Что пользы для корабля от мачты, кормщика, матросов,
парусов и якоря, ежели нет ветра?
Что пользы в красноречии, в остроумии, познаниях,
образованности, разуме, если нет в душе Духа Святаго?
Н.В. Гоголь

В 2018 году нас ожидают две знаменательные даты: 1155-летие создания славянской письменности святыми равноапостольными Кириллом и Мефодием и 1030 лет со дня Крещения Руси. Русь в сердце свое приняла Господа нашего Иисуса Христа. И унаследовала дар святых «Солунских братьев». С тех давних пор серебряный ветер Православия надувает паруса русской литературы, которая всегда была больше, чем литература. Она учила народ христианской нравственности, смягчала грубость быта, расширяла круг традиций и расторгала плен обветшавших языческих обычаев. Имена святителей Кирилла Туровского и Серапиона Владимирского, митрополита Илариона Киевского, великого князя Владимира Мономаха и юродивого Даниила Заточника навсегда остались в истории нашей литературы. Их мысли, слова и идеи живут. Они актуальны и для нас, обретающихся в XXI веке.

Православная нравственность, основанная на заповедях Божиих, Священном Писании и святоотеческом Предании, стала тем горнилом, где и выплавился русский национальный характер. Наша литература неизменно на протяжении веков способствовала этой плавке. Но в XVIII столетии, после правления Петра Первого, наступил разрыв. Церковная организация была порабощена государством, а Православие признано правящей элитой помехой на пути ко всеобщему «прогрессу» человечества. Участь отечественной литературы оказалась печальной. Она попала под чуждое западное влияние. Прекрасный слог был утерян, а язык наш насильственно напичкан заимствованными словами, причем и совершенно ненужными.

Катастрофу XVIII века решился превозмочь Гавриил Державин (1743-1816). Его великая ода «Бог» явилась произведением, перевернувшим сложившийся негативный порядок в русской литературе.

«О Ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени предвечный,
Без лиц, в Трех Лицах Божества!
Дух всюду Сущий и Единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы нарицаем – Бог!
[…] А я перед Тобой – ничто.
Ничто! – Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! – Но жизнь я ощущаю,
Несытым некаким летаю
Всегда пареньем в высоты;
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь – конечно, есть и Ты!»

Человек – образ и подобие Предвечного Творца. Державин ясно говорит об этом, прославляя Господа. Это положение и есть глубинная основа православной русской нравственности.
В учебнике по нравственному богословию находим строки: «Нравственность – свободное, или добровольное исполнение обязательств, налагаемых на нас законом или волей Бога, как Творца и Искупителя. Нравственный идеал – богочеловек Иисус Христос».

Понимание нравственности до наступления эпохи материализма и атеизма в нашей истории имело под собою прочнейший фундамент – заповеди Бога.

Периодом расцвета русской литературы считается время XIX – начало XX веков. Именно тогда российская литература начинает напоминать древнерусскую. Она как бы возвращается на круги своя. Она поднимает те же вопросы, что интересовали людей Средневековой Руси. Она же утверждает в лучших образцах своих православную нравственность. И это удивлять не должно. «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона Киевского возникло перед окончанием эпохи языческой Руси, а ода Державина «Бог» родилась перед завершением всепоглощающего господства языческих постулатов в культуре, принятых Россией из Европы, вместе с усвоением принципов так называемых Возрождения и Просвещения.

Святитель Феофан Затворник недаром писал в XIX веке: «Нас увлекает просвещенная Европа… Да, там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие; оттуда уже перешли они и переходят и к нам. Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не помня…

Как шла французская революция? Сначала распространились материалистические воззрения. Они пошатнули и христианские, и общерелигиозные убеждения. Пошло повальное неверие: Бога нет, человек – ком грязи; за гробом нечего ждать. Несмотря, однако, на то, что ком грязи можно было всем топтать, у них выходило: не замай! не тронь! дай свободу! И дали! Начались требования – инде разумные, далее полоумные, там безумные. И пошло все вверх дном».

Российской литературе после 1812 года предстояла борьба за восстановление истинной нравственности и истинной морали русского народа.
Наследником Гавриила Державина в этом противостоянии выступил Александр Сергеевич Пушкин. В юности и молодости покуролесив, поэт как блудный сын устремляется в отчий дом – Православие.

Пушкинские слова звучат величественно:

«Два чувства дивно близки нам.
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его».

А еще Пушкин откровенно говорит: «Я думаю, что мы никогда не дадим народу ничего лучше Писания… Религия создала искусство и литературу; все, что было великого в самой глубокой древности, все находится в зависимости от этого религиозного чувства, присущего человеку так же, как и идея красоты вместе с идеей добра…» То есть, для Александра Сергеевича Библия выступает и как наставница добра и нравственности.

«Капитанская дочка» Пушкина отлично показывает победу людей нравственно цельных над расшатанными, обладающими всеизменяемой моралью.

Пушкин требует от человека обращения к себе самому, отходу от произвола и бунта: «Молодой человек!.. вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений».

Пушкин вслед за Державиным основой всего, в том числе и нравственности, полагает Бога.

Не стоит удивляться, что православную идею нравственности мы находим и у баснописца И.А. Крылова. Басня легче помогает усваивать морализаторские наставления. И Крылов этим откровенно пользуется.

«В ком есть и совесть, и закон,
Тот не украдет, не обманет,
В какой бы нужде ни был он;
А вору дай хоть миллион –
Он воровать не перестанет».
(И.А. Крылов. Крестьянин и лисица).

Крылов же утверждает и бескорыстный нравственный удел, например, в басне «Лань и дервиш». Бескорыстие и жертвенность отнюдь не были в моде XVIII-XIX веков.

И нельзя пройти мимо басни Крылова «Сочинитель и разбойник». Сюжет ее достаточно известен и является «кочующим» по разным литературам мира. В ад за грехи отправляются убийца и писатель. Их помещают в котлы. Но с течением времени огонь под котлом разбойника слабеет и слабеет, а под писательским разгорается. Следовательно, писателю достается все больше и больше мучений. Сочинитель начинает роптать, указывая на то, что, в отличие от разбойника, он никого не лишал жизни. И здесь Крылов приводит вполне православно-нравственное понимание ответственности человека перед другими людьми:

«…Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облек
И страсти и порок?
И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна
Полна
Убийствами и грабежами,
Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слез и крови – ты виной…
А сколько впредь еще родится
От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»

Здесь вспоминаются слова: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12, 36-37).

Русская литература наполняет Православием и быт, и семейные отношения. Поэт Н.М. Языков дает примечательный нравственный идеал жены:

«…Дороже перлов многоценных
Благочестивая жена!
Чувств непорочных, дум смиренных
И всякой тихости полна.
Она достойно мужа любит,
Живет одною с ним душой,
Она труды его голубит,
Она хранит его покой…
Она воспитывает здраво
И бережет своих детей:
Она их мирно поучает
Благим и праведным делам.
Святую книгу им читает,
Сама их водит в Божий храм;
Она блюдет порядок дома:
Ей мил ее семейный круг,
Мирская праздность не знакома
И чужд бессмысленный досуг».

Это прямое перетолкование женского нравственного идеала из Библии: «Добродетельная жена – венец для мужа своего; а позорная – как гниль в костях его» (Притч.12,4); «Жена добродетельная радует своего мужа и лета его исполнит миром» (Сир. 26,2); «Благодать на благодать – жена стыдливая, и нет достойной меры для воздержной души. Что солнце, восходящее на высотах Господних, то красота доброй жены в убранстве дома ее» (Сир. 26, 18-21).

О христианском характере, проявляющемся даже и в обыденности, столь необходимом для нравственного воспитания других, писал и П.А. Вяземский.Приведем только несколько его строчек:

«Люблю я наш обычай православный;
В нем тайный смысл и в нем намек есть явный;
Недаром он в почтенье у отцов,
Поднесь храним у нас в среде семейной:
Когда кто в путь отправиться готов,
Присядет он в тиши благоговейной,
Сосредоточится в себе самом
И, оградясь напутственным крестом,
Предаст себя и милых ближних Богу,
А там бодрей пускается в дорогу».

Русская литература ищет и находит образцы нравственности в святости, ведь святые Божии есть наилучшие подражатели Господу нашему Иисусу Христу. Достаточно привести несколько высказываний.

Литератор Н.Н. Страхов писал: «…Нужно опять усилить наши требования, нужно подняться на новую ступень нравственности. Святость именно в том и состоит, что человек становится выше своих желаний, своей природы, и выше смерти и всякого страдания. Это полная чистота души и полная преданность воле Божьей».

Писатель Н.С. Лесков в «Запечатленном ангеле» рисует чистый образ святого: «…согруби ему – он благословит, прибей его – он в землю поклонится, неодолим сей человек с таким смирением! Чего он устрашится, когда даже в ад сам просится?.. Он и демонов-то всех своим смирением из ада разгонит или к Богу обратит! Они его станут мучить, а он будет просить: «Жестче терзайте, ибо я того достоин». Нет, нет! Этого смирения и сатане не выдержать! он все руки об него обколотит, все когти обдерет и сам свое бессилие постигнет пред Содетелем, такую любовь создавшим, а устыдится его. Так я себе и порешил, что сей старец с лапотком аду на погибель создан!»

Многое сказала старая русская литература. Но высшими ее точками в нравственном поиске оказались Н.В. Гоголь («Сила влияния нравственного выше всяких сил») и Ф.М. Достоевский («Всякая нравственность выходит из религии…»)

Николай Гоголь выводит без оговорок нравственность, без которой человеку не жить, а обществу остается лишь разложиться и погибнуть, из подвига Господа Иисуса Христа и Божественной Литургии: «Велико и неисчислимо может быть влияние Божественной Литургии, если бы человек слушал ее с тем, чтобы вносить в жизнь слышанное.Всех равно уча, равно действуя на все звенья, от царя до последнего нищего, всем говорит одно не одним и тем же языком, всех научает любви, которая есть связь общества, сокровенная пружина всего стройно движущегося, пища, жизнь всего».

Федор Достоевский же вторит ему: «Спасет Россию Христос, ибо это все, что осталось ей народного; в сущности, все, что было в ней народного, есть Христос. Кончится вера во Христа, кончится и русский народ».

Достоевский же и выносит приговор безбожному обществу и безбожной нравственности: «У них наука, а в науке лишь то, что подвержено чувствам. Мир же духовный, высшая половина существа человеческого отвергнута вовсе, изгнана с неким торжеством, даже с ненавистью. Провозгласил мир свободу, в последнее время особенно, и что же видим в этой свободе ихней: одно лишь рабство и самоубийство! Ибо мир говорит: «Имеешь потребности, а потому насыщай их, ибо имеешь права такие же, как у знатнейших и богатейших людей. Не бойся насыщать их, но даже приумножай» […] И что же выходит из сего права на приумножение потребностей? У богатых уединение и духовное самоубийство, а у бедных – зависть и убийство, ибо права-то дали, а средств насытить потребности еще не указали. […] куда пойдет сей невольник, если столь привык утолять бесчисленные потребности свои, которые сам же навыдумывал? В уединении он, и какое ему дело до целого. И достигли того, что вещей накопили больше, а радости стало меньше».

Достоевский может быть проповедником нравственности. А вот один из крупнейших русских писателей – Лев Толстой – не годится. Толстой скорее играет в религию, чем верует во что-нибудь, кроме себя самого. Этот писатель воздвигает трон человека выше Бога. «Религия есть известное, установленное человеком отношение своей отдельной личности к бесконечному миру или началу его. Нравственность же есть всегдашнее руководство жизни, вытекающее из этого отношения» («Религия и нравственность», 1893 г.).

Хотя Лев Николаевич и проговаривает с неохотой слово «религия», но отдает приоритет человеку, а не Творцу. Его нравственность подвижна, так как вытекает из отношения человека ко всему. Толстой фактически близок к материалистам, но не к Достоевскому, Гоголю и Библии. Создается впечатление, что серебряный ветер русской литературы только краешком задел руку Толстого, держащую маленькие медные бубенцы. Вот и звенят они себе на этом ветру. И не более.

Сейчас нам, ныне живущим, мнится, что русская литература, распространявшая нравственный христианский императив в XIX и начале XX века, потерпела поражение. Ибо ужасы революций, двух мировых войн, гражданской войны опровергают вообще ее. Кстати, недурственный писатель В.В. Розанов категорически утверждал, что русская литература погубила страну.

На самом деле данное мнение будет не столько поверхностным, сколько несправедливым в полноте своей. Русскую литературу нам даровал Бог! И свободу поступков даровал нам Творец! Но как мы воспользовались этим? Вместо «Размышлений о Божественной Литургии» Гоголя читали опусы Белинского, вместо Достоевского – второстепенного скучного писателя-революционера Чернышевского, вместо «Добротолюбия» – труды Маркса и Энгельса. Мы сами выбирали.И если бы этим все и ограничилось, то и шансов у России на жизнь не оставалось.

«Но с теми Бог, в ком Божья сила,
Животворящая струя,
Живую душу пробудила
Во всех изгибах бытия.
Он с тем, кто гордости лукавой
В слова смиренья не рядил,
Людскою не хвалился славой,
Себя кумиром не творил».
(А. С. Хомяков).

Россия вынесла и безбожные пятилетки, и войны, и иные несчастья. Что давало русским людям нравственные силы для стойкости перед несчастьями и бедами? Да, те идеалы, которые сохранили Православие и русская классическая литература, ибо они подпитывали народную душу в лихолетье «по воле Бога самого»!

Источник

Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках