Современные заметки на полях патриотической триады

Современные заметки на полях патриотической триады

Под патриотической триадой мы разумеем самую сердцевину русской государственной идеологии, представленную краткой формулой: «Православие. Самодержавие. Народность». Всякая формула хороша тем, что не является реликтом с устаревающим содержанием. В каждую эпоху она способна наполняться соответствующими смыслами, которые дают ей жизнеспособность в новых исторических условиях.

Чем икона отличается от картины, тем и формула — от конкретного исторического задания. В иконе превалирует язык символов, она ценна своей недосказанностью, своей тайной. Тем же ценна и формула, которая задает вектор движения, но не детализирует его. Поэтому задача людей, собирающихся под старым боевым знаменем, — наполнить известную формулу таким содержанием, которое позволило бы вывести из нее максимальное количество энергии, необходимой для осуществления идеала, ею обозначаемого. Названное искомое содержание, соответствующее нашему, без сомнения, судьбоносному времени, и выливается (в свободные для поиска) поля означенной триады.

Для заполнения их необходимы нити смыслов, которые, связав нас с предыдущими эпохами, позволили бы заткать новую ткань бытия. Это особенно важно по той причине, что многие употребляемые в настоящее время слова исказились относительно первоначального их смыслового наполнения.

1.     Православие.

Как понимает современность «православие»? Это — говорит она — одна из многочисленных христианских конфессий. А как понимала православие древность? Она не считала его разновидностью христианства, не делала его «подвидом» этого «родового понятия». Она отождествляла христианство с православием, а что вне его, именовала ересью. В этом принципиальная разница. С ересью невозможно заключать соглашений в силу того, что она — произведение падших духов. Из ереси можно только обратиться в православие через покаяние.

Нынешняя эпоха именует обозначенное отношение к ересям гордостью. Но это несправедливо, потому что всякая ересь как раз является плодом гордости в той же мере, в какой — плодом падших духов. А неприятие ереси есть необходимое для спасения смирение перед Богоучрежденной истиной.

Не к миру с Богом призывают сторонники так называемого экуменизма, ратующего за полное, до их неразличимости, смешение истины с ложью, а к миру с падшими духами, который в конечном итоге выльется в самую отчаянную борьбу против Бога и Его святой Церкви.

В последние столетия православие в целом ряде случаев из вселенского фактора превратилось в местный, заняло подчиненное положение, упав до уровня одного из признаков национальной идентификации. Приведем характерный показатель этого печального явления: не так давно видный иерарх УПЦ МП поздравил свою паству с «великим украинским праздником… Рождеством» (имелось в виду Рождество Христово). Подобное «православие» есть мерзость запустения, стоящая на святом месте. Над всеми такими местными «православиями» висит угроза полного вырождения в нарочито для того создаваемых этнокультурных резервациях. Им не хватает видимого центра притяжения. Таковым не может быть Константинополь, поверженный под ноги одновременно: с внешней стороны — ислама, а с внутренней — папизма. Им может быть только Москва, сердце государственного тела православной России.

2.     Самодержавие.

Что есть для нынешнего времени «самодержавие»? Одна из форм тоталитаризма, т.е. высшей степени несвободы. Свобода же сейчас чаще понимается как вседозволенность, хотя и последняя в достаточной степени призрачна. Подлинная свобода невозможна без Бога, Который сказал: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8, 32). Да и Цицерон, например, говорил о стремлении к истине как о первейшей обязанности человека, происходящей из сущности и смысла нравственной красоты: «Из четырех положений, на какие мы разделили сущность и смысл нравственной красоты, первое, состоящее в познании истины, более всего относится к человеческой природе. Ведь всех нас влечет к себе и ведет горячее желание познавать и изучать, и мы находим прекрасным превосходить других на этом поприще. Напротив, ошибаться и заблуждаться, не знать, обманываться, как мы говорим, дурно и позорно» (Цицерон М.Т. Об обязанностях. // Цицерон М.Т. О старости. О дружбе. Об обязанностях. М.: Наука, 1993. 245 с. С. 62.).

Когда Истина, ипостасная Премудрость Божия, вочеловечилась, стремление к истине приводит человека к поклонению Христу.

Древние не видели противоречия между свободой и обязанностями. Напротив, воспринимали последние в качестве средства для достижения первой. Принцип самодержавия, основывающийся на всеобщности обязанностей, быстрее и удобнее всех ведет к свободе. И чем более душа человека проникнута идеалами самодержавия, тем непререкаемее внутренняя ее свобода.

Нынешний век видит синонимом самодержавия слово «произвол» по причине своего дремучего невежества. Ведь произвол — это беззаконие, тогда как самодержавие скорее следует понимать в качестве синонима слова «суверенитет» (т.е. «господство»), каковой осуществляется при посредстве закона. Понятно, что суверенитет — признаваемая другими самостоятельность, дееспособность, независимость, самодостаточность. Что здесь общего с несвободой?

Суверенное государство передает достоинство своей независимости каждому гражданину. И чем независимее государство, тем свободнее каждый его гражданин (хотя это, разумеется, далеко не единственное основание свободы личности).

Совершенная же независимость, парадоксальным образом неразрывная с необъятностью обязанностей и тяжестью ответственности, бывает только у самодержца, властные полномочия которого никем из людей не делегированы; он никому, кроме Бога, не подотчетен. Самодержец — символ и вторичный источник суверенитета возглавляемого им государства (первичным является Бог). Самодержец — символ истинной свободы человеческого рода, по чину — совершенный образ и подобие Бога, почему самодержцев во все времена столь люто ненавидят бесы. Отсюда закономерно некоторые святые отцы видели в земном самодержце того, кто «удерживает» мiр от тирании земного антихриста. Слава самодержца — это слава каждого гражданина. Равно его безчестие со стороны внешних сил — это безчестие каждого гражданина.

При так называемой демократии источником суверенитета вместо Бога объявляется народ. Если суверенитет — господство, какова степень господства каждого рядового гражданина? Не фикция ли это, не бесовская ли насмешка? Что такое механическая сумма этих разрозненных, разнонаправленных, неизвестно на чем основанных, господств?

В последнем случае господство расценивается в качестве привилегии, а не в качестве обязанности, и в этом — коренная ошибка, порождающая зависть обладателей меньших привилегий к обладателям привилегий больших. Если же воспринимать власть и господство как обязанность, такое понимание убивает зависть на корню. Самодержец призван делегировать не привилегии, а властные полномочия, обязанности. Так и Христос дал апостолам власть (над нечистыми духами), а не льготы, Сам показав в Себе пример служения ученикам.

Разделение власти на законодательную, исполнительную, судебную понятно при самодержавии, т.к. здесь оно носит функциональный характер, а высшим арбитром всех властей выступает их источник — самодержец. Но это же разделение абсурдно при так называемой демократии, потому что отсутствует реальный механизм воздействия фиктивного суверена — плебса — на фиктивно разделенные власти. Этим последним выгодно самим объединиться, разделив плебс на партии, чтобы безраздельно над ним господствовать, т.е. иными словами, осуществлять свой олигархический суверенитет. Таким образом, всюду восхваляемая «демократия» — всего лишь камуфляж, отбросив который, мы тотчас увидим череду олигархических режимов.

Если же выразителем народного единства выступает самодержец, ему не нужно разделять народ на партии и сеять в нем безконечные раздоры. Ему достаточно иметь в подчинении разделенные функционально власти.

На протяжении всей своей истории Россия была вынуждена противостоять соблазну западной государственной традиции, в которой древнее римское самодержавие подверглось ужасающей коррозии, исказившись в противоположность своего первообраза, став диавольским антисамодержавием.

При самодержцах Иоанне Грозном и Петре Великом властные полномочия были обязанностями, за недобросовестное к ним отношение летели головы больших начальников, и простой гражданин имел меньше оснований завидовать их полномочиям. Но когда западноевропейская государственная коррозия хлынула в Россию, все перевернулось с ног на голову. На место несения государева тягла было поставлено мерзкое языческое божество привилегий, вокруг которого началась дикая пляска с мордобоем, убийствами, растаптыванием славы Русского Царства. Страсть зависти стали отождествлять со стремлением к свободе и справедливости, а страсть гордости — с вершиной нравственного достоинства. Самодержавие пало сначала в умах и душах русских подданных, закономерным итогом чего стало ритуальное убийство поклонниками сатаны Августейшей Фамилии.

Поэтому путь к политическому самодержавию должен начаться не с выборов и не с соборов, а с воскресения в душах русских подданных самодержавного идеала, с восприятия власти не как привилегии, а как обязанности, как несения креста. Путь к политическому самодержавию — это не борьба за власть, а высочайшая степень покорности Божию промыслу, которая невозможна без горячей веры, без основательной надежды, без всепобеждающей любви.

Для осуществления указанной возможности современной России, всему Русскому мiру, с нравственной точки зрения, необходимы тяжелейшие испытания, каковые милосердный Господь и посылает для нашей пользы. Теперь многократно возрастает ответственность властей предержащих. Сам Запад выталкивает их на пути самодержавного строительства, на пути самодостаточности Русского мiра. Прежде во всем зависимые от Запада российские политики теперь становятся изгоями западного мiра, что уже дает им почувствовать вкус свободы, ее необъятные просторы, достоинство личной ответственности за судьбы мiра. Это несомненные ростки самодержавного сознания. Чем больше лично ответственных людей, тем больше самодержавных начал в нашей жизни. Принцип коллективной безответственности проваливается к себе домой — в преисподнюю. Потому что вторгающееся в нашу жизнь самодержавие — это строй ответственных за общую судьбу личностей, а не эгоистических завистливых индивидов.

На недавних окраинах Русского мiра, которые теперь становятся очагами русского воскресения, сначала в Крыму, а теперь — в Донбассе и на Луганщине, Божий промысл выдвигает ответственные личности, готовые не захватывать привилегии, но умирать за общее дело. Это вскоре повлечет огромной мощи переворот в сознании русского народа. Если всё пойдет должным образом, в недалеком будущем все захотят видеть во власти не зажравшихся чиновников, взирающих на сограждан сквозь тонированные стекла бронированных авто, а людей, готовых умирать за общее дело. Именно такие люди в свое время стояли у истоков римского самодержавия, ярчайшим представителем которых, конечно, выступает Юлий Цезарь.

В.В.Путин на него чем-то похож, пожалуй, даже внешне. Римское самодержавие воздвиглось вскоре после покорения вечно мятежной Галлии. Может быть, В.В.Путину уготовано Божиим промыслом замирить после вечно мятежного Кавказа и вечно мятежную Украйну, которая за годы господства в ней западных идеалов превратилась во всемiрный рассадник нечестия?

Во времена Цезаря галлы отличались крайним изуверством. Их «духовные» вожди — друиды — практиковали человеческие жертвоприношения. Как пишет в своей «Галльской войне» сам Цезарь, они сплетали из ивовых прутьев огромную человеческую фигуру, наполняли ее десятками живых людей и сжигали. Чем-то подобным занимаются нынешние украинские «друиды» — пастор-пятидесятник и сайентолог. В древности религиозный центр друидов был в Британии, теперь у нынешних украинских изуверов — в Ватикане. Недавнее ритуальное сожжение живых людей в одесском Доме профсоюзов, потом — в мариупольском УВД, а главное — ликование по этому поводу первых лиц киевского режима, выдает с головой их сатанинскую сущность.

Безстрашного полководца Цезаря любили как армия, так и простой народ. Он ценил жизнь каждого солдата, а в годы Гражданской войны делал все для того, чтобы сохранить жизни военнослужащих из враждебного лагеря. Утвердив новый государственный порядок в покоренной Галлии, Цезарь увидел его преимущество перед безконечной грызней за власть и деньги среди римских олигархов. Он перешел Рубикон, чтобы вступить с ними в противоборство. Таким Рубиконом для Путина стал Крым.

Донбасс восстал против олигархо-фашистского киевского режима. В действительности, фашизм, националистический (как в Германии 30-40-х годов прошлого века) или либеральный (как в современных США и ЕС), наиболее соответствует олигархическому строю, т.к. в основе того и другого — крайний индивидуализм, от которого и умерла древняя Римская республика («общее дело»). Но то же общее дело восстало в обновленной форме самодержавного строя.

Таким образом, на современную повестку дня выходит противостояние нарождающегося русского самодержавия с олигархо-фашистскими режимами, приверженцев которых, разумеется, немало в современной России. Это потребует колоссального напряжения духовных сил русского народа, быстрого роста его самосознания, стремительного становления ответственных личностей на место безответственных индивидов, из которых вербуются представители власти олигархо-фашистского интернационала.

После Крыма, поэтому, с особой остротой встает вопрос о третей составляющей патриотической триады, т.е. о «народности».

3.     Народность.

Принцип народности понимается современностью как имеющий отношение к демократии, к власти тех, кого раньше называли простонародьем, простолюдинами, плебсом, а сейчас возомнившие себя гегемоном либерал-фашисты именуют «быдлом». Самодержавной государственной традиции это несвойственно. Самодержец и его окружение, как и церковная иерархия, не противостоят народу, но являются его неотъемлемыми, органическими частями, призванными объединять, а не разделять.

Современность унизила народ до уровня электората, избирателей, чье участие в политике ограничивается лишь поданием почти ничего не решающего голоса. Современная изолгавшаяся демократия не воспринимает народ как нечто целое — подобная целостность ее пугает. Ей нужны разрозненные, легко внушаемые индивиды, поле для самых вычурных политических манипуляций.

Если народ — нечто целое, некая общность, имеет смысл говорить об ее основаниях. В глубокой древности главным основанием была общность происхождения, идея рода, откуда и соответствующие слова — русское «на-род», латинское — «natio» (от глагола «nascor» — «рожаю»). Однако впоследствии выступили на первый план иные основания единства — религия, гражданственность, культура.

Поэтому те, что видят основание единства народа лишь в кровном родстве, отстали от жизни на пару тысячелетий. Отсюда закономерна их тяга к самым примитивным формам язычества. Они сделали из идеи кровного родства идола и готовы приносить ему в жертву все другие, куда более важные основания, национальной общности.

О религиозном начале народного единства хорошо сказано отцом церковной истории Евсевием Памфилом, жившем в IV веке: «…появился, по неизреченному предопределению времени, воистину новый народ, не малый, не слабый и осевший не в каком-то уголке земли, но из всех народов самый многочисленный и благочестивый, неистребимый и непобедимый, ибо Бог всегда подает ему помощь. Народ этот у всех почтен именем, происходящим от имени Христа. Один из пророков, пораженный при виде Его и провидевший будущее оком Духа Божия, восклицает: «Кто слышал такое, кто говорил так? Земля один день была в родовых муках, и сразу родился народ». Он же намекает и на будущее его имя: «Слуги Мои будут называться новым именем, которое благословится по всей земле».» (Евсевий Памфил. Церковная история. М.: Издание Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, 1993. 446 с. С. 23.)

Становлению описанного здесь нового народа способствовало существование Римской империи, а с Равноапостольного Константина Великого — власть Божиих помазанников. Вселенская Православная Церковь стала душой империи.

Далее происходит трансформация понятия «римлянин». В начале Римской государственности им обозначалось гражданство. Теперь же к нему добавилось отношение к религии — православию. Таким образом, слово «римлянин» («ромэй») стало обозначать: «гражданин Римской империи православно-кафолического вероисповедания». Слова, обозначавшие происхождение (что сейчас называют национальностью), отошли на второй план, зачастую приобретя даже негативный смысловой оттенок: например, слово «эллин» стало, в части своего значения, синонимом язычника.

Такое, появившееся на свет в результате синтеза, на основе гражданства и религиозной принадлежности, понимание слова «народ» было унаследовано Россией. И слово «русский» стало звучать как в древности «римлянин». Отсюда — принятие православия обозначалось не вполне вразумительным для современного слуха выражением: «стать русским».

В основании подлинных, долговечных общностей всегда лежит свободное волеизъявление. Это понимали созидатели Русского государства и не пытались (по примеру папистов) обращать силой в свою веру. Ведь истина достаточно сильна, чтобы господствовать в силу своих внутренних оснований, не прибегая к внешнему насилию. Такая, не особо широко декларируемая, но неизменно осуществлявшаяся на практике, политика привлекла к России сердца самых разных народов, как влечет к себе в знойный полдень тень роскошного дерева. Элиты присоединявшихся к России народов не истреблялись, но входили в общерусскую элиту. Татарские мурзы и немецкие бароны делались русскими верноподданными, чтобы впоследствии в значительной своей массе путем свободного волеизъявления принять святое православие и русскую культуру, т.е. обрусеть.

Это было продолжением древнеримской национальной политики. Что побуждало в I веке представителей разных народов обширнейшей Римской империи воздвигать статуи Октавиану Августу, наследнику власти Цезаря? Чувство благодарности за мир и благоденствие. Те же самые чувства побуждали русских подданных различного происхождения молиться за Божия Помазанника.

Это живое чувство благодарности к началу ХХ века деградировало в результате привития русским подданным западных, откровенно враждебных православию и самодержавию, «ценностей».

Именно поэтому инстинкт самосохранения русского народа выводит на повестку дня отстаивание и всемерное развитие русского культурного суверенитета. Указанную тему обозначил В.В.Путин в своей знаменитой Валдайской речи (19 сентября 2013 г.): «…Наше движение вперёд невозможно без духовного, культурного, национального самоопределения, иначе мы не сможем противостоять внешним и внутренним вызовам, не сможем добиться успеха в условиях глобальной конкуренции».

Вполне закономерно эти слова были взяты в качестве эпиграфа разработанным Министерством культуры РФ проектом «Основ государственной культурной политики». Во 2-й его главе присутствует важный тезис: «Культура — это главное, чем данная общность отличается от иных».

Здесь, по сути, русская культура (именно о ней в документе идет речь) выводится в качестве основы гражданского единства. Не стоит вероисповедание выставлять началом, способным объединить всех граждан России. И об этом хорошо сказал В.В.Путин в той же Валдайской речи: «идентификация исключительно через этнос, религию в крупнейшем государстве с полиэтническим составом населения, безусловно, невозможна. Формирование именно гражданской идентичности на основе общих ценностей, патриотического сознания, гражданской ответственности и солидарности, уважения к закону, сопричастности к судьбе Родины без потери связи со своими этническими, религиозными корнями — необходимое условие сохранения единства страны».

Вера находится в самой сердцевине существа человека, гражданственность и культура — ее производные, они на периферии, их легче понять и принять. Они — законные средства единения. Как Бог невидим в этом мiре, однако присутствует в нем, так и религия, будучи зиждительной силой культуры, открывается через нее по мере готовности тех, кто готов ей внимать. Поэтому средством единения России призвана стать русская культура.

Однако вернемся к собственно принципу народности. Нам кажется, что, применительно к современности, его следует толковать в трех смыслах.

В первом его носителями будут русские (по культуре) и православные (по вероисповеданию) люди, в основном граждане РФ, хотя их немало и по всему белому свету.

Во втором это будут православные (по вероисповеданию), однако с размытой культурной идентичностью люди, в основном граждане современных Украины и Белоруссии (которым с разной степенью успеха последние десятилетия внушалась мысль их принципиальной отличности от великороссов).

В третьем это будут люди русской культуры, индифферентные к религии (следовательно, воспринявшие русскую культуру в известной степени поверхностно), либо иноверцы.

Очевидно, что для единения всех трех указанных категорий необходимо всемерное развитие русской культуры с открытием ее глубинных пластов. Ведь почему Крым легко воссоединил свое гражданство с Россией, а Киевской, например, области сделать это будет гораздо сложней? Потому что в Крыму преобладала русская культурная идентичность, а в Киевской области сильно русофобское начало. Для его преодоления необходимо время, неослабевающие усилия, а главное — Божия помощь.

Нам кажется, для восстановления прежнего единства трех основных искусственно разделенных ветвей русского народа, было бы полезным воссоздание дореволюционной русской орфографии, которая более соответствует особенностям малорусского и белорусского наречий и одновременно более соответствует этимологическому принципу русского письма.

4.     Системный синтез.

Здесь речь пойдет о синтезе трех выше очерченных принципов, трех понятийных систем, которые должны предстать в неразрывном, органическом единстве. Так, начало православия призвано быть проникнутым принципами самодержавия и народности; начало самодержавия — принципами православия и народности; начало народности — принципами православия и самодержавия.

Что дает православию принцип самодержавия (иными словами, как мы прежде указывали, суверенитета)? Свободу от посягательств внешних, враждебных ему сил в виде различных наднациональных структур, вроде «Всемiрного совета церквей», а наипаче, всепроникающего папизма. Если же быть конкретнее, соработничество Русской Православной Церкви с воскресающим русским политическим самодержавием сделает ее независимой от каких бы то ни было других политических структур, относящихся к православию вполне враждебно. Это возродит церковно-государственную симфонию, о которой, как об идеале, сказано, между прочим, в официальном документе, принятом Поместным Собором Русской Православной Церкви в 2000 г. — «Основах социальной концепции». Об идеале симфонии здесь сказано: «Суть ее составляет обоюдное сотрудничество, взаимная поддержка и взаимная ответственность, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой. Епископ подчиняется государственной власти как подданный, а не потому, что епископская власть его исходит от представителя государственной власти. Точно так же и представитель государственной власти повинуется епископу как член Церкви, ищущий в ней спасения, а не потому, что власть его происходит от власти епископа. Государство при симфонических отношениях с Церковью ищет у нее духовной поддержки, ищет молитвы за себя и благословения на деятельность, направленную на достижение целей, служащих благополучию граждан, а Церковь получает от государства помощь в создании условий, благоприятных для проповеди и для духовного окормления своих чад, являющихся одновременно гражданами государства.»

Что дает православию принцип народности? То же, что и во времена Римской (или, как принято называть ее с XVIII века, Византийской) империи, т.е. общее культурное пространство, как объединяющее начало.

Почему в канонических частях Русской Православной Церкви (в частности, на Украине, в Белоруссии, Молдавии) в последние годы поощрялась русофобия, это вопиющее хамство в отношении материнской Церкви? Потому что там подняла голову ересь филетизма. Принцип русской народности способен уврачевать эту болезнь.

Что дает самодержавию принцип православия? Прежде всего, благодатные основы власти. Без православия самодержавие неминуемо выродится в гордостный абсолютизм, это уродливое порождение западной цивилизации. Самодержавие просто не может существовать без православия.

Об этом хорошо сказал выдающий русский правовед М.В.Зызыкин: «…власть самодержавного монарха есть власть, выросшая из Церкви, из церковного идеала, органически с Церковью и по идее, и по установлению связанная и этим принципом ограниченная… В самодержавии монархическое начало есть выражение того нравственного начала православия — смирения перед промыслом Божиим, указующим носителя власти и подвига, которому народное мiросозерцание усвояет значение верховного принципа жизни. Только власть монарха, как выражение силы этого самодовлеющего нравственного подвига, является верховной. Эта монархическая власть — не власть сословного феодального монарха, основанная на его привилегии, а власть подвижника Церкви, основанная на воплощении народной веры, народного идеала; через это власть его становится властью самого нравственного идеала в жизни, который не может быть и понят без проникновение в учение православия о смирении и стяжании благодати через самоотречение и жертвенность подвига жизни». (Зызыкин М.В. Царская власть и закон о престолонаследии в России. // Зызыкин М.В. Царская власть в России. М., 2004. — 624 с. С. 33.)

Начало православия наполняет принцип самодержавия высшим смыслом, делает его носителем всемiрно-исторической миссии, служит его высшим оправданием.

Что дает самодержавию принцип народности? Двойное преимущество. Во-первых, монарх мыслится не как внешняя по отношению к народу сила, а как его составная часть. Поэтому нет никакой необходимости дробить народ на партии, т.к. всякому ясно: дом, разделившийся сам в себе, не устоит. Принцип народности, важнейшим инструментом которого призвана стать русская культура, будет обезпечивать органическое единство государственного тела.

Что дает народности принцип православия? Самое важное — божественную благодать. И далее — высший смысл существования, крепость нравственных устоев, живительный стержень национальной культуры, широту кругозора (если он превалирует над принципом народности, а не наоборот, т.к. в последнем случае рождается ересь филетизма).

Что дает народности принцип самодержавия? Суверенитет, подлинную свободу как народа в целом, так и каждой отдельной личности; делает крепким, монолитным национальное государство; дает возможность осуществления культурной экспансии в глобальных масштабах.

Заключение

Ясно, что реализация системного синтеза принципов патриотической триады в современных условиях сделает Россию духовным лидером современного мiра. Русская культура гармоничней и привлекательней мультикультурного американского пойла. Русское православие легко привлечет к себе лучшие сердца людей западного постхристианского мiра. Мусульманским народам будет приятнее взирать на православного самодержца, нежели на имитирующих суверенитет креатур подпольного масонского интернационала.

Однако для осуществления указанного синтеза необходим подвиг русского народа, личный подвиг, по возможности, каждого человека Русского мiра, и конечно, как ответ на указанные начинания — всемощная божественная помощь.

Самодержавие не может упасть, так сказать, с неба, его нужно заслужить и вымолить. Оно может вырасти как система систем, как живой организм взамен утомивших уже человечество механистических структур лжедемократий. Для этого необходимо осознанное и настойчивое привитие: 1) православию — начал самодержавия и русской культуры; 2) современной российской власти — начал православия и русской культуры; 3) до сих пор разделенному русскому народу — начал православия и самодержавия, что сделает его самым привлекательным народом на Земле и обеспечит победу русской культуры в глобальном масштабе.

Священник Сергий Карамышев, публицист, Рыбинск

Источник