Секты, бобо и дух времени
Алексей Сокольский

Секты, бобо и дух времени

Миазмы гордыни и «экономика прислуги»


«Секты (от лат. sequi – следовать), группы, отделившиеся от крупного течения и следующие за собств. новым вождем или исповедующие новую идею. В античной Греции С. первоначально означала философскую или юридич. школу или группу, затем — политич. группировку (у Цицерона)…»

Ирмшер Й., Йоне Р. Словарь античности

Во второй половине XX столетия духовная Тьма Египетская охватила весь земной шар. Стремились к свету знаний, к научным открытиям, к всеобщему господству над природой, а сами медленно погружались в сумерки.

Дух времени захватил умы человеческие, Дух времени, который по словам святителя Филарета, архиепископа Черниговского есть «дух лжи и обмана. Ныне он хвалит то, завтра другое; над правилами и мыслями, которые считал он образцовыми за пять лет пред сим, смеется он ныне, а спустя другие пять лет, если не прежде, станет смеяться над теми, от которых в восторге ныне».

Человечество в своей гордыне и стремлению к довольству и комфорту отказалось от Бога и лишилось постоянства в мышлении и душевном состоянии.

Человечество не может сидеть долго на одном месте хоть физически, хоть духовно. Оно подобно шаловливому ребенку прыгает по ступенькам вниз и вверх и считая: «Раз, два, три, четыре, пять. Я опять иду искать…» Современная жизнь так скучна и монотонна: из квартиры идешь утром к лифту, от лифта — на улицу, добираешься до офиса, отрабатываешь и обратно: дорога, лифт, квартира. И остановиться некогда, и подумать тоже, а иногда и поплакать не удается.

Улыбающееся лицо менеджера, привычное в своей доступной неискренности — символ нашей эпохи. Улыбки раздаются на лево и на право и дарятся даже тем, кому совершенно не хочется улыбаться. И оказалось, что улыбка не признак счастья, она — его призрак. А улыбающееся лицо в сумерках легко принять за рожу демона и бежать от него без оглядки, теряя на ходу шлепанцы и курлыкая, как удод от животного страха.

Меняются модные прически, стили одежды, автомобили, кофемолки, обои, телевизоры, телефоны и гаджеты. И не из-за того, что вышли из строя, а потому что утеряли знак престижности и портят имидж владельца. И только душа страдает тихо в уголочке сердца. Маленькой оплавленной свечечкой она горит во тьме.

Огонек изредка прорывается наружу, когда удается просто поговорить со старым другом, выпить кофе потому, что захотелось, а не из-за делового завтрака, почитать хорошую добрую книгу или просто «выехать на природу», поесть недожаренного шашлыка, приготовленного на самодельном мангале. Огонек прорывается наружу и на него слетаются… секты. Их как нетопырей притягивает робкий танец пламени. Человеку сложно от них отбиться, если «Темным оком омрачен был целый мир, и ощупью ходили люди. Что ни останавливало их на пути, то почитали они Богом, ложь именовали истиной» (Преподобный Ефрем Сирин).

Секты — явление очень старое. В основе их возникновения лежит гордыня. Сектант предпочитает Богу себя и своих наставников. Все разговоры о Божестве и возгласы: «Аллилуйя, брат!» не выходят за пределы личных представлений о Творце основателя секты. Первым сектантом являлся Каин. Он не признал Божье решение и ограничил в своем сознании ничтоже сумняшеся всеведение Пресвятой Троицы. «Разве я сторож брату своему?» — с этого вопроса начинается путь в любую секту. Не о брате своем я думаю, но только о себе.

«Миром Господу помолимся» — так в секте могут провозглашать, особенно в псевдоправославной, но молится миром в мире и о мире не могут. Секта уже отделила себя от всех инакомыслящих и замкнулась в своей гордыне.

Секты, отколовшиеся от христианства, неизменно ненавидят монашество. На первый взгляд это выглядит парадоксом. Для них монах — обозначение трутня, тунеядца и обирателя мирян. Сектанты делают вид будто не знают о монастырских хозяйствах, о тяжелом сельском труде иноков и послушников, о монастырских медах и лекарственных травах, собранных руками монахов.

По большому счету монашество сектантами не признается из-за своего принципа. Монах, удалившийся от мира, понимает мир яснее и четче, чем человек, находящийся в миру. Если вы стоите у подножия Останкинской телебашни, то всю ее увидеть невозможно. Чтобы хорошо рассмотреть башню, необходимо отойти на значительное расстояние. Монах отходит в сторону от мира и обозревает его со стороны. И беды, и грехи он воспринимает в большем объеме, чем тот, кто остался на месте. Умные миряне всегда знали это. И ехали за тридевять земель в Оптину пустынь, на Валаам, в Троице-Сергиеву Лавру не только Богу помолиться и поклониться святым мощам, но и получить дельный совет, и познать самих себя.

Сектант же живет в мире, пусть часто и отрицает его. Секты подпитываются за счет одержимых чисто мирским духом и атеистов. Неслучайно в годы «перестройки» и после падения Советского Союза в 1991 году, в Россию нахлынули самозванные учителя и «пророки», часто проповедующие своих самовыдуманных божков. И из их уст постоянно вырывалось слово: «Свобода!» Хорошее слово, только каждый понимал под ним разное. А под разговоры о свободе человека, попадающего в секту, лишали и свободы, и имущества.

В Православной Церкви свобода — это свобода от греха, а не возможность во время службы вырвать кадило у диакона или произнести проповедь по своему вкусу с амвона. Крайние сектанты же отдают предпочтения скандалу, шуму, поучениям неучей и т.д. — так понимая свободу. Хотя за этой своеобразной свободой скрывается обыкновенный произвол.

Секты как грибы распространяются по Земле. Их разновидности растут в геометрической прогрессии, скрещиваются идеи из христианства, буддизма, индуизма, то есть совсем несовместимые, если вы обладаете цельным мировоззрениям. Но современный сектант — дитя массовой культуры и клипового сознания (когда в голове несхожие эпизоды склеиваются в один ролик). А еще вирус сектантства глубоко поразил элиту, служащую в качестве образца для подражания массам. И происходящее переустройство экономической основы жизни в крупных странах тоже завязаны на сектантстве.

Нынешнюю элиту американский писатель Дэвид Друкс назвал «богемной буржуазией» или «поколением бобо» (бобо — сокращение от франц. bourgeois bohemian). Бобо — это сращивание буржуазии и «богемы» (неорганизованных представителей «творческих» профессий, интеллигенции). Бобо вытеснили старую буржуазию и заняли ее место. Они хорошо зарабатывают. Предпочитают индивидуализм. Могут вполне свободно обходиться без семьи, пользуясь случайными связями. И, конечно, они охвачены сектантским духом превосходства и самореализации. Бобо ценят знания и не понимают грех. Им грех кажется мелкой неприятностью, отдание дани уходящей традиции, извинительной мелочью. Они придумали роботов-исповедников, устанавливаемых в гипермаркетах в скандинавских странах. Пришел-поговорил. Заплатил. И ты уже безгрешен!

«Для представителей образованного класса вся жизнь — это сплошная аспирантура, - говорит Д. Брукс. - А после смерти Господь встречает их у ворот, подводит итог, в скольких видах самовыражения они преуспели, и, выдав божественный диплом, запускает в рай». И это не совсем ирония. Бобо думают так. Их устроит религиозное течение, основанное не на вере, а на знании. Фактически, новая элита пропитана насквозь «лжеименным гнозисом». И сама сеет через пропаганду сектантские семена. Далеко не случайно интернет переполнен оккультными роликами, а на полках книжных магазинов гностическая литература вполне обыденное явление.

Бобо хоть и считают себя самостоятельными, но в реальности тесно связаны с «экономикой прислуги».

Американец Джефф Фоукс выпустил книгу «Экономика прислуги: американская элита решила распрощаться со средним классом». Фоукс прогнозирует перетекание среднего класса в сферу прислуги. Средний класс с его претензиями на какие-то права должен быть размыт и уже размывается. В соответствии с теорией управления Гарольда Ливитта меньшая часть среднего управленческого звена («офисный планктон») перейдет на более серьезный уровень, а большей же части предопределен путь вниз — в прислугу.

Прислуга хороша для управления. Она атомизирована и раздроблена по статусам и жалованию. Она не может объединиться. Она подвержена сектантскому духу.

Она включает в себя не столько дворецких, поваров, конюхов, белошвеек, но и поп-див, музыкантов, художников, дизайнеров, имиджмейкеров, копирайтеров, компьютерщиков, ди-джеев, составителей букетов, оформителей ландшафтов и прочих. «Новая» прислуга, претендуя на креативность своего труда, все равно остается прислугой, ибо всецело зависит от благожелательности хозяина. Хоть эта прислуга и кичится личными талантами и иногда даже подтрунивает над работодателями, в реальности она исполняет роль, мало отличимую от обязанностей холопа, выносящего за господином ночной горшок. Достаточно сказать: «Пшел вон!» — прислужник оказывается у разбитого корыта.

При этом «качественная прислуга» не должна иметь своего мировоззрения, дабы, не дай Бог, не задуматься о том, что можно занять хозяйское место (помечтать можно — слугам разрешено мечтать).

Мы часто удивляемся, почему в мире деградирует образование, уничтожается история, почему специализация вытесняет универсализм из любых учебных заведений. Изумление проходит, если понять, что прислуга не должна охватывать всех мировоззренческих проблем в целом (это удел только хозяев), она обязана жить сказками и страшными рассказцами, но не помнить своих предков (память противопоказана верному слуге, если это не память об обихаживании усадьбы хозяина). Хозяин же выступает в роли самозванного гуру. Его слова всегда на вес золота. И все должно исполняться неукоснительно.

В «экономике прислуги» свобода эфемерна, точно также, как в тоталитарной секте.

Сектантство заражает мир своими миазмами. Проникает во все сферы человеческой деятельности. И лишает человека главного права — быть человеком, быть «образом и подобием Божиим», превращая людское сообщество в птичий двор, в курятник, в страусовую ферму.

И только Церковь стоит на дороге сектантства. Она помогает «рабам Божиим» не быть рабами гуру, бобо или еще кого-нибудь. Она хранит истинное понимание свободы. В Церкви каждый человек может стать подлинным аристократом, свободным и верным своему долгу.

Священномученик Онуфрий, первый епископ Старооскольский писал: «Все потомки Адама и Евы рождаются с образом Божиим. Образ Божий — это разумность, свобода, сознание, стремление к Богу и другие душевные качества; подобие Божие — это цель, к которой стремится человек, — уподобление Богу: будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48)[…]

Духовный аристократизм, или святость, которую мы встречаем на земле у некоторых христиан — мужчин и женщин, иноков и мирян, незаметен для постороннего глаза, потому что духовную красоту человека надо понимать (1 Кор. 2, 14-15). Но если кто имел возможность увидеть и узнать христианина-праведника, то его красота духовная пленяет неудержимо…

Очень жаль, что люди в громадном своем большинстве устремились всеми фибрами души к благам цивилизации внешней, забыв о нетленной красоте души, духовном аристократизме, святости, достичь которой могут все люди: любого возраста, состояния, мужчины и женщины — в Церкви Христовой».

Святость бежит от сектантства и ведет нас к Богу, свободе, вере, надежде и любви.