Из рогуля не слепить казака
Борис Джерелиевский

Из рогуля не слепить казака

Донбасская «Запорожская Сечь». Главный украинский миф и реальность

В основе современной украинской историографии лежит утверждение, что основой и истоком государственности нынешней Украины была Запорожская сечь, которая на протяжении всего своего существования только и делала, что сражалась за ее «независимость и государственный суверенитет».

Любой мало-мальски знакомый с историей данного вопроса человек знает, что это полная ерунда. Начнем с того, что запорожцы, да и все остальные днепровские казаки, никоим образом ни ассоциировали себя с «украинским народом» (которого тогда и не было вовсе). Они даже не называли себя ни русинами, ни малороссами, их самоназвание — «черкасы». Ни о какой независимости Украины они некогда не помышляли, и их войны с Польшей имели совершенно другие причины. При желании в них можно было бы усмотреть религиозные мотивы, но и они не были первопричиной. Казаки восставали против короля, которого тем не менее продолжали считать своим государем, отстаивая свои свободы и требуя уровнять днепровское«лыцарство»в правах с польской шляхтой. В этом смысле восстания казаков поначалу ничем не отличались от обычного шляхетского рокоша. Однако поляки сами придали этому противостоянию религиозный характер, отказывая черкасам, по причине их православия, в праве поднимать официальное восстание против короля, на которое имела право шляхта во имя защиты своих прав и свобод.

В результате казацко-польские войны приняли религиозный характер, в которых естественным союзником черкасов выступило единоверное Московское царство, уже провозгласившее себя защитником вселенского Православия и выступавшее главным геополитическим соперником Речи Посполитой. А начавшаяся, после освобождения от польско-католического владычества Левобережья и Киева, Руина тоже ни коим образом не борьба за независимость, а по сути дела — гражданская война между разными казачьими партиями, ориентированными на Москву, Варшаву или Стамбул. В конечном итоге победила московская партия, что закономерно, ибо оказалась самой многочисленной и сильной. Она была бы еще многочисленней, если бы некоторые черкасы, привыкшие к польской анархии и к «праву силы», не увидели бы в дисциплине зарождающейся империи посягательства на свои привилегии. Имели место, конечно, и злоупотребления московских воевод и чиновников, не без этого. Но ни о какой борьбе за независимость речи не шло. В последствии часть казачей шляхты превратилась в обычных русских помещиков, а остальная старшина вместе с рядовыми черкасами, после упразднения Сечи и Днепровских казачьих полков, отправились оборонять границы Империи на Кубани, Тереке, в Сибири и на Дальнем Востоке.

В самой Запорожской Сечи, конечно, можно при желании найти некие элементы государственности, но в свете вышеизложенного, возводить от нее преемственность УНР времен гражданской войны или нынешней «незалежной» можно с тем же успехом, как и от античных полисов Причерноморья, Боспорского царства или Крымского ханства.

Однако немало российских и украинских публицистов, оппонирующих идеологическим потугам киевского режима, вместо того чтобы (с помощью вышеуказанных фактов) опровергнуть миф о «запорожских корнях украинской государственности», как будто принимают его и, видимо, желая указать «плохую наследственность» украинской государственности, не жалеют в своих материалах черной краски для Днепровского казачества и Запорожской Сечи, которые представляются как «сборища разбойников и грабителей», «одержимых сословным эгоизмом». Иные, вообще, пытаются рассматривать эти сообщества с точки зрения современных представлений. Между тем, мотивами действий и способами ведения войны, запорожцы ничем особенно не отличались от своих современников — польской гусарии, московской поместной конницы, французских ордонансовых рот или ландскнехтов. Никто из них не брезговал военной добычей, которая в те времена являлась важнейшим мотивом и стимулом. Да что говорить, когда даже в «просвещенном» 18 веке трехдневное разграбление, взятого «на штык» города, было обычной практикой регулярных войск. Столь же странно упрекать запорожцев в «эгоизме» или в «отсутствии национального чувства» (в то время, когда наций как таковых, попросту не существовало). Как минимум, несправедливо, предъявлять к ним одним нравственные требования из ХХ-ХХI веков.

Собственно, и упразднение Запорожской Сечи произошло вовсе не в силу ее «криминальности», а потому как ее устройство, основанное на «военной демократии» стало архаичным и уже не вписывалось в реалии Российской Империи.

И, кстати, в развенчание украинских мифов о «борцах за независимость»—запорожцы подчинились решению императрицы, дабы «не пролить братской православной крови», сложив оружие и покинув Сечь.

Следует также напомнить, что именно Днепровское казачество было главным проводником и сторонником воссоединения Юго-Западной Руси с Русским царством и главным защитником веры. Его усилиями была остановлена униатско-католическая экспансия и на тех землях, что ныне входят в состав Украины. Как совершенно справедливо указывал Николай Гоголь, казачество — это искра, выбитая из народной груди огнивом бед. Это был потрясающий опыт самоорганизации в защиту своей веры, традиции и самого существования.

В силу этого, можно не сомневаться, что «свидомиты» с радостью бы отказались от «казачьих корней» украинского мифа, если смогли бы придумать ему какое-то другое основание. О нелепости своего построения и о чужеродности казачьих ценностей, основанных на идее служения, «идеалам» куркуля-хуторянина, легших в основу евромайдана, они все прекрасно понимают. Так, например, комментируя участие потомков запорожцев — кубанских казаков в защите Крымской весны, они писали: «Мало Ярема (Еремий Вишнивецкий — польский военачальник, противник Хмельницкого, известный своей жестокостью) вешал их предков!».

О какой преемственности от «казачьего рода» (как поется в украинском гимне) можно говорить, если уже второй раз они избирают себе «гетманом» не то шинкаря, не то арендатора, и провозглашают важнейшей целью искоренение канонического Православия на Украине.

Можно отращивать себе чупрыну какой-угодно длинны, но она не сделает рагуля казаком.

И если уж говорить о наследии Сечи, то ее продолжателями вполне можно признать ЛДНР, пусть не в этническом и традиционном, а ценностном плане. Подобно Войску Запорожскому, жители Донбасса сумели самоорганизоваться и с оружием в руках встать на защиту своей веры, культуры, языка и самоидентичности, когда над ними нависла опасность. Киевская пропаганда может сколько угодно говорить о «российской агрессии», но реальность такова, что народная инициатива Народных Республик застала Москву врасплох. Можно не сомневаться, что Кремлю было бы гораздо проще и приятнее иметь дело с регионалами вроде Медведчука, Бойко или Рабиновича, чем с народными вождями и полевыми командирами. Также, как и Запорожская Сечь ранее, тогда Московское царство было совсем не готово к войне с Польшей, Народные Республики поставили Россию перед необходимостью поддержать восставших соплеменников и единоверцев.

Таким образом, нет у нынешнего украинского квазигосударства никаких исторических корней. Да и откуда им взяться у тех, кто отрекается от своего прошлого, от своего родства и от своей веры, от всего того, за что запорожцы стояли насмерть?