Военкор Юрий Котенок: "Обязательно вернусь в тот храм, где был ранен"
Марат Лашкин

Военкор Юрий Котенок: "Обязательно вернусь в тот храм, где был ранен"

Российский военный корреспондентЮрий КотенокзаявилФАН, что готов вернуться в чуть не ставший роковым день, когда в Нагорном Карабахе он попал под обстрел с азербайджанской стороны.

Известный журналист, проработавший немало времени в Федеральном агентстве новостей, в эксклюзивном интервью рассказал все подробности событий 8 октября в городе Шуши. Котенок назвал тех, кто практически вытащил его с того света, и выразил свое отношение к совместному заявлению лидеров трех стран, положившему конец боевым действиям.

В соборе Святого Христа Всеспасителя

«Мы поехали туда освещать боевые действия»


— Юра, давай с самого начала. Как, в каком качестве и почему ты отправился в Нагорный Карабах?

— Желание поехать в Карабах сформировалось у меня давным-давно. Но поскольку это — пожалуй, самый протяженный военный конфликт из всех на постсоветском пространстве, все время получалось так, что мы с друзьями откладывали эту поездку.

У меня есть достаточно много знакомых, которые принимали участие в боевых действиях во время первого конфликта в Карабахе на стороне Армении, которые участвовали в освобождении Арцаха. И вот мы все собирались и собирались…

— И в итоге все же собрались?

— В конце концов, когда началась вторая война, такое решение оформилось: я созрел до поездки и связался со своими товарищами. С одним из них,Левоном Арзановым, участником Первой карабахской войны, в начале октября мы выдвинулись в Армению, где нас встретили волонтеры. Мы направлялись в Арцах с одной задачей — освещать боевые действия, фактическое нападение Азербайджана. Мы собирались быть на армянской стороне — по мотивам своей совести, скажем так.

Я поехал туда в качестве журналиста от издания «Сегодня.ру». Но командировка оказалась очень скоротечной. По прибытии в Карабах, буквально через несколько часов, я снял удар по мосту в Бердзоре/Лачыне, который нанесла израильским управляемым боеприпасом азербайджанская сторона, частично разрушив его.

— Что было дальше?

— После этого мы выдвинулись в Степанакерт, где должны были получить средства защиты и продолжить свою деятельность. По дороге туда узнали, что обстрелян собор Святого Христа Всеспасителя в городе Шуши, и решили заехать, чтобы зафиксировать это. Там как раз люди только стали выходить из своих убежищ, из укрытий после первого удара по храму. Все они —гражданские, никаких военных тогда не было в округе, это я совершенно ответственно заявляю!

Настоятель храма отецАндрейнас предупредил: «Будьте осторожны, потому что здесь кружит беспилотник». Кстати, мы обратили внимание, что во всем Арцахе стояла пасмурная погода, а как раз над тем местом было такое синее безоблачное небо — ну просто идеальная атмосфера для применения беспилотных аппаратов.

Мы зашли в этот разрушенный храм втроем: я, Арзанов и сопровождавший нас волонтерГрант Баладьян, тоже абсолютно гражданский человек. Мы снимали последствия удара — разрушения, посеченные иконы… Я там успел записать стендап. Мы разошлись буквально на несколько метров друг от друга, и тут Грант крикнул: «Что-то свистит!» Он услышал свист, а я — нет.

— Какой-то снаряд летел?

— По нам применили управляемый боеприпас: его аккуратно «завели» в одно из отверстий от первого обстрела и привели его в действие уже внутри собора. Снаряд разорвался рядом со мной, где-то в двух метрах, и я отлетел в сторону метра на четыре примерно.

Когда открыл глаза, увидел, что лежу рядом с Левоном. Это, кстати, тоже во многом спасло мне жизнь, потому что он сразу крикнул: «Живой?!» Я там что-то пробулькал в ответ, и он сумел подняться и побежал за помощью.

Сознания я не терял, но был завален кирпичами со стен и крыши и скамейками. Попытался подняться и не смог, потому что был весь поражен осколками. Увидел, что поражены обе руки, увидел свои кости, разорванное мясо. Естественно, капала кровь…

Я стал приходить в себя, и такая страшная боль меня пронзила!.. В общем, это было, конечно, шоковое состояние.

Транспортировка Юрия Котенка

«Я умирал в этой машине»

— Помощь быстро подоспела?

— Буквально через минуту-другую прибежали люди и начали вытаскивать меня из-под завалов. Я достаточно плотный человек, то есть меня выносили несколько людей. Вообще, карабахцы — ребята небольшие, маленькие, жилистые. Они меня вынесли во двор. Потом я видел те кадры — сознания-то я не терял: струйка крови по всему двору… Крови я тогда много потерял.

В общем, меня вынесли, загрузили в машину, и дьяконСамвелиз этого собора повез меня в больницу в Степанакерт. Это были самые страшные минуты в моей жизни, прямо вот без прикрас, без преувеличения, потому что я умирал в той машине. Я молился, буквально кричал, как-то пытался не «отойти», потому что страшная боль шла по всему телу.

Но мне повезло, потому что эти десять километров мы просто пролетели. Самвел очень торопился, обгонял «скорые», тоже молился вместе со мной и все время говорил: «Давай не отключайся, не отключайся, держись!» Он поддерживал меня как мог.

— А почему поехали в Степанакерт?

— Потому что больница в Шуши уже была раздолбана просто в хлам! Мы добрались до столицы НКР, там госпиталь в подвальном помещении тогда был. И мне снова очень повезло: в это время в Степанакерте находился один из крутых специалистов, торакальный хирург Института имени СклифосовскогоШаген Даниелян. Он сам — выходец из Карабаха, из тех мест, и просто отправился туда добровольцем, посчитав нужным спасать людей.

Даниелян, конечно, все сделал профессионально, вытащил меня с того света. У меня в грудной полости рядом с легким — один осколок задел его — скопилось очень много крови. Там было примерно 3,5 литра, и хирург откачал ее и влил мне снова. Ну и еще он вытащил кучу осколков: где-то около десяти было всего в спине, в руках, в ноге… Вот только в сердце осколки остались, небольшие совсем, и они должны капсулироваться. С ними тоже можно жить.

Сейчас уже все зарубцевалось, кроме ноги, потому что это было самое тяжелое ранение.

— Тебя прооперировали в Степанакерте, а дальше, насколько я знаю, повезли в Ереван?

— Да, меня потом вывезли к границе, и оттуда на вертолете из Гориса переправили в ереванскую клинику Эребуни, где поместили в реанимацию и тоже спасали жизнь. Я глубоко благодарен всем врачам, всему медперсоналу, всем сестрам, санитаркам, потому что они действительно меня выхаживали, и очень теплое было отношение.

Так странно звучит, и я не люблю вот этого пафоса, но в Армении на какое-то время я стал героем, потому что все знали обо мне, очень много людей справлялось о моем здоровье, приходило много посетителей. Все это, конечно, помогало. Приходили люди из российского посольства, военкор «Комсомолки»Саша Коцприезжал. Он, к слову,привезтот самый осколок, который вытащили из моей ноги. Такой достаточно большой, шириной почти как пачка сигарет.

Тот самый осколок

«Алиев стал отнекиваться: «Это не мы!»


— Ого!

— В общем, меня спасли, и потом начался длительный процесс восстановления в ереванской больнице, причем все расходы взяла на себя армянская сторона — это очень благородно.

Кстати, хочу сказать, что уровень медицины там — на высоком уровне. Та клиника оснащена новейшим медицинским оборудованием, врачи — высокой квалификации. Такая вещь: врачи чуть ли не сами делают перевязки, ведут заболевших, отслеживают весь процесс излечения, достаточно щепетильно ко всему относятся.

Само восстановление, то есть процедура выхаживания раненых, поставлена там на поток. Я видел ситуацию: в реанимацию привозили ну очень тяжелых ребят, но уже через двое суток их сажали, и они начинали делать первые шаги. Потом их переводили в другие палаты на восстановление, и там уже родня за дело принималась, выхаживала их.

— Тот самый беспилотник работал только как видеокамера, то есть показывал, куда надо бить? Как они могли попасть прям точнехонько в то отверстие?

— Не только. Примерно так: где-то сидел оператор и управлял через джойстик этим аппаратом. Это на самом деле барражирующий управляемый боеприпас, который может залетать в отверстия диаметром меньше метра.

— То есть там не ракета прилетела, а он сам взорвался?

— Ну да. Его подорвали по команде, и все это происходило в ручном режиме. По нам били прицельно — по всей видимости, засекли адреса наших телефонов, которые сначала были отключены, а потом мы перевели их в авиарежим. В общем, они били исключительно по российским номерам.

Это, кстати, показательный акт. Я знаю, что уже через сутки президент РоссииВладимир Путинсвязывался сНиколом ПашиняномиИльхамом Алиевым, когда начался переговорный процесс, и этот факт удара по гражданскому объекту с российскими гражданами звучал в переговорах глав государств. На что Алиев уже тогда стал отнекиваться и сказал, что «это не мы».

— А кто еще мог быть, спрашивается?

— Ну, формально, я думаю, Алиев мог и не соврать. Потому что это турки, скорее всего, сидели и управляли. Но учитывая лозунг «Два государства — один народ», все это, конечно, выглядит откровенным лицемерием.

То же самое было повторено господином Алиевым в беседе с иностранной журналисткой через несколько дней. Там он тоже фактически снимал с себя ответственность, вернее попытался снять, что это не азербайджанцы и что он ничего не знает.

Хочу напомнить, что я общался с директором департамента Human Rights Watch по Европе и Центральной АзииХью Уильямсоном, который приехал ко мне в больницу в Ереван, опросил меня, и я передал ему фотографии своих ран.

И вот уже в середине декабря вышло расследование Human Rights Watch, где были приведены случаи неизбирательного удара Азербайджана, — а точнее, избирательного — по гражданским социальным объектам и по мирному населению в Карабахе. Эти факты имеют место быть, и двойной удар по храму в Шуши был приведен в качестве подобного примера.

В расследовании приведены мои слова, как я попал под этот обстрел, и, по классификации Human Rights Watch, это военное преступление, которое должно быть расследовано.

— Военное преступление против гражданских лиц?

— Да. Это правильная классификация, потому что у нас не было оружия, мы не были комбатантами, что совершенно очевидно, и в моих руках был обычный телефон. Он тоже, кстати, удивительным образом выжил. И я повторюсь: рядом не было людей с оружием. Город Шуши находился под постоянным обстрелом, и все его жители прятались кто как мог.

Вообще, такая охота на людей, то есть на расстоянии, — это очень удобный вид войны, который сейчас пытаются практиковать ведущие страны мира. И вот я стал ее жертвой. Ну, не жертвой, конечно, — чудом выжил. С помощью только высших сил, потому что по всем параметрам все могло закончиться трагически. Из нас троих я получил там самые тяжелые ранения.

В больнице я встречался с бойцами армянской армии, которые тоже попадали под удары беспилотников, и в случаях, аналогичных моему, было очень много погибших. Те же ребята, которые оставались в живых, имели тяжелейшие ранения, с поражением различных органов.

Юрий Котенок с армянскими медиками

«Все мы сильны задним умом»


— Я, когда узнал об этой новости и увидел то видео из храма, сразу же задался вопросом: почему у вас не было защиты? Но ты сказал ранее, что вы как раз ехали, чтобы взять бронежилеты.

— Именно так, потому что такие условия были у нашей командировки. Сейчас-то, естественно, я понимаю, что, наверное, был допущен просчет: возможно, нужно было экипироваться еще как минимум в Ереване, а максимум — уже лететь из Москвы, с бронежилетом по крайней мере.

Но, как говорится, все мы сильны задним умом. Условия командировки были вот такими… Кстати, на этом опыте надо учиться всем, потому что времени на раскачку уже нет. В этих войнах новой интенсивности, когда применяют все средства, в том числе по мирному населению, нет времени на какую-то адаптацию, на привыкание к условиям боевых действий. Это касается и журналистов: они сразу же попадают под этот молот. Вот в чем проблема.

Тем не менее, в храме я все равно не был бы в каске, так как я верующий. Мы были в кепках, зашли в храм и сняли их.

— Но бронежилеты хотя бы были?

— «Броники» были бы. Но опять же, мы только ехали за ними.

— Ты тот самый осколок на память сохранишь?

— Конечно! У меня это уже не первый «сувенир войны». Есть, например, пуля, которая воткнулась в меня и каким-то образом отскочила в Осетии в 2008 году. Еще есть осколок с той же войны, который прилетел прямо к моим ногам, но сразу я не смог его взять, потому что обжегся. Потом все-таки забрал. Это когда мы попали под огонь грузинской артиллерии под Цхинвалом 11 августа 2008-го.

Но осколок из Шуши будет, наверное, на особом месте, потому что он фактически разрезал мою ногу напополам.

— Как говорят: это второй день рождения? Считаешь так?

— Совершенно точно. 8 октября — мой второй день рождения. Потому что все события в моей жизни, тяжелые или даже трагические, которые были до этого момента, можно считать детским лепетом по сравнению с этим. Определенно, это самое серьезное испытание.

Хочу добавить, почему так затянулось мое пребывание в Ереване. Когда я там лечился, то переболел еще и коронавирусом в тяжелой форме, с двусторонней пневмонией. Две недели было просто очень тяжело, а одна так вообще оказалась для меня критической: скачки температуры с пребыванием в разных состояниях. Это был такой тяжелый моральный удар, прям врагу не пожелаю!

— А ты до этого верил в то, что новая коронавирусная инфекция — не чьи-то выдумки?

— До того самого момента я относился, можно сказать, к скептикам «короны», считая, что это обычный грипп и масштабы раздуты. Но вот что хочу сказать, ребята! По симптомам это да, очень тяжелая штука, особенно при ослабленном организме. Если б я был в нормальном состоянии, то возможно, перенес бы все на ногах, как и большинство здоровых людей, без особых осложнений. Но здесь в какой-то момент было очень тяжело дышать, а потом пошли осложнения на носоглотку.

— Обоняние терял?

— Нет, что удивительно! Это все индивидуально, наверное. Ни на грамм не терял обоняние! Может быть, в какой-то момент на несколько дней оно чуть-чуть притупилось, но полностью не терял: ощущал и запахи, и вкус.

Юрий Котенок за несколько секунд до ранения

«Это же моя работа!»


— Да уж, сложная у тебя была ситуация, ввиду ранений и «короны». Ну, получается, организм у тебя сильный, как и иммунитет.

— Ну, какой есть(смеется). Я не считал себя слабаком. Тут просто какая возникла проблема: на время лечения коронавируса медики использовали препараты, так сказать, для купирования пневмонии, для лечения: капельницы и все такое. И это отсрочило заживление раны на ноге.

А, вообще, конечно же, я считаю, что справился, потому что получил очень тяжелое ранение. Меня вытащили, можно сказать, благодаря организму.

— Сейчас ты постепенно придешь в себя, возвращаешься к нормальной жизни. Но если предложат, предположим, еще раз туда съездить, что ответишь?

— Во-первых, я поставил перед собой задачу: мне нужно быть в Арцахе и нормально там поработать. Как минимум в той части, которая осталась под контролем и наших миротворцев, и армянской стороны. И, конечно, хочу побывать в том месте, где я на тоненький волосок прошел от гибели. Но не знаю, получится ли, так как оно сейчас под контролем Азербайджана, и понятно: это проблема.

Но я обязательно поеду — это же моя работа! Я поеду и в другие места конфликтов. В тот же Донбасс, который для меня тоже родной, потому что в Донецке родилась моя мама, там у меня много друзей.

Второе: я вот анализирую, что произошло. Если бы была возможность перемотать обратно, я все равно поехал бы туда и вошел в тот храм. Другое дело — меры безопасности. Сейчас, задним умом, ты оцениваешь: что-то, возможно, немного сделал бы по-другому. Но мотивация, поддержка, да и сама логика моих действий не изменились бы. Это такая работа. Я работаю так почти 30 лет, и что должно меняться? Это тяжелая работа — в том числе, и попадать под огонь.

— Ты же не в первый уже раз попал под обстрел.

— Да, меня обстреливали и в Чечне, и в Осетии, и в Сирии, где, к слову, я был один раз в достаточно сложной ситуации. Поэтому тут ничего нового.

Только хочу всем своим коллегам-военкорам пожелать максимальной осторожности, здоровья и чтобы их материалы и репортажи не заканчивались жертвами, чтоб не было раненых и убитых. Это очень важно!

— В ноябре Путин, Пашинян и Алиев выпустили совместное заявление о полном прекращении огня и всех военных действий в зоне конфликта. Что думаешь по этому поводу? Кто выиграл, кто проиграл? Может, действительно, оно давно назревало, или все-таки Армения пошла на серьезные уступки?

— Очень сложный вопрос. На самом деле, ситуация следующая. Армения не пошла на уступки, она фактически проиграла войну — это нужно просто признать. Утверждать обратное? Ну, факты опровергают иное.

А Азербайджан сейчас, конечно, чувствует себя победителем. И на правах победителя пытается диктовать свои условия, в том числе по вопросу демаркации границы, которая не производилась с советских времен. А тогда она производилась, как мы знаем, волюнтаристским, совершенно каким-то безумным методом.

Армянская сторона действительно выглядит проигравшей, в том числе когда приходится что-то отдавать, какие-то земли, пастбища, которые использовались годами.

Но сейчас идет демаркация, размежевание. Карабах потерял почти половину своей территории. Не тех районов Азербайджана, которые были заняты армянами. Фактически от Карабаха осталась половина — где-то 55 процентов.

К сожалению, армянская сторона не сумела должным образом подготовиться к войне нового типа — со всеми вытекающими последствиями.

Никол Пашинян и Ильхам Алиев

«Армения — союзник России в регионе»

— Какие главные ошибки совершила Армения?

— Было допущено много огрехов, прежде всего в боевом управлении. Я общался с офицерами, знаю факты и примерно понимаю, как все происходило. К сожалению, было упущено время, проявлена нерешительность.

А вообще, самый главный вопрос, который ставится всеми, кто погружен в конфликт и разбирает его по косточкам, на самом деле такой. Почти за 30 лет противостояния Армения так и не удосужилась признать Арцах! Для меня это дико, для меня это нонсенс! С самых первых дней агрессии нужно было принять этот мужественный шаг.

Это, по крайней мере, узаконило бы — хотя бы с точки зрения самой Армении — какие-то варианты помощи. Потому что сейчас претензии, которые предъявляются армянским лидерам, тому же Пашиняну, вполне уместны.

Но, с другой стороны, законодательно никто никому ничего не обязан. Вот Армения себя загнала в такую ловушку. Оправданий может быть куча: не хотели, сначала боялись якобы агрессии Азербайджана — но вот она наступила; потом якобы не хотели санкций международных. Ну ребята, или вы боитесь санкций, или вы воюете — вопрос ставится так.

К сожалению, имеем что имеем. Но при этом я хочу сказать, что никакого комплекса пораженчества быть не должно. Армения — союзник России в том регионе. И это союзничество нужно развивать.

Считаю, что необходимо перезаключить договор о военной помощи и сотрудничестве между двумя нашими странами, нужно реформировать армянскую армию, чтобы она была готова не к прошедшей войне, а отвечала вызовам современности. Ей необходимо перевооружение. С помощью России это и можно сделать. Нужно, я считаю, разместить на юге Армении новый воинский контингент, чтобы исключить поползновения со стороны Турции и Азербайджана.

— В Баку тем временем прошел парад победителей…

— Да, и там, по крайней мере, звучали слова о том, что Ереван — это азербайджанская земля. Тут имеет место наступательный порыв, воодушевление в азербайджанском обществе, что благодаря серьезным бюджетам удалось переоснастить армию, привлечь турок для планирования операции и турецкое же вооружение. Поэтому там сейчас эйфория.

Армении же предстоит, наоборот, работа над ошибками. Ей нужно учиться у противника. Надо преодолеть раскол в обществе, чтобы митинговщина и бесконечный поиск виновных уже прекратились. Необходимы созидание и строительство — только так можно двигаться вперед.

Источник