Расскажу я вам, робята, сказочку, да не просто сказочку, а сказку-бывальщину о делах стародавних, благословенных и о людях, каких нынче нет, да и более не будет.
Лет так двести тому назад правила нашей страною амператрица Катерина. Хучь сама и вышла из земли Германской, однако веру православну уважала, посты блюла, род русский почитала. И всем была бы правительница: и умна, и красноречива, и письма Вольтеру с Дидеротом сама писала, а все же не боялись ее енералы, да адмиралы — ручку царску целовали, но честь не отдавали, войском правили сами, как умели.
И развелось тут и в армии, и в гвардии воров столько, что чуть Царь-пушку австриякам за три червонца не продали. Назначат какого-нибудь паршивца каптенармусом, он денечек оглядится на новом месте, а на второй и икнуть не успеешь, как что-нибудь из воинской амуниции, да и упрет.
Решила тады амператрица навести порядок. Она то хучь и Катерина, хучь и Великая, а баба-то и есть баба. Женски ручки слабы-немощны, нужен вож ей, мужик то есть. И призвала амператрица для управления Россиею мужа дельного, таровитого — князя Потемкина-Таврического. Он хучь и один глаз то имел, да далече видел.
Князь Потемкин в три года порядок навел: казнокрадов повесил, енералов усмирил, села, да новы грады, повелел отстроить-украсить, из Крыма турку изгнал, бунтовщиков, да лиходеев в Сибирь услал...
Наступила на Руси Святой тишь, да Божья благодать. И понаехало к нам из Немцев послов разных: из Гишпании — дон Саламанка, от пруссаков — фон Вывертах, из Блистательной Порты — Али Магомет Кустанай-паши, из французских земель — маркиз де Фулиганье Нашатырьский, а из прочих стран и мелкокалиберных государств столько послишек нагрянуло, что в Санкт-Петербурхе для их подсчета особое министерство выделили.
Решил наш князь Таврический повезти послов и их прихвостней по Российской амперии, показать, как земля сия обустроилась.
Выехали русские бояре, сенаторы питерские, иноземные послы, да служки с солдатушками ранним утром из столицы, аккурат под праздник Святого и Праведного Нила Сорского. Кони у них были борзы, да не лядащи. В две недели добежали до деревни Ивантеевки, что примостилась на невеликом бугорочке подле не то Тулы, не то Калуги...
И здесь вышел между гишпанским послом доном Родриком Саламанкою и князем Григорием Потемкиным-Таврическим неожиданный спор. Чего барам не подрать глотки, когда жратва в котелках варится, а слуги за ними ночные горшки уносят...
Был у дона Саламанки кучер из гишпанских крестьян — малый разбитной, подвижный, поворотливый. Захотелось послу жаренной лягушатинки, ведь во Франции и Гишпании лягушатина — еда первейшая, так сей кучер неизвестно откуда жирнющих квакушек достал, да в миг и изжарил. Позвал Саламанка к себе на обед Потемкина, и ну его лягушатинкой потчевать-пользовать, угощать. А князь-то наш голову воротит, свой светлейший нос батистовым платком зажимает. Противна руссаку гишпанская деликатесина! Гишпанец же возьми, да и ляпни: "Вот у меня кучер разбашный и удалой, даже в россиянской глуши замечательное блюдо сробил. А все потому, что течет в нем гишпанская кровь! Русский же мужик глуп, неповоротлив и ленив, ни на что не гож, вошь и ту, как надо прибить не сумеет!"
Ну, сболтнул дон Саламанка по глупости своей ерундушку какую-то. Что гишпанец, что цесарец, что франк — все одно немцы: лопочут по своему, росского говору не понимают, тарабанят что-то, но все равно аки немы, ничего нормальному человеку непонятно, потому и немцами прозываются.
Не обращать бы князю внимания на посольскую дурь, однако задели сии мерзостные словеса светлейшего. Отнял он платочек от носа своего, да и говорит: "Давай-ка, господин посол, поспорим, кто из двух мужиков умнее: русский аль гишпанец! Ты выставишь свово разумного кучера. Я же в Ивантеевке велю разыскать егерям моей службы самого, что ни наесть завалящего мужичонку. Бросим мы с тобой на этой самой дороге три предмета: гвоздь, серебряну монету, да подкову. Пустим по очередности мужиков, да посмотрим, кто от своего ума, что поднять не поленится, вот тады и решим. Кто из них дурнее. Ставлю за русского кошель с золотыми ефимками, тыщу ассигнациями, да еще и два сельца в придачу даю".
Гишпанский посол туда-сюда, нечего ему в заклад ставить. Гишпания — нищая странишка-то: все золото, да смарагды еще лет сто тому назад мориски, мавры, да англы оттель повывезли-пораспродали. Вот дворян их король Каролус послишками заграницу и назначает, мол, хоть на чужих харчах и откормятся. Ведь большинство гишпанских гидальго от голода ветром постоянно шатает. Не поймешь, кто на встречу идет под Толетой: не то дон Кишкот, ни то Кощей Бессмертный (кишки у них к почкам прилипли, вот их донкишкотами за это и кличут).
Погоревал посол, погоревал, да в залог за кучера дал свою карету красного дерева и несколько бочонков бургонского вина, что от прадеда остались.
Потемкин долго ждать не любил, кликнул верных егерей, отдал им приказ грозный. Поскакали служилые в Ивантеевку, быстренько сыскали неказистого мужичишку. Да чего его и искать то. Сидел мужик у своего дома, лапти плел. Налетели оглоеды, ни за что, ни про что связали-скрутили, да пред княжеские очи представили.
Взглянул Потемкин-Таврический на мужика. И зело он ему не понравился: мал, хил, борода лопатой, сам староватый!
Да деваться некуда, от дискуша отказываться нельзя: как бы осложнений в европейской политик не возникло.
Объявил князь мужику условия спора и приказал в деле сем участие иметь. А мужику-то неохота в господские игрища влезать (ненароком ведь и шкуру снять могут). Да как же тут откажешься: не сбежать, не укрыться — кругом гренадеры с ружьями и енералы с пистолями...
Посол же дон Саламанка свое дело делал, времени даром не терял. Призвал он кучера и ну, того наставлять, ну его поучать: "Ты, мол, серебро возьми, подкову подними. Гвоздь же брось. Гишпанцу русские гвоздики не надобны. В Толете получше ковать умеют".
Кучер из Гишпании по совету посла и поступил.
Родрик Саламанка возгордился. А наш князь приуныл. Только и махнул егерям. Вывели те мужика...
Мужейка недолго голову ломал. Нагнулся. Повертел гвоздик в руках, да и кинул. Покрутил монетку, да и в канаву уронил. Подкову же, вообще, поднимать не стал.
Осерчал Потемкин. Велел мужика к дереву привязать и высечь примерно.
А мужик то взмолился: "Подожди, светлейший князь, меня бить. Сперва выслушай, может и помилуешь. Не поднял я гвоздя того потому, что он нам в деревне без надобности. Мы отродясь из дерева все робить могем: и гвозди, и затычки. Не взял я монету, ведь барин наш все равно ее отберет. Не стал я мараться из-за подковы в пыли, ибо та подкова ломана и в хозяйстве не сгодится".
Как услышал сии речи князь Потемкин, то приказал ивантеевца отпустить и наградных, аж десять рублев, пожаловал.
А мужичок за три рубля корову и лошадку купил, на рупь — детенкам сластей и бабе платок, а остальное в церкву снес — да стоят храмы Божии на Руси!
Спор же с доном Саламанкою и князем Таврическим решили попросту: раз гишпанский мужик ломану подковочку поднял, а русский сию раритетину не взял, следовательно, гишпанец дурнее!
Материал специально переработан для «Сегодня.ру»
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
