ювенальных судов. Пробьют, например, в России применение риталина (возбуждающее средство, производящее фармакологические эффекты, подобные воздействию кокаина и амфетамина) или метадона – будь любезен, применяй, забыв не только об индивидуальном врачебном искусстве, интуиции, но и о главной врачебной заповеди "не навреди". Мало ли что риталин – препарат наркотический, после которого дети обычно "пересаживаются" на героин? А в решении суда сказано "применить". Еще вопросы есть? Иди и выполняй.
Ирина Медведева
Татьяна Шишова
(продолжение следует)
Однако самый, может быть, важный аспект ювенальной юстиции мы все же упустили из виду. А вернее, не имели возможности его увидеть, поскольку у нас не было данных, которые бы направили внимание в нужную сторону.
Это Участие во зле по предписанию суда. И помогли нам заметить этот аспект сами защитники ювенальной юстиции. Как-то раз в одной из оживленных дискуссий они дали, по их выражению, "алгоритм" действия этой новой системы (см. «Аналитическая записка о состоянии и проблемах законотворчества», см. www/pprf/ru/img/uploaded/2005012010294872/doc). Текст, как и все подобные "общечеловеческие" казенные тексты, был безупречно гладкий, гуманистичный, акцентированный на интересах ребенка. Если читать его по диагонали, он вряд ли чем-то насторожит.
Но мы будем читать его по-другому: внимательно, по пунктам, уже немного представляя себе ту жизненную реальность, в которой эти пункты будут воплощаться. Итак: "Основой системы помощи детям группы риска вместо ведомственных структур становится судебное решение, содержащее индивидуальный план реабилитации конкретного ребенка".
Главной целью лоббистов ювенальной юстиции на данный момент является создание в России ювенального суда. Закон о ювенальном суде пока окончательно не принят, но уже прошел полпути – два чтения в Думе. В дебатах на тему, нужны ли нам ювенальные суды, обычно слышишь: "А что вас так пугает? Разве плохо, если делами несовершеннолетних будут заниматься специальные судьи в отдельном здании или даже просто на отдельном этаже?". То есть, проблему пытаются свести исключительно к территориальной, чтобы выставить тех, кто против, безнадежными идиотами. Действительно, что плохого в отдельном помещении?
Между тем, в материалах "для внутреннего пользования" не раз проскальзывала мысль, что закон о ювенальном суде – это стержень, на который будут впоследствии нанизываться остальные законы, касающиеся прав несовершеннолетних. И что без введения ювенального суда коренные реформы в этой области невозможны. Так что речь, конечно, не только и не столько об отдельном помещении, а о гораздо более серьезных вещах, в которых мы и попытаемся разобраться.
"Основой системы помощи детям группы риска становится судебное решение." Да... Похоже, реформа действительно коренная. В функцию судов, насколько мы понимаем, раньше входило определить степень виновности человека и, в соответствии с ней, назначить ту или иную меру наказания (или отпустить на свободу, если доказана невиновность). В гражданских же делах, связанных с детьми (развод, определение, с кем останется ребенок, лишение в исключительных случаях родительских прав, раздел жилплощади), опять-таки никакого плана реабилитации суд не назначал.
Но это пока не было ювенальной юстиции. Теперь же, утверждают ее сторонники, "нужна система обязательной, а не добровольной, как сейчас, психологической реабилитации" (см. "Информационную подборку к круглому столу по теме "Ювенальная юстиция в Российской Федерации: проблемы правового обеспечения", Федеральное собрание РФ, Парламентская библиотека, окт.2007, стр.70). И "ювенальные суды должны в полной мере брать на себя воспитательную функцию хотя бы потому, что другие суды с этой функцией пока не справляются".
Ну и что, казалось бы, такого? Разве детей группы риска не надо реабилитировать, то есть, помогать им исправиться? И чем плохо, если план исправления будет составлен в суде? А тем, что решение суда обязательно к исполнению. Это вам не рекомендация врача, педагога или психолога, которой, хочешь воспользуйся, а хочешь – нет. Конечно, бывают случаи, что решения суда не выполняются. Но это когда "хромает" механизм контроля за выполнением решений. Например, пока не заработал институт судебных приставов, взыскивать с ответчика денежную компенсация было порой весьма затруднительно. Когда же приставы появились, дело, пусть не всегда гладко, но пошло. Касательно ювенальной юстиции можете не сомневаться, что контроль над выполнением решений будет налажен неплохо. Благо есть обширный международный опыт. Да и отечественный потихоньку накапливается в многочисленных пилотных регионах.
"Ну и что? – снова возразит кто-то. - Очень даже хорошо, что решение суда обязательно надо выполнять. Больше будет порядка. А то развели тут анархию, никто ни за что не отвечает...". Но порядки бывают разные. Некоторые ничуть не лучше, а то и хуже анархии. В современной западной реальности, откуда приходит к нам ювенальная система, реабилитация подростков группы риска строится на вполне определенных принципах. Они, эти принципы, достаточно хорошо известны и у нас, поскольку десять с лишним лет длится в нашей стране противостояние таким, к примеру, реабилитационно-профилактическим программам, как "снижение вреда". Вот что пишет Маргарита Чалых, член центрального совета Общероссийского родительского движения (на которую возмущенные ее протестными действиями воронежские адепты такого рода «профилактики» подали в суд): «Суть программ снижения вреда состоит в попытках внедрить заместительную терапию: заменить героин на наркотик метадон с его последующим легальным ввозом. Такая практика применяется на территории ряда европейских стран. В России метадон запрещен. Наши медики считают, что наркотик героинового ряда метадон ничем не лучше героина. А генерал-лейтенант А.Михайлов из Госнаркоконтроля назвал представителей наркологических программ снижения вреда "откровенными пропагандистами наркомании". Представители Всероссийской сети снижения вреда (ВССВ) устраивают растлевающие молодежь акции по раздаче шприцев на "полевых точках доверия". То есть, если Ваш ребенок, не дай Бог, попробовал наркотик, представители вышеупомянутой программы любезно предоставят ему бесплатный шприц для следующей дозы под предлогом борьбы со СПИДом». ("Россия в объятиях Сороса", http://oodvrs.ru/article/index.php?id_article=115).
Сеть «снижения вреда» создала в Интернете правозащитную библиотеку, заведующий которой Лев Левинсон выступает за смягчение наказаний для малолетних преступников. Естественно, на данном сайте размещаются и сообщения по ювенальной юстиции.
Нет, конечно, есть и другие методы реабилитации. Например, усиленно рекламируемая сторонниками ювенальной юстиции отправка несовершеннолетних преступников в альпийский турпоход или принудительное посещение спортивной секции. (Подобные методы поддерживает и только что упомянутый Лев Левинсон. По его мнению, оптимальное "пробуждение у них позитивного интереса, когда общественная организация в качестве наказания за кражу или за драки наказывает подростка спортклубом, джаз-бэндом, походами на байдарках, и даже ребенок-убийца может найти не надзирателя, а наставника и будет жить с ним на пасеке".) В Швеции, где ювенальных судов не существует, но ювенальные подходы действуют вовсю, самым тяжелым наказанием является помещение в закрытый воспитательный дом, этакий своеобразный санаторий с замком на дверях. На выходные и праздники юных преступников отпускают по домам, периодически вывозят то покататься на лыжах в Альпы, то развлечься дайвингом на греческие острова. Правда, эффективность такой реабилитации, на наш взгляд, весьма сомнительна: треть осужденных малолетних преступников совершает повторные преступления в течение первых трех лет после наказания ("Информационная подборка", стр. 72). Но мы сейчас не об этом, а о том, что в подобных "санаториях", можете не сомневаться, вкупе с турпоходами применяются все те же программы снижения вреда и программы сексуального просвещения, без которого образование в цивилизованных странах уже немыслимо.
По свидетельству очевидцев, столкнувшихся с реабилитационными программами по решению судов по делам несовершеннолетних во Франции и некоторых других европейских странах, в ряде программ в качестве "реабилитаторов" выступают уголовники, недавно выпущенные из тюрем. Считается, что для них общение с подростками – тоже своеобразная реабилитация. Об участии в реабилитационно-профилактической работе с девиантными подростками наркоманов, "находящихся на пути к исцелению" (которое может длиться всю жизнь), даже как-то неудобно говорить – настолько это общее место в западной «недирективной педагогике».
Из "алгоритма": "Каждое судебное решение дает возможность корректировать поведение и функции отдельных служб и ведомств через механизм частных судебных определений" («Аналитическая записка…»). В переводе с юридического языка на обычный это означает, что если, например, несовершеннолетнего наркомана решат "реабилитировать" по программе снижения вреда, то педагоги, работающие в центре реабилитации, не смогут отказаться и применить вместо нее программу, больше соответствующую их профессиональным и нравственным понятиям. Ведь что такое "частное определение"? Это указание суда по какому-то конкретному поводу. В разбираемом случае – по поводу того, как следует поступать с несовершеннолетним наркоманом.
И уже бессмысленно будет созывать конференции и писать письма в РОНО, Минздрав или Госнаркоконтроль. Они не только не смогут повлиять на суд, но и в определенных случаях должны будут, согласно алгоритму, "скорректировать свое поведение и функции", подстраиваясь под судебный вердикт. Госнаркоконтроль, скажем, будет против программы снижения вреда (во многих регионах так оно и есть), а суд – за. И решение суда перевесит полномочия ведомства.
Или возьмем нейролингвистическое программирование (НЛП). Не все специалисты к этому методу относятся положительно. Православные же психологи в массе своей и вовсе его отвергают, считая неприемлемым для себя манипулировать психикой пациента в обход его сознания и воли. Пока что психологи и социальные работники, занимающиеся коррекционной работой с детьми и подростками, вольны отказаться от этого или какого-то другого метода, вызывающего у них возражения. И никто их за это с работы не выгонит. Но если суд, разрабатывая конкретную программу реабилитации, найдет нужным применение НЛП либо, скажем, психоанализа, тут уже никуда не денешься. Или применяй, или увольняйся.
Кстати, в аспекте ювенальной юстиции уже совсем не абсурдным, а очень даже дальновидным представляется указ, подписанный лично Б.Н.Ельциным, о том, что в России необходимо как можно шире распространять психоанализ. В свое время нам казалось (о чем мы написали в статье "Башня терпимости"), что это неуклюжая попытка удружить кому-то из своих, а заодно хоть частично ослабить напряжение в обществе. Психоанализ ведь склонен объяснять беды и трагедии человека (в том числе социальные) нижепоясными проблемами, обусловленными "ранними сексуальными травмами", вина за нанесение которых, как правило, возлагается на родителей.
Правда, в 90-е гг. этот метод не приобрел в нашей стране той популярности, на которую рассчитывали вдохновители указа. Не побежали обездоленные "совки" к психоаналитикам. Что поделать? Дремучий у нас народишко... Но если введут ювенальную юстицию, то перед отечественными психоаналитиками откроются широчайшие перспективы. Поскольку один из главных постулатов "ювенальщиков" - "во всем виноваты родители", метод психоанализа подходит тут просто идеально. Тема родительской вины в нем разработана многопланово и в деталях. В Германии – по крайней мере, в 90-е гг., но думаем, и сейчас – он насаждался прямо-таки железной рукой. Психологи, с которыми мы там контактировали, жаловались, что им не оставляют свободы выбора: страховая медицина оплачивает лишь коррекционную работу по психоаналитическим методикам или по методу игротерапии. Конечно, если у тебя частная практика, ты волен работать, как тебе заблагорассудится, но далеко не все в состоянии приобрести лицензию, да и клиенты в массе своей не готовы платить. Широко применяется психоанализ и в других странах. Почему же в России, пытающейся взять за основу западную модель ювенальной юстиции, должно быть иначе?
Ну, а применение знаний в области "планирования семьи" может напрямую предписываться законом. Во всяком случае, ст.22 одного из вариантов законопроекта "Основы законодательства о ювенальной юстиции" гласит: "... в системе ювенальной юстиции должны работать специалисты, владеющие знанием социологии, педагогики, ... планирования семьи". Те, кто не будут владеть этими знаниями (и, соответственно, применять их в работе с подопечными), не смогут пройти аттестацию. Уже одного этого достаточно, чтобы понять, кому будет отдана на откуп реабилитационная работа. Недаром бывший исполнительный директор Российской ассоциации "Планирование семьи" (РАПС) И.И.Гребешева высоко оценила в своем официальном отзыве упомянутый законопроект.
В истории российской борьбы с растлением детей важную роль, помимо Православной Церкви и неравнодушных родителей, сыграли педагоги. Многие из них отказывались преподавать «теорию и практику секса» (выражение из учебной программы тех лет). Они созывали конференции, ходили по инстанциям, писали в газеты, присылали соответствующие программы и учебные пособия на экспертизу. А еще больше учителей протестовали скрыто: не отказывались от преподавания какой-нибудь валеологии, но ничего гадкого детям не сообщали. Не работали по той «методичке», по которой их обязывали работать. Ювенальная юстиция лишит их этой свободы неучастия во зле.
Не позавидуешь и медикам, которым придется работать по указке ювенальных судов. Пробьют, например, в России применение риталина (возбуждающее средство, производящее фармакологические эффекты, подобные воздействию кокаина и амфетамина) или метадона – будь любезен, применяй, забыв не только об индивидуальном врачебном искусстве, интуиции, но и о главной врачебной заповеди "не навреди". Мало ли что риталин – препарат наркотический, после которого дети обычно "пересаживаются" на героин? А в решении суда сказано "применить". Еще вопросы есть? Иди и выполняй.
Ирина Медведева
Татьяна Шишова
(продолжение следует)
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
