Став главной темой последних дней 2017 года, уже к 7-8 января иранские протесты спустились до низшего фонового состояния, на котором они могут находиться сколь угодно долго, не создавая прямой угрозы правящему режиму. Революция, о которой так много говорили западные (да и некоторые отечественные) блоггеры, отменяется. Была ли она возможна? На данный момент кажется, что навряд ли.
Протесты не выдвинули ни одного серьёзного лидера и ни единого универсального лозунга. По сути, мы наблюдали более агрессивную и размазанную по стране вариацию Болотной площади, где в рамках одного протестного поля можно было увидеть и националистов, ностальгирующих по Шаху, и либералов, ненавидящих духовную власть, и даже власовцев местного разлива, гордо несущих портреты тех, кто в ирано-иракской войне сражался на стороне Саддама Хусейна.
Впрочем, все эти люди были лишь маяками и заводилами. Большую часть толпы составляли студенты, которым нечего делать, и мужчины среднего возраста, которым негде работать. Довольно странно рассчитывать на победу тех, кто к этому собственно и не стремится, кто скорее вышел затем, чтобы «выпустить» пар. Однако как только появились первые убитые, среди западных политологов воцарилась самая настоящая эйфория. По-видимому, сработал фактор закрытой страны и законсервированного общества. Как следствие, наблюдатели (и режиссеры) рассчитывали на то, что обоюдное насилие приобретет лавинообразный характер, с которым Тегеран справиться не сумеет.
То, что западное восприятие иранского общества базируется на мифах, хорошо подтверждается тем фактом, что некоторые политологи попытались подвести ниточки бунта к экс-президенту Ахмадинежаду. А когда его арестовали, можно было даже увидеть реакцию в духе «Вот оно! Теперь полыхнет по-настоящему». То, что в самом Иране отношение к этому персонажу варьируется между ненавистью и насмешкой, за пределами Исламской Республики многим даже не известно. Но при этом эти самые люди пытаются делать прогнозы.
Впрочем, сейчас Иран перешел в ту фазу, когда любые предсказания, как экспертов, так и дилетантов, имеют почти равные шансы на успех. Причина состоит в том, что прошлые протесты образца 2009 года имели своё логическое завершение, в то время как нынешние выступления окончились ничем. Хотя многие реализовали накопленную ненависть в поджогах и столкновениях, в среднесрочной перспективе всё может повториться, причем уже на другом уровне.
Как только интенсивность протестов стала снижаться, фокус информационного воздействия моментально сместился на этно-конфессиональные меньшинства. Чтобы понять, к чему это может привести, необходимо четкое осознание того факта, что, не являясь чьими-либо агентами и наймитами, протестующие целиком действуют в интересах врагов Исламской Республики.
Да, у протестов есть вполне адекватные причины. В стране высокая безработица и высокий процент образованной молодежи. В стране отсутствует экономический рост — за один и тот же период ВВП Турции вырос в 3 раза, а ВВП Ирана остался на месте. На этом фоне многие искренне ненавидят любые амбициозные проекты, пожирающие бюджет, но при этом направленные во внешний мир. Шиитский полумесяц, его иракская и ливанская составляющие, политические интересы в Пакистане и Азербайджане, поддержка Катара — всё это требует значительных капиталовложений. Иран борется за статус великой державы и за своё место на будущей карте перекроенного Ближнего Востока, но статус не положишь в холодильник и не поедешь на нём на работу. Когда в провинции нет работы, но при этом люди видят миллиарды, которые уходят на экспедиционный корпус и на прокси-боевиков, это вызывает у них ярость.
Однако те же чувства испытывают и соперники Исламской Республики, которые прекрасно понимают, что сегодня Иран сильнее, чем когда-либо прежде. И если кто-то воспринимает это как проблему, то для трех государств это становится фактором, который угрожает либо их существованию, либо всей внешнеполитической модели.
Разумеется, прежде всего, это Штаты, чье ближневосточное доминирование переживает глубочайший кризис за всё время американского присутствия в регионе. Самый красноречивый пример — это Ирак, в прошлом ключевой противник Тегерана. Уничтожив суннитское правление в Багдаде, Штаты так и не смогли вырастить карманных шиитов. Проект по их созданию закончился в 2014 году, когда в ходе летнего наступления Исламского Государства (запрещено в России) Вашингтон оказался не в состоянии защитить своего сателлита, после чего Багдад фактически перешел под крыло Ирана, который сегодня контролирует Ирак в большей мере, чем его контролировали сами Штаты в период оккупации.
Во-вторых, это Саудовская Аравия, которая лихорадочно пытается найти выход из закостеневших нежизнеспособных рамок перманентного династического кризиса и давно утратившего свою актуальность ваххабизма. Её противостояние с «персидскими рафидитами» — это последнее, что позволяет сохранять имидж «Королевства двух святынь». И в этом противостоянии Эр-Рияд проигрывает. Катар сломить так и не удалось, суннитские группировки в Сирии терпят крах, а война в Йемене, даже если закончится освобождением Саны и полным уничтожением проиранских хуситов, уже давно стала моральным поражением самой Саудовской Аравии.
И в-третьих, это Израиль, чей страх перед Ираном является слиянием мистического и технологического ужаса. Будучи предельно рациональным и даже циничным государством, Израиль слишком старательно рисовал вокруг себя мессианский ореол. Те же израильские политики обожают риторику в том духе, что именно возрождение Израиля после двух тысяч лет изгнания (что, впрочем, не совсем так) является проявлением божественного провидения. За пределами еврейской общины это редко находит эмоциональный отклик, но сами израильтяне поверили в это до такой степени, что даже сугубо прагматичное противостояние с Ираном они воспринимают не иначе, как возвращение древних времён, когда точно в таком же противостоянии Иран победил, победил с очень серьёзными для иудеев последствиями. Это и есть — мистический элемент в патологическом страхе официального Иерусалима.
Технологический элемент — это ужас перед шиитской атомной бомбой, которая, рано или поздно, обязательно появится. Помешать этому может только уничтожение самого Ирана, поскольку даже гипотетическая воздушная операция НАТО не сможет ликвидировать иранские ядерные объекты. А если добавить к тому тот аспект, что северокорейская бомба — это по сути и есть иранская бомба, сделанная «по подряду», то всё становится еще серьезнее. Особенно если учесть, что широко распиаренное ядерное оружие самого Израиля вполне может оказаться фейком, призванным вселять страх арабам. Даже «инцидент Вела» 1979 г. (который принято считать совместным ядерным испытанием Израиля и ЮАР) вызывает определенные вопросы, не говоря уже о заоблачных цифрах в 80, 100 и даже 300 зарядов, которые якобы находятся на боевом дежурстве.
Иран не является эсхатологическим государством, но в Иерусалиме прекрасно понимают, что ядерная бомба у Тегерана — это необратимость, после которой уже не выйдет проводить ту же уютную политику непомерной наглости и всеобщего игнорирования.
Подобного альянса (а то, что именно саудиты дали «добро» на признание Иерусалима столицей Израиля, уже не секрет) вполне достаточно, чтобы направить на Иран информационный луч такой мощности, что рано или поздно страна всё-таки загорится. И с этой точки зрения, очень хотелось бы, чтобы пожар начался как можно позже.
Вряд ли нам стоит искренне переживать за судьбу Ирана — нынешний режим в Тегеране всегда относился к России лишь как к ситуативному союзнику, который в концептуальном плане все равно остаётся стратегическим соперником. Иранские интересы на Балканах и деятельность во времена Ичкерии — лучшее тому доказательство. Но сегодня крушение Ирана станет ударом именно по нам, поскольку это не только приведёт к обрушению хрупкого прогресса в Сирии, но и позволит Штатам перенаправить колоссальные ресурсы на дестабилизацию самой России. Поэтому на данный момент хочется пожелать Исламской Республике лишь одного — выживания.
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
