Сунженский Рубикон
Дмитрий Цыбаков

Сунженский Рубикон

Пребывая в последние годы «в тени» колоссальных по своему значению внешнеполитических событий, политический процесс на российском Северном Кавказе в очередной раз оказался на грани взрыва.

Очевиден грубый просчет федеральной власти, которая санкционировала решение давно назревшего территориального спора между Ингушетией и Чечней таким образом, что серьезно подорвала свойавторитет не только ингушских общин, но и всех, кто каким-то образом вовлечен в водоворот политических событий на Кавказе.

Выход десятков тысяч человек на площадь Магаса, спровоцированный явно ангажированным решением ингушского парламента о передаче соседней республике около 20 тысяч гектар ненаселенной горно-лесистой местности, следует считать лишь поводом для выхода давно назревающего недовольства.

В пылу конфликта, который всячески замалчивается российскими масс-медиа, никто не вспоминает, что речь идет о части территории былого Сунженского казачьего округа, относительно благополучно существовавшего в чечено-ингушском приграничье в 1920-1929 гг. и одним своим наличием сдерживавшего вероятность межнациональных конфликтов. Именно частью его бывших земель Чечня сегодня и собирается компенсировать территориальные утраты соседей.

Очевидно, что особый статус Чеченской республики в системе национально-федеративных отношений современной России, нигде официально не зафиксированный и ставший следствием неформального компромисса между федеральной властью и парамилитарной группой Р. Кадырова, превращается из фактора-раздражителя местных этнических элит, в фактор-разрушитель всей системы взаимоотношений «государство-общество» в горских республиках Кавказа.

События первой недели октября в Магасе и его окрестностях вполне доказывают, что влияние официальной региональной власти в Ингушетии носит весьма иллюзорный характер. Сначала парламентарии в своем большинстве одобряют крайне непопулярное решение, явно продавленное Рамзаном Кадыровым через федеральный административный ресурс, затем, увидев на улицах и площадях разъяренных соплеменников, они же уверяют народ в подтасовках при подсчете голосов и нарушениях в процедурных вопросах.

Характерно, что возмущение жителей Ингушетии первоначально было выражено не через легальные политические институты — партийные организации, депутатский корпус, главу республики или судебные инстанции. Все они лишь запоздало реагировали на протестные порывы ингушского общества. Протест был проявлен через традиционные архаичные институты, которым с точки зрения законодательства вообще не должно быть места в политике.

Во-первых, народ на улицы был выведен решением старейшин ингушских тейпов. Во-вторых, полной неожиданностью для региональных и федеральных чиновников стала агитация против соглашения республиканского духовенства во главе с муфтием Ингушетии.

С другой стороны, протестующие используют и каналы коммуникации и мобилизации, возникшие только в информационном обществе. Огромную роль в возбуждении недовольства играют социальные сети, а организационная часть общественного возмущения тихой сапой смещается из ведения тейповых авторитетов в руки активистов так называемых «правозащитных организаций».

Укажем, что сегодня не работают давние методики и технологии легитимации власти российского государства в кавказских сообществах. Традиционно они выражались в передаче властных полномочий высокопоставленному военному регулярной армии, представляющему какую-то из горских народностей или же хотя бы внешне лояльному столице предводителю вооруженных клановых группировок. Сложилось так, что Ингушетию сейчас возглавляет представитель первой из указанных категорий — заслуженный офицер-спецназовец Юнус-Бек Евкуров, а Чечню — бывший сепаратист Рамзан Кадыров, давно превратившийся в публичного политика уже международного масштаба. Причем первый, ежедневно рискуя жизнью, за десять лет правления так и не смог переломить вековых политических традиций своего народа, среди которых признание общегосударственных интересов занимает далеко не первое место.

Оговоримся, что одних талантов самого успешного администратора для этого совершенно недостаточно, если верховная власть не будет проводить последовательной и продуманной политики интеграции этноса в общенациональное ментальное и социально-политическое пространство.

Отсутствие именно федеральной стратегии глубокой интеграции народов Кавказа в социокультурную и экономическую общность современной России и приводит к периодической эскалации межнациональной и межклановой вражды, когда любая ошибка властей порождает вроде бы спонтанный всплеск недовольства.

Клановым группам, стоящим у власти и присваивающим весьма ограниченный национальный продукт, всегда выгоднее перенацелить недовольство сородичей вовне — на образ «внешнего врага». В период 1990-х в качестве такового горскими националистами и мафиозными группами здесь были избраны терские казаки, теперь же за их неимением вражда проецируется на этнически близкие национальные сообщества.

В свою очередь, группа Рамзана Кадырова, на протяжении многих лет действуя методами военного времени и опять используя передовые информационные технологии, вполне успешно сплотила вокруг себя чеченский этнос. При этом влияние традиционных чеченских тайпов ему удалось существенно ограничить при помощи наличия мощной вооруженной силы, обширных финансовых средств и административной поддержки, явно превосходящих все то, что имеется среди властных ресурсов его коллег из числа глав северокавказских регионов.

Однако, если Ю.Евкуров на своем посту явно отдавал приоритет общегосударственным, а шире — и имперским интересам, то Р.Кадыров, похоже, не вышел за рамки потребностей республиканско-этнического масштаба.

В ситуации, когда, одно неосторожное движение способно буквально взорвать хрупкое равновесие на Кавказе, от федеральной власти требуются экстренные меры, о которых пока что безуспешно взывают эксперты и объективные наблюдатели. Они должны носить как конъектурный, так и долговременный характер.

Несомненно, необходимо военно-административное вмешательство на чечено-ингушской границе с целью превентивного разведения парамилитарных отрядов двух воинственных вайнахских этносов. Оно должно дополнятся обязательным замораживанием соглашения между главами и парламентами республик, причем инициатором этого шага может выступить именно глава Чечни, который сохранил свойство прислушиваться к советам старших столичных товарищей и житейскую мудрость.

Ибо упорство в ущемляющем соседей споре может надолго подорвать стабильность в регионе, благодаря поддержанию которой Кремль и соглашается на сохранение на Тереке подконтрольного одному лицу квазигосударственного анахронизма.

Политическое будущее главы Ингушетии представляется теперь весьма иллюзорным, а республику, чем скорее, тем лучше должно ожидать прямое президентское/федеральное правление.

В стратегическом плане требуется переформатирование всей системы политического управления Северным Кавказом, которая по-прежнему основана почти исключительно на кулуарных договоренностях между столичными чиновниками и клановой верхушкой.

В орбите государственной национальной политики, как это не кажется сегодня наивным, должны оказаться именно народы — и чеченский, и ингушский, и коренные русские уроженцы Кавказа в лице потомков терского и гребенского казачества.

История и здравый смысл доказывают, что без восстановления прав русских общин, и имперское, и в советское время выполняющих здесь просветительскую и миротворческую функцию, национальные автономии Кавказа будут и далее оставаться «ахиллесовой пятой» для национальной безопасности России.

Дмитрий Цыбаков, доктор политических наук, заведующий кафедрой гражданского права Среднерусского института управления – филиала РАНХ и ГС