О русской истории и русском счастье
Алексей Сокольский

О русской истории и русском счастье

К 255-летию со дня рождения Н. Карамзина

12 декабря 2021 г. исполнилось 255 лет с того дня, когда родился великий русский историк Николай Михайлович Карамзин (1766-1826). Именно о нем и его главном труде Александр Сергеевич Пушкин написал: «Все, даже светские женщины, бросились читать историю своего Отечества, дотоле им неизвестную. Она была для них новым открытием. Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка — Колумбом. Несколько времени нигде ни о чем ином не говорили».

Удивительно, но образованные круги Российской Империи, после столетнего оболванивания в европейском стиле в XVIII веке, забыли свою историю, преклонивши колени и, что страшнее, умы и души перед «просвещенным» Западом. Сам русский язык подвергся зверской порче и его пришлось восстанавливать в XIX столетии.

До Карамзина, конечно, были попытки создать более или менее полную историю России, основываясь на данных русских летописных сводов. Кое-какого успеха добился В.Н. Татищев (1686-1750), государственный муж и историк. Но его «История Российская» не приобрела по разным причинам популярности.

Николай Карамзин совершил прорыв в общественном сознании. Его как раз и зафиксировал Пушкин. «Историю государства Российского» отличали и хороший подбор сведений и добротный литературный язык. Ее просто читать было интересно.

В 1818 году в продажу поступили начальные книги «Истории» Карамзина. В течение месяца трехтысячный тираж разлетелся, как свежие пироги. Надо учесть, что по тому времени книги стоили дорого, а 3 тысячи – это серьезный и большой выпуск.

Безусловно, считать строго научной «Историю» Н.М. Карамзина невозможно. Это и историческая, и литературная работа. Чтобы оживить текст автор иногда вкладывал свои мысли в уста исторических персонажей. Но это совершенно не умаляет заслуги Карамзина.

Николай Васильевич Гоголь так оценил труды Николая Михайловича: «Карамзин представляет, точно, явление необыкновенное. Вот о ком из наших писателей можно сказать, что он весь исполнил долг, ничего не зарыл в землю и на данные ему пять талантов истинно принес другие пять. Карамзин первый показал, что писатель может быть у нас независим и почтен всеми равно, как именитейший гражданин в государстве. Он первый возвестил торжественно, что писателя не может стеснить цензура, и если уже он исполнился чистейшим желанием блага в такой мере, что желанье это, занявши всю его душу, стало его плотью и пищей, тогда никакая цензура для него не строга, и ему везде просторно».

Примечательно, что при кризисе и падении советской системы (1985-1991), из искусственно созданного небытия, прежде всего, в «толстых» журналах поднялся Карамзин со своей«Историей». И он, как бы и во второй заход, вернул русскую историю русским людям.

Слова Карамзина показывают, почему его «История» оказывалась такой нужной в России, когда приходилось возвращаться на свою историческую дорогу после блуждания по чужим тропам: «Мы одно любим, одного желаем: любим Отечество; желаем ему благоденствия еще более, нежели славы; желаем, да не изменится никогда твердое основание нашего величия».

Кстати, у Николая Михайловича, кроме «Истории» и чисто художественных произведений, есть и важные публицистические вещи. Из его «Писем русского путешественника» мы узнаем, что подвигло автора пересмотреть свои взгляды на счет Европы, и из русского «всееверопейца» превратиться в русского человека. Почитаем немного о Париже, куда очень стремился цвет молодого русского дворянства: «Здесь гуляет уже не народ, как в полях Елисейских, а так называемыя лучшая люди, кавалеры и дамы, с которых пудра и румяна сыплются на землю…

Останьтесь же здесь, есть ли не хотите переменить своего мнения; пошедши далее, увидите… тесныя улицы, оскорбительное смешение богатства с нищетою; подле блестящей лавки ювелира кучу гнилых яблок и сельдей; везде грязь и даже кровь, текущую ручьями из мясных рядов – зажмете нос и закроете глаза.

Картина пышного города затмится в ваших мыслях, и вам покажется, что из всех городов на свете через подземельные трубы сливается в Париж нечистота и гадость… Одним словом, что шаг, то новая атмосфера, то новые предметы роскоши или самой отвратительной нечистоты – так, что вы должны будете назвать Париж самым великолепным и самым гадким, самым благовонным и самым вонючим городом. Улицы все без исключения узки и темны от огромности домов; славная Сент-Оноре всех длиннее, всех шумнее и всех грязнее. Горе бедным пешеходцам, а особливо, когда идет дождь! Вам надобно или месить грязь на средине улицы, или вода, льющаяся с кровель через дельфины, не оставит на вас сухой нитки.

Карета здесь необходима, по крайней мере, для нас, иностранцев: а французы умеют чудесным образом ходить по грязи не грязнясь, мастерски прыгают с камня на камень и прячутся в лавки от скачущих карет».

Да, это только лишь быт, но форма проявляет внутреннее содержание. И все это Карамзину оказалось пренеприятным.

Впрочем, от Карамзина не отошел далеко и его старший современник Денис Фонвизин (1745-1792), автор сатирических пьес о жизни России того времени. Он тоже изволил путешествовать «по европам». И как ему понравилась, скажем, Италия? Процитируем: «Не понимаю, за что хвалят венецианское правление, когда на земле плодоноснейшей народ терпит голод. Мы в жизни нашей не только не едали, даже и не видали такого мерзкого хлеба, какой ели в Вероне и какой здесь все знатнейшие люди едят. Причиною тому алчность правителей. В домах печь хлебы запрещено, а хлебники платят полиции за позволение мешать сносную муку с прескверною, не говоря уже о том, что печь хлебы не смыслят.

Всего досаднее то, что на сие злоупотребление никому и роптать нельзя, потому что малейшее негодование на правительство венецианское наказывается очень строго. Верона город многолюдный и, как все итальянские города, не провонялый, но прокислый. Везде пахнет прокислой капустой.

С непривычки я много мучился, удерживаясь от рвоты. Вонь происходит от гнилого винограда, который держат в погребах; а погреба у всякого дома на улицу и окна отворены<…>

В комнате, которую нам отвели и коя была лучшая, такая грязь и мерзость, какой, конечно, у моего Скотинина в хлевах никогда не бывает. <...>

Ни плодороднее страны, ни голоднее народа я не знаю. Италия доказывает, что в дурном правлении, при всем изобилии плодов земных, можно быть прежалкими нищими».

Умные русские, проездившись по Германии, Франции, Италии и т.д., невольно становились патриотами.

Патриотизм легко вырастает там, где люди начинают думать. И, возвращаясь, к Карамзину, отмечу только одно, — он велик, прежде всего, потому, что и заставляет делать это.

Читайте Карамзина, друзья! Любите Россию! И не потеряйте это счастье, дарованное нам Богом!