Сегодня в Главном архивном управлении города Москвы открылась международная конференция по теме «Голод в СССР. 1929-1934 гг.». Эта историческая проблема в наши дни активно используется в политической борьбе на Украине.
Конференцию проводят Институт политических исследований, Федеральное архивное агентство, Фонд содействия актуальным историческим исследованиям «Историческая память». Конференция сопровождается презентацией выставки архивных документов по данной теме из Архива Президента Российской Федерации, Центрального архива ФСБ России, государственных архивов субъектов Российской Федерации, Казахстана, Украины, Киргизии, Белоруссии. В конференции принимают также участие ученые из многих государств «дальнего зарубежья», включая Японию и Австралию, казалось бы, весьма далеких от проблем голода в СССР в начале тридцатых годов.
Сами темы выступлений ученых – «голод в Казахстане», «голод в Центрально–Черноземной области», «голод в Мордовии», «Голод в Белоруссии» весьма показательны. Совершенно очевидно, что попытки использовать трагедию прошлого для нагнетания националистической истерии на Украине с исторической точки зрения абсолютно антинаучны.
Голод начала тридцатых годов – беда отнюдь не только одной Украины, как это сейчас пытаются «объяснить» молодежи в Киеве и Львове. Трудно представить себе голод в Мордовии как способ геноцида украинцев. Массовая гибель людей в Казахстане, когда «волевым» усилием решено было превратить кочевников в землепашцев, со всеми вытекающими из этого страшными последствиями, к Украине никакого отношения не имела.
Надо отметить, что внедряемое в последние годы на Украине представление о голоде начала тридцатых годов как исключительно антиукраинской акции далеко не всегда находит поддержку среди западных историков.
Например, профессор института экономической истории при Стокгольмской школе экономики, автор книг «Красный колосс», известный специалист по истории советской России, работавший во многих российских федеральных и региональных архивах, Леннарт Самуэльсон отнюдь не считает голод тридцатых трагедией одной только Украины. Вот его мнение по этому вопросу: «Споры на эту тему идут не только между российскими и украинскими историками, но и в западном историческом сообществе. Например, итальянский исследователь-специалист Андрео Грациози, который написал несколько книг об Украине, в своей последней статье на эту тему интерпретирует страшную трагедию голода 1932-1933 годов как акт руководства, направленный на то, чтобы подавить сопротивление украинского крестьянства коллективизации, чтобы не допустить связи между национальным и антисоциалистическим движениями. На мой взгляд, он слишком уж расширяет понятие «геноцид» и считает голодомор национальной акцией. А вот известный английский исследователь Дэвис, автор книги «Годы голода» - фундаментального труда, в котором собран очень обширный архивный материал, кстати, гораздо больший, чем у Грациози, имеет другую точку зрения. Он тщательно изучил все документы на самом высшем политическом уровне, на уровне Наркомзема, и вместе с соавтором пришел к выводу, что эта трагедия не была в общепринятом понимании ни геноцидом, ни национальной акцией, а являлась страшным последствием советской коллективизации. Я, как участник исследовательского проекта, который называется «Советская деревня глазами ОГПУ НКВД в 1930-1934 гг.», склонен думать, что сталинское руководство – подразумеваются и Молотов, и Каганович и другие – уже в начале 1932 года ощущало приближение голода, но не могло остановить его. Только очень поздно – зимой 1932-1933 года - они осознали весь масштаб происходившего на Украине, в Поволжье, на Южном Урале. Власти были озабочены не только аграрным вопросом, но и угрозой со стороны Японии в Маньчжурии, и поэтому решили остановить публикации в советской прессе по так называемым «продовольственным затруднениям» и, конечно, запретить в течение 1933 года все поездки иностранных журналистов по стране, прежде всего, на Украину. Несколько лет назад я уже видел первую политическую резолюцию, принятую в одной из организаций ООН, с рекомендацией, чтобы ООН признала голодомор геноцидом. Я, как экономист, вынужден был тогда обратиться за разъяснениями к юристу, потому что геноцид определяется по конвенции ООН 1948 года по соответствующим критериям. Большинство юристов считает, что спровоцированный голод на Украине - это действительно преступление против человечества, но не берутся однозначно квалифицировать голодомор, как геноцид… Хотя мы не оспариваем масштаб советской трагедии – по всему Советскому Союзу погибло тогда от четырех до шести миллионов человек. Масштаб ужасающий! Но здесь нужна более сущностная дискуссия – было ли все это целенаправленно, и почему нельзя отнести такие преступления к разряду, скажем, репрессий. Иначе можно заявить, что голодомор был геноцидом и казахского народа, и частично - русского, в южных районах России. Сегодня доступ к более чем половине документов по этой проблематике открыт и в российских, и в украинских архивах. И вместо того, чтобы политизировать вопрос, на мой взгляд, ученым нужно готовить новые фундаментальные исследования, а не лавировать между политическими заказами».
К сожалению, в наше время вряд ли приходится рассчитывать на то, что вопрос о трагедии начала тридцатых годов некоторые украинские политики будут рассматривать без учета политических заказов. Уж больно удобно неприятные вопросы о сложной ситуации в экономике или поставках украинского оружия Грузии по очень смешным ценам парировать рассказами о том, как на Дону и в Казахстане люди от голода умирали в результате антиукраинского заговора.
Конференцию проводят Институт политических исследований, Федеральное архивное агентство, Фонд содействия актуальным историческим исследованиям «Историческая память». Конференция сопровождается презентацией выставки архивных документов по данной теме из Архива Президента Российской Федерации, Центрального архива ФСБ России, государственных архивов субъектов Российской Федерации, Казахстана, Украины, Киргизии, Белоруссии. В конференции принимают также участие ученые из многих государств «дальнего зарубежья», включая Японию и Австралию, казалось бы, весьма далеких от проблем голода в СССР в начале тридцатых годов.
Сами темы выступлений ученых – «голод в Казахстане», «голод в Центрально–Черноземной области», «голод в Мордовии», «Голод в Белоруссии» весьма показательны. Совершенно очевидно, что попытки использовать трагедию прошлого для нагнетания националистической истерии на Украине с исторической точки зрения абсолютно антинаучны.
Голод начала тридцатых годов – беда отнюдь не только одной Украины, как это сейчас пытаются «объяснить» молодежи в Киеве и Львове. Трудно представить себе голод в Мордовии как способ геноцида украинцев. Массовая гибель людей в Казахстане, когда «волевым» усилием решено было превратить кочевников в землепашцев, со всеми вытекающими из этого страшными последствиями, к Украине никакого отношения не имела.
Надо отметить, что внедряемое в последние годы на Украине представление о голоде начала тридцатых годов как исключительно антиукраинской акции далеко не всегда находит поддержку среди западных историков.
Например, профессор института экономической истории при Стокгольмской школе экономики, автор книг «Красный колосс», известный специалист по истории советской России, работавший во многих российских федеральных и региональных архивах, Леннарт Самуэльсон отнюдь не считает голод тридцатых трагедией одной только Украины. Вот его мнение по этому вопросу: «Споры на эту тему идут не только между российскими и украинскими историками, но и в западном историческом сообществе. Например, итальянский исследователь-специалист Андрео Грациози, который написал несколько книг об Украине, в своей последней статье на эту тему интерпретирует страшную трагедию голода 1932-1933 годов как акт руководства, направленный на то, чтобы подавить сопротивление украинского крестьянства коллективизации, чтобы не допустить связи между национальным и антисоциалистическим движениями. На мой взгляд, он слишком уж расширяет понятие «геноцид» и считает голодомор национальной акцией. А вот известный английский исследователь Дэвис, автор книги «Годы голода» - фундаментального труда, в котором собран очень обширный архивный материал, кстати, гораздо больший, чем у Грациози, имеет другую точку зрения. Он тщательно изучил все документы на самом высшем политическом уровне, на уровне Наркомзема, и вместе с соавтором пришел к выводу, что эта трагедия не была в общепринятом понимании ни геноцидом, ни национальной акцией, а являлась страшным последствием советской коллективизации. Я, как участник исследовательского проекта, который называется «Советская деревня глазами ОГПУ НКВД в 1930-1934 гг.», склонен думать, что сталинское руководство – подразумеваются и Молотов, и Каганович и другие – уже в начале 1932 года ощущало приближение голода, но не могло остановить его. Только очень поздно – зимой 1932-1933 года - они осознали весь масштаб происходившего на Украине, в Поволжье, на Южном Урале. Власти были озабочены не только аграрным вопросом, но и угрозой со стороны Японии в Маньчжурии, и поэтому решили остановить публикации в советской прессе по так называемым «продовольственным затруднениям» и, конечно, запретить в течение 1933 года все поездки иностранных журналистов по стране, прежде всего, на Украину. Несколько лет назад я уже видел первую политическую резолюцию, принятую в одной из организаций ООН, с рекомендацией, чтобы ООН признала голодомор геноцидом. Я, как экономист, вынужден был тогда обратиться за разъяснениями к юристу, потому что геноцид определяется по конвенции ООН 1948 года по соответствующим критериям. Большинство юристов считает, что спровоцированный голод на Украине - это действительно преступление против человечества, но не берутся однозначно квалифицировать голодомор, как геноцид… Хотя мы не оспариваем масштаб советской трагедии – по всему Советскому Союзу погибло тогда от четырех до шести миллионов человек. Масштаб ужасающий! Но здесь нужна более сущностная дискуссия – было ли все это целенаправленно, и почему нельзя отнести такие преступления к разряду, скажем, репрессий. Иначе можно заявить, что голодомор был геноцидом и казахского народа, и частично - русского, в южных районах России. Сегодня доступ к более чем половине документов по этой проблематике открыт и в российских, и в украинских архивах. И вместо того, чтобы политизировать вопрос, на мой взгляд, ученым нужно готовить новые фундаментальные исследования, а не лавировать между политическими заказами».
К сожалению, в наше время вряд ли приходится рассчитывать на то, что вопрос о трагедии начала тридцатых годов некоторые украинские политики будут рассматривать без учета политических заказов. Уж больно удобно неприятные вопросы о сложной ситуации в экономике или поставках украинского оружия Грузии по очень смешным ценам парировать рассказами о том, как на Дону и в Казахстане люди от голода умирали в результате антиукраинского заговора.
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
