Сельские храмы обречены?
Игумен Кирилл (Сахаров)

Сельские храмы обречены?

Безысходность, как на кладбище в Донбассе у могил родителей

Для начала констатирую факт — в ряде областей Центральной России, и не только, на один действующий сельский храм приходится несколько заброшенных. Причём, не только в вымерших деревнях — даже в некоторых райцентрах (например, в Рамешках Тверской области). 70% сельских храмов в России не восстановлены — о такой цифре я слышал еще несколько лет назад. Сейчас, может быть, 69 или 68%. Между тем, на Украине и в Белоруссии нет ни одного заброшенного храма! На моей малой Родине в Донбассе — тоже ни одного! В чём же дело, почему так? Ведь Россия — богатейшая страна мира.

30 лет с общиной в нескольких регионах пытаюсь хоть что-то сделать. На эту тему я много писал. Сказать, что мне ясна картина, не могу. Напротив, продолжаю недоумевать и разводить руками. Задавшись вопросом, в чём же причины такого бедственного положения и что делать, попробую проанализировать, исходя из своего скромного опыта.

Итак, едем по безкрайним просторам нашей Родины и встречаем на пути руинированный храм, например, в селе Лесково Калачеевского района Воронежской области или селах Михайлова гора и Залазино Лихославльского района Тверской обл. Беседуем с первым, вторым, десятым местным жителем — почему храм в таком неприглядном виде (иногда по соседству с замками "новых русских")? Никто вроде не против восстановления, но что они могут сделать, сами едва сводя концы с концами?! Даже если вы выявите пару пассионариев, которые что-то могут сделать, это мало что даст, потому что люди не знают даже как подступиться к решению этого вопроса. Днем с огнем не сыщешь того, кто согласится быть ответственным. Кто-то должен помочь людям сориентироваться, сорганизоваться, дать толчок, поставить на рельсы. Наверное, это должны быть благочинные.

Вспоминаю встречу одного благочинного с группой сельских жителей в заброшенном храме Воронежской области (дело было в 90-х годах; к тому времени мы сделали генеральную уборку и провели первые службы в храме). Благочинный спрашивает: "Слушаю вас, каковы ваши желания?" Кто-то робко: "Нам бы храм открыть". Благочинный: "Хорошее дело, я вам помогу с документами". Голос из народа: "Нам бы его восстановить". Благочинный: "Ваши предки разрушали, вам и восстанавливать. У меня помочь возможностей нет". Далее: "Нам бы батюшку". — "У меня нет священников. Их не хватает". — "А Вы не могли бы иногда служить?" — "Нет. У меня свой храм" и т.п.

Я тогда почувствовал, что с таким подходом вряд ли удастся сдвинуть дело с мертвой точки. Возникает вопрос — а разве этим исчерпывается роль благочинного в деле возрождения конкретного храма? Нет возможности ему приехать, нет возможности ничем помочь? А у нас, приезжающих из далекой Москвы, из совершенно "нерентабельного", хотя и московского, храма, есть? У благочинного, служащего не один год в райцентре, общающегося с властями и бизнесменами — нет никаких возможностей?! В Одессе бы сказали: «Не смешите мои тапочки». Может быть, скорее, интереса нет, материального стимула нет? В этом главная причина? Как же так? — обескураженно думал я.

Вот конкретный уголок Русской земли — он красив, неповторим. Здесь столетиями жили люди, всем миром строили храм. Сельское население здесь тает каждый год — мужчины спиваются, молодёжь выезжает. Безработица, наркотики, суициды и т.д. Кто же, в первую очередь, как не благочинный, должен протянуть руку, поддержать загоревшийся огонёк, не дать погаснуть лампаде?

Другой благочинный освятил несколько крестов, установленных местными жителями (с нашей подачи и с нашей помощью). Третий чётко распределил все заброшенные храмы между священнослужителями своего благочиния, взял под свою опеку один из них. Но! Даже самое ревностное духовенство крайне редко и очень кратко приезжает в них, а некоторые не появлялись ни разу! Опять-таки — нет времени, материального стимула, просто нет интереса. Ну, что можно сделать за 10-15 минут, приехав в престольный день для совершения краткого молебна? Нужно ведь знакомиться с людьми, входить в обстоятельства их жизни, выходить на администрацию, организовывать регулярные моления мирянским чином, приезжать на кладбища, освящать источники, административные здания, посещать школы и больницы и т.д.

Безусловно, многое зависит и от архиерея. Слабо́ ли ему самому приехать в такой храм на престольный праздник, совершить молебен, и торжественно возвестить, что храм открыт, поздравить всех с ещё одним действующим храмом вверенной епархии? Вручить указ конкретному священнику, что ему поручается опекать данный храм. А потом, по примеру Сербского Патриарха Павла, одеть фартук, взять метлу, и показать пример — возглавить первый трудовой час во вновь открытом (пусть пока и символически) храме. Должна быть полная и четкая инструкция опекающему священнику, что и как делать. Нужен контроль за состоянием дел в таком храме, нужны отчеты, что сделано за квартал и т.д. По нашей «наводке» местные жители одного села написали пару писем в областной центр с просьбой о помощи. Оттуда обстоятельно ответили, что их храм является памятником архитектуры (разрушающийся на глазах!), что нужно всё должным образом оформить, согласовать. А чтобы самим что-то делать — ни-ни! «Ну что, Петровна, - говорю я старшей инициативной группы, - впрягайся, тяни лямку». Та взмолилась: «Батюшка, у меня тяжелобольной муж, куча внуков, огород, корова и т.д. Все на мне, как же я буду что-то решать, когда я связана по рукам и ногам и, вообще, я в этих делах не разбираюсь».

Судили-рядили, решили, что для начала нужно зарегистрироваться — никуда не денешься, без этого никак. Обратились к благочинному с просьбой помочь с этим вопросом. Тот ответил, что есть установка архиерея не регистрировать храмы, в которых нет священника. Вот те на! Благочинный сам служит без помощника, нехватка священников даже в Москве. И неизвестно, через сколько десятилетий кадровая проблема будет решена. Ну а храмы? Они же продолжают разрушаться. Еще два-три года и процессы будут необратимы — рухнет купол, обвалится крыша и т.д. Да и люди продолжают вымирать.

Получается замкнутый круг: храм невозможно начать восстанавливать, так как он не зарегистрирован; его не регистрирует, потому что нет священника. Священника не будет ещё очень-очень долго, а храма не будет уже очень и очень скоро. Если бы не было понимающих, поддерживающих и просто не мешающих благочинных, то те 2-3 десятка храмов и монастырей, которым мы дали импульс к возрождению, удобрили почву для их возвращения к жизни — они бы, наверное, лежали бы в руинах с грифом: «Восстановлению не подлежит».

Обратим взор и в сторону гражданских властей — а здесь что? Лично у меня впечатление полного нуля. Практически никогда я не слышал в тех местах, где мы помогали возвращать к жизни сельские храмы, чтобы местные власти чем-то помогли. Меня особенно поразил один случай. Глава одного района прослышала о нашей работе в деревнях по возрождению руинированных храмов и установке поклонных крестов на местах порушенных храмов и часовен, пригласила меня на приём. Казалось, заинтересованно расспрашивала, поила чаем, вручила памятный подарок. Выдержав паузу, я «подбил» несколько жителей одной деревни, где мы практически восстановили почти рухнувшую часовню, написать ей письмо — помогите настелить пол в часовне. Ответ меня обезкуражил: «У нас нет такой возможности. И, вообще, нет статьи на такие расходы в районном бюджете». Я чуть со стула не упал.

А если уже через пару-тройку лет в районе рухнут огромные сельские соборы, которые можно было бы за сравнительно небольшие деньги законсервировать и потихоньку восстанавливать — вам будет приятно наблюдать лунный пейзаж вымерших деревень в районе, видеть «косовские» картины рухнувших храмов? Но там, в Косово, их нарочито взрывали, разрушали, а руины храмы вверенных вам районов – это следствие бездействия, в том числе и с вашей стороны!

Недавно я побывал на престольном празднике в одном храме на окраине Москвы. Служат в нём аж 5 священников. Был поражён великолепным убранством и росписью храма. Он был полон народу — масса мужчин, детей. Я подумал: "Может быть, столичные храмы чем-то смогут помочь, обезпечат шефство над руинированными храмами глубинки, возьмут их «на буксир»?

Пишу эту заметку, как часто это у меня бывает, на одном дыхании, когда изнутри прорывается и на тебя «накатывает». Слёзы выступили на глазах от сознания тупиковости ситуации, от своего безсилия, от переживаний за гибнущее на глазах национальное духовное культурное достояние. Хотелось скулить от безысходности, как это было на кладбище в Донбассе, когда я стоял у могил родителей.

Итак, обречены ли сельские храмы России? Хотелось бы думать, что нет, надеяться на Божие чудо, на то, что с Божией помощью восстанут делатели на этом поприще, примут эстафету из обезсилевших рук. Что благодать коснется сердец сильных мира сего и проблемы будут решаться — может, росчерком пера на поручении, а где-то реальной конкретной помощью. Пока еще не поздно, но время коротко.