Мастер-класс Грачёва: "Не надо учиться у тех, кто хочет нас завоевать!"
Беседовал Вадим Удманцев

Мастер-класс Грачёва: "Не надо учиться у тех, кто хочет нас завоевать!"

Заявление министра обороны РФ Анатолия Сердюкова о проведении в 2009-2012 годах «первоочередных мероприятий по развитию армии и флота в связи с утверждением перспективного облика ВС РФ» вызвало неоднозначные оценки военнослужащих, ветеранов и военных экспертов. Своё мнение о реформах в наших Вооруженных Силах высказал бывший министр обороны России, Герой Советского Союза генерал армии Павел Грачев. – Павел Сергеевич, соответствуют ли состав и численность ВС РФ геополитическому положению России? – На мой взгляд, та численность личного состава Вооруженных Сил, которая закладывается (до 1 млн. человек), не соответствует современным требованиям и сложившейся военно-политической обстановке. Финансово-экономическое состояние нашего государства таково, что мы можем себе позволить сильную армию. По всем канонам военной науки и военного искусства для сдерживания серьезной агрессии численность ВС должна исходить из размеров территории государства и расчёта плотности войск – на каждые 6 метров территории должен приходиться один военнослужащий. По моему мнению, численность ВС должна составлять не менее 2,5 млн. человек без МЧС, внутренних войск, пограничников и других специальных военизированных структур. Сегодня, когда политическим и военным руководством государства взят курс на профессиональные войска, можно было бы согласиться с меньшим количеством военнослужащих в ВС, так как профессионалы и по физическим качествам сильнее солдат и сержантов по призыву, и более умело обращаются с вооружением и техникой. Но и в этом случае численность ВС, на мой взгляд, не должна быть меньше 1,5 млн. человек. Но, коль уж взят курс на строительство профессиональной армии, то хотел бы обратить внимание на ряд мер, которые обязательно следовало бы предпринять. Первое – необходимо сделать упор на ещё большую подготовку младшего офицерского состава: не уменьшая количества военных училищ и других военных заведений, на их базе увеличить количество выпускников в званиях «лейтенант» и «старший лейтенант». Опыт локальных войн и последних событий в Южной Осетии показал, что ход и исход боя решали именно младшие офицеры, которые при необходимости могли и стрелять, сидя за рычагами боевых машин, и в то же время управлять боем. Второе – необходимо сделать упор на производстве современной техники и высокоточного оружия с большими дальностями действия. Я имею в виду, возрождение тех видов ядерного оружия, которые мы, к сожалению, потеряли в конце существования СССР и особенно в 90-е гг.: тактические средства поражения и системы ПВО-ПРО в ядерном снаряжении. Это возрождение подводного ракетоносного флота и надводных авиационных кораблей, которые могут в случае реальной угрозы войны выйти в открытые моря для того, чтобы быть неуязвимыми и самостоятельно вести боевые действия. С этой целью военно-политическая деятельность нашего государства должна строиться на тесном сотрудничестве с близкими нам государствами в нескольких точках земного шара, прежде всего, в Центральной и Южной Америке, странах Дальнего и Ближнего Востока. Мы должны попытаться восстановить, по крайней мере, те отдалённые базы, которыми когда-то располагал Советский Союз. И, наконец, самое главное – чтобы армия была сильной и даже без мобилизационного ресурса на первых порах могла отражать агрессию, особенно в локальных войнах, нужно заинтересовать офицерский состав в социальном плане: обеспечить жильем всех военнослужащих, в разы повысить их заработную плату и восстановить культ военного человека. Благодаря этому мы сможем повысить безопасность государства на долгие времена. – Можно ли сокращать армию и флот до миллиона человек за 3 года? –Если одновременно с сокращениями будет проведено значительное техническое перевооружение и восстановлена техническая мощь, которая была при Советском Союзе, то этот процесс произойдёт менее болезненно. – Необходим ли переход от системы управления войсками «округ – армия – дивизия – полк» к трёхзвенной «округ – оперативное командование – бригада»? – Этот вопрос обговаривался ещё в начале 90-х годов, когда некоторые прозападно настроенные ретивые политические деятели пытались повернуть страну по пути американизации. Считаю, что система «округ – армия – дивизия – полк» должна сохраниться, потому что переход на бригады отрицательно скажется на состоянии боеготовности страны. Во-первых, Россия по площади слишком большое государство, которое окружает слишком много вероятных противников. Во-вторых, переход на американскую бригадную структуру создаст трудности в организационном плане, потребует дополнительных материальных и финансовых средств. Эти необоснованные траты лишь ослабят мощь России в целом. – Насколько адекватно решение Минобороны оставить в округах по одной бригаде ВДВ? – Это было бы не совсем правильно. Необходимо помнить о том, что ВДВ – есть резерв Верховного Главнокомандующего, то есть Президента. ВДВ предназначены для ведения активных боевых действий в любой точке, откуда будет угроза или наметится успех противника. И только лавируя мощными дивизиями, имея значительный ресурс авиации, возможность высаживать часть десанта железнодорожным или комбинированным транспортом на угрожаемое направление, можно успешно решать эти задачи. ВДВ должны быть единым коллективом. Необходимо сохранить пару дивизий для действий на западном направлении, по одной дивизии – на южном и юго-западном направлениях, одну дивизию на Дальнем Востоке и пару дивизий резерва в районе от Волги до Урала для того, чтобы Верховный Главнокомандующий мог ещё более оперативно влиять на изменения обстановки. Другое дело – в каждом военном округе в непосредственном подчинении у командующих округами необходимо иметь по одной десантно-штурмовой бригаде, не входящих в состав ВДВ. В отличие от воздушно-десантной дивизии, основное предназначение десантно-штурмовой бригады – ведение тактических действий совместно с Сухопутными войсками. Эта бригада высаживается на угрожаемом направлении с вертолетов посадочным или комбинированным способом на расстоянии до 60 км от переднего края, занимает нужный плацдарм, и далее, согласуясь с нанесением мощных позиционных ракетно-ядерных и других ударов по противнику, удерживает плацдарм до подхода главных сил, обеспечивая успех всех наших войск. Кроме того, как показывает практика локальных войн, начиная с Афганистана, необходимо развивать и, собственно, разведывательные подразделения и части специального назначения ГРУ, МВД, ФСБ для ведения разведывательных действий на дальних подступах к нашим рубежам. – Ваше отношение к планам досрочного увольнения 117 тыс. офицеров. – Это неоправданно. Офицерский состав до подполковника включительно ни в коем случае нельзя «вырывать с корнем» – это же золотой генофонд нашего государства, который может в любой момент вступить в бой! В армии сегодня дефицит не только командиров взводов. Не хватает командиров рот и заместителей командиров батальонов. Даже толковых комбатов, и тех с трудом набирают, не говоря уже о вышестоящих должностях. Ещё в послевоенные времена капитаны спокойно командовали взводами, а майоры – ротами. Сейчас можно к этой практике прийти, если говорят, что не хватает лейтенантов. Ничего страшного в этом нет! Но только если у этих капитанов-майоров будет хорошее денежное содержание, и они будут обеспечены квартирами и всем необходимым в социальном плане. А когда физически мощного человека в здравом уме, который служит Отчизне, не имея квартиры, за мизерные деньги, ещё и увольняют, этим государство пополняет число людей, обозлённых на власть. Любой кадровый военный учился для того, чтобы прослужить, минимум, 25 лет, получить достойную пенсию и тогда уже уволиться из рядов Вооружённых Сил. А теперь получается – выгоняют. Конечно, легче будет трудоустроиться офицерам с техническим образованием. Но у нас много офицеров с командным образованием, которых, кроме как командовать и служить, ничему не обучили. Куда податься такой массе людей? Устраиваться дворниками? Садиться за парты в солидном возрасте? – В чём целесообразность упразднения института прапорщиков-мичманов? – Это парадокс. Коль идём по пути создания профессиональной армии, зачем из неё убирать профессионалов? Институт прапорщиков и создавался, чтобы пополнить ряды профессионалов в той армии, которая до сих пор существует в государстве. Мнение, что прапорщики – это начальники складов, которые ничего не делают или воруют, неправильное и ошибочное. Среди прапорщиков много командиров взводов, и старшин рот, техников. В конце концов, при обучении в школе прапорщиков бывшие солдаты и сержанты быстрее и легче осваивают первоначальные офицерские навыки, чем их сверстники в военных училищах – будущие лейтенанты. Прапорщики сверхсрочнослужащие – это профессионалы, именно те люди, которые по велению совести идут в армию. Уничтожив институт прапорщиков, мы ослабим боеспособность Вооружённых Сил. Этого нельзя делать ни в коем случае! – Разве вопросы масштабного реформирования ВС не нужно обсуждать гласно, с привлечением общественности? – Самую широкую общественность к работе по составу Вооружённых Сил привлекать нельзя, поскольку это щепетильный вопрос под грифом «секретно». Другое дело – что этот состав не должен определяться узким кругом лиц, считающих себя «грандами» современного военного искусства. К этой работе необходимо привлекать опытных генералов и офицеров, которые находятся в запасе, на пенсии, в том числе участников Великой Отечественной войны. Им есть что сказать, и чем поделиться. Есть хорошие, грамотные генералы, которые до сих пор работают в военных институтах. Они имеют богатый боевой опыт ведения локальных войн, а, значит, обязательно должны быть привлечены. Конечно же, все эти люди должны обсуждать столь серьезную тему под контролем, имея допуски соответствующей формы к работе с секретными материалами. А то, что сейчас делается, когда ответственные решения, от которых зависит судьба государства, принимаются келейно, без учета мнения военных авторитетов, ошибочно и недопустимо. – К 2012г. количество офицеров составит 15% от общей численности ВС. По словам министра обороны, эту ставку определили после обращения к мировому опыту. Насколько это актуально? – Не надо обращаться к опыту тех стран, которые всерьёз давно не воевали, как не надо учиться и у тех государств, которые хотят нас завоевать! Нужно поднять архивы в Подольске и обратиться к русскому, советскому опыту подготовки и формирования армий, ведения боевых действий. Этого достаточно, потому что русские, советские войска всегда побеждали. Да, у нас был и горький опыт внезапного нападения на нас в 1941-м. Так и на этих просчётах тоже надо учиться. – Ваша оценка действий ВС РФ в ходе вооруженного конфликта в Южной Осетии. – Слава Богу, что грузинские войска, имея современную военную технику из-за рубежа, обладали низким моральным духом. Но югоосетинская проблема вскрыла ряд слабых моментов в действиях российской стороны. Наше военно-политическое руководство не было поставлено в известность о складывающейся на тот момент обстановке на участке югоосетинской границы. Чёткого доклада об истинных намерениях грузинской стороны, что она начнет крупномасштабную военную операцию, видимо, не было. Поэтому и у наших войск не было заблаговременного плана возможных боевых действий против грузин на территории Южной Осетии. Ведь, когда такое планирование проведено, командирам при получении условного сигнала остаётся лишь достать карты и действовать с личным составом по заранее отработанному варианту. Никто не думал всерьёз, что России придется воевать с грузинским народом. Ну, застигли нас врасплох – ничего страшного: нужно было быстро выдвинуться, сосредоточить свои силы, организовать между ними взаимодействие и умело нанести поражение противнику. Однако не все действия, на мой взгляд, были достаточно продуманы командованием – пошла наша колонна и, не развёртываясь в боевые порядки, вступила в бой с противодействующей стороной. В результате мы понесли, может быть, не очень значительные, но напрасные потери. Плохо была отработана система управления частями и соединениями, а также связь всех видов, начиная с тактического звена и кончая высшим руководством. Когда командующий армией по личному «мобильнику» связывается с кем-то по служебному вопросу, это нонсенс. В результате сбоев в системе управления и ненадёжности связи первые день-два боевых действий недостаточно чётко было организовано взаимодействие сухопутных войск, авиации, артиллерии и разведки. Пока со всем этим разобрались, были сбиты наши самолёты и вертолёты, уничтожены танки, было убито немало наших бойцов. Я имею достаточный боевой опыт, начиная с Афганистана и кончая Чечней, и потому знаю – если командиру на месте запрещается или не даётся времени организовать бой, он всегда на первых порах терпит поражение. Ведь даже после того, как разведка «проморгала», требовалось вывести части и подразделения на другие рубежи и дать возможность командирам частей и подразделений осмотреться – выделить им время на организацию боя. Затем, по всем правилам военной науки, выявляются основные огневые точки противника, особенно, средства ПВО – это работа различных разведок, от тактической наземной и до космической. Данные о «вскрытой» вражеской группировке передаются в пункты управления авиации, артиллерии и ракетных войск, после чего планируется нанесение комплексного огневого поражения, которое заключается в том, чтобы массированными ударами подавить огневые точки противника на переднем крае: средства ПВО, бронетехнику, армейскую артиллерию, авиацию на аэродромах. Комплексное огневое поражение длится час, два или три, а может и сутки – до тех пор, пока враг не будет уничтожен или хотя бы подавлен. Для этого группировке противника должен быть нанесен общий урон не менее чем на 60%. Только после этого в бой вводятся основные наземные силы. К сожалению, многое из перечисленного было недостаточно оперативно оценено в ходе боевых действий в Южной Осетии, поэтому я и говорю – слава Богу, что грузины дрогнули раньше. – В этой военной кампании у нас были и плюсы? – Плюсов много. Во-первых, в такой обстановке войска были довольно-таки быстро подняты по тревоге и организованно введены на территорию Южной Осетии. Во-вторых, русской армии, как всегда, был присущ высокий моральный дух. В-третьих, несмотря на неразбериху в первый-второй день, в дальнейшем наши командиры всё-таки смогли сорганизоваться на местах, действуя довольно-таки чётко, по всем правилам военной науки: прошли дальше переднего края грузинских войск, выполнили задачи по уничтожению самолётов на аэродромах и техники на складах. За несколько дней основная часть боевой техники Вооруженных Сил Грузии была уничтожена или выведена с территории Южной Осетии. Вот это, я считаю, самые главные положительные черты в действиях наших войск. – Ваша оценка конкурентоспособности наших образцов вооружения и военной техники. – Наше оружие и техника не просто конкурентоспособны, но по некоторым параметрам в значительной степени превосходят лучшие зарубежные образцы. Поэтому такие страны, как Китай, Индия являются нашими основными заказчиками в сфере военно-технического сотрудничества. Даже натовские страны и те, которые находятся под контролем США, уже изъявляют желание приобретать наше оружие. К сожалению, в своё время из-за недостатка денег в казне государства предприятиям «оборонки» приходилось продавать новейшую технику и вооружение, которые даже не успели принять на вооружение российские Вооруженные Силы. Но теперь руководство страны уже в достаточной степени финансирует Гособоронзаказ, а оборонно-промышленный комплекс готов оснастить войска техническими новинками, в том числе по различным видам связи. Лично меня это особенно волнует не только потому, что я в настоящее время руковожу группой советников на «Радиозаводе им. А. С. Попова», но и вследствие того, что недавние военные события на Кавказе выявили массу проблем при управлении войсками в полевых условиях. А военная связь, как известно, – неотъемлемая составляющая управления Вооруженными Силами, техническая основа этого управления. К примеру, наш «Радиозавод имени Попова» выпускает мобильные комплексы связи 5-го поколения, и я рад тому, что уже есть решение о принятии этой техники на вооружение. Параллельно надо решать вопрос об унификации стандартов связи всеми силовыми структурами: МО, МЧС, МВД, ФСБ для их взаимодействия, например, при проведении войсковой или контртеррористической операции. Каждое ведомство или спецслужба годами заказывают технику на «своих» заводах, но при этом никого почему-то не интересует, будут ли сопрягаться их служивые по средствам связи с другими «силовиками» или нет? Поэтому я настоятельно просил бы наше военно-политическое руководство в ближайшее время тщательно разобраться с этим вопросом. Другую проблему высветили недавние события в Южной Осетии, когда военнослужащие, устав «бороться» с неработающими штатными радиостанциями, связывались между собой при помощи личных мобильных телефонов. А всё оттого, что модернизированные средства связи для тактического звена управления, например, переносные радиостанции и те, что крепятся на БМД, БМП и танках, не внедряются в войска. На полигонах все в восторге от работы этих средств связи, но дальше испытаний техники дело почему-то не заходит – представители ведомства, которым надлежит осуществлять соответствующие закупки, «не обращают» на модернизированные радиостанции внимания. – В своё время Вы столкнулись с тем, что перед вводом войск в Чечню некому было командовать группировкой. Как оцениваете морально-боевые качества нынешнего генералитета? – В моё время другая обстановка была. Некоторые генералы – мои помощники, заместители по различным причинам отказались или не смогли возглавить группировку, вести боевые действия. Не хочу называть их фамилии. Но в любой сложной обстановке появляются люди, готовые взять на себя ответственность. Я благодарен тому же генералу армии Квашнину, который тогда подошел ко мне и сказал: «Товарищ министр, если вы позволите, я готов взять на себя командование». Что касается сегодняшнего времени, то генералы-руководители моего поколения практически все ушли из Вооруженных Сил, а на их места пришли несколько человек, которые могут довольно-таки уверенно командовать и управлять войсками. Это и первый заместитель министра обороны генерал-полковник Александр Колмаков, и начальник Генштаба ВС генерал армии Николай Макаров – способные, толковые люди и командиры. Сейчас на должность главкома Сухопутными войсками поставлен генерал армии Владимир Болдырев. Он командовал Северо-Кавказским военным округом и имеет за плечами богатый опыт ведения боевых действий. Довольно-таки грамотно информировал общественность об обстановке на югоосетинском фронте заместитель начальника Генштаба генерал-полковник Анатолий Ноговицын. Думаю, и среди «молодежи» есть генералы, которые будут с честью до конца исполнять свой воинский долг. – Вы руководили Минобороны в трудные 90-е годы. Завидуете ныне действующим генералам, что им повезло со временем? – Не завидую. Каждый период по-своему интересен. Конечно, мой период был намного сложней и мне никто не завидовал, никто не претендовал на роль министра обороны. Ведь я с моей командой под руководством Президента, по сути дела, создавал Вооруженные Силы России заново. Почти вся мощь Вооруженных Сил СССР осталась в Прибалтике, Белоруссии, на Украине, в Азербайджане и государствах Средней Азии – всё передовое, самое лучшее, включая людей, технику и военную инфраструктуру. В России же на тот момент дислоцировались лишь войска второго оперативно-стратегического эшелона в европейской части страны и войска мобилизационной готовности за Уралом. Единственное мощное образование, что нам досталось – Дальневосточный военный округ. Нам выпало воссоздавать российские Вооруженные Силы, как говорится, с нуля. Выводили войска из стран Восточной Европы, свозили технику в новые места дислокации воинских частей, размещали людей, как могли. Денег не было, офицерам жить было негде – всё строили заново и так постепенно построили 40 военных городков. Конечно, много было просчетов и ошибок, но, если брать в целом, считаю, что мы всё делали правильно. Пришлось одновременно строить, что-то создавать и защищать страну. – Вас называли «ястребом», хотя Вы неоднократно вели переговоры с Дудаевым. Чисто по-человечески, где было страшнее: в Афганистане или в Чечне? – «Голубем мира» я никогда не был в силу моей основной специальности, как никогда не был и «ястребом». В должности министра обороны 2 раза летал к Дудаеву, беседовал с ним. Последний раз мы встретились в Ингушетии, в Слепцовской, незадолго до начала боевых действий. Я прибыл туда с малочисленной группой бойцов – всего 12-14 человек со мной было. А он – на танках, бронетранспортерах, в сопровождении многочисленной вооруженной охраны, и вся Ингушетия ему хлопала. Я отдавал себе отчет, что меня и моих бойцов могли запросто там убить, но отказаться от этих поездок не мог, поскольку от результатов переговоров зависело укрепление или ослабление позиции России на Кавказе. Страшнее всего было при принятии решения о начале ведения боевых действий в Чечне. Это решение – о вводе войск – принималось на заседании Совета Безопасности 29 ноября 1994 года. Перед голосованием я доложил, что после ввода войск в Чечню боевики окажут серьёзное вооружённое сопротивление, и потому нецелесообразно начинать военную кампанию без всякой предварительной подготовки, да еще зимой – в самых неблагоприятных для ведения боевых действий погодных условиях. В ходе голосования против скоропалительного ввода войск был только мой голос. Борис Николаевич Ельцин воздержался. Остальные члены Совбеза проголосовали «за» скорейшее начало военной операции. И на том же Совете Безопасности мне был отдан приказ – подготовить план ввода войск в Чечню, и через 2 недели доложить о готовности. – В 1995 году, когда боевики уже почувствовали силу российских войск, а Дудаев был ещё жив, можно было договариваться о мире на условиях Кремля? – Нет. В 1995 году договариваться с ним о чём-либо было уже нельзя и бесполезно. Его нужно было только уничтожать. А до начала боевых действий в Чечне никто из руководителей государства не хотел с ним разговаривать. И даже рекомендации некоторых нормальных людей с ясным умом, которые советовали Ельцину пригласить Дудаева в Кремль побеседовать с ним, определиться во взглядах на будущее Чечни не возымели действия. Это, естественно, ещё больше разозлило Дудаева и многих чеченцев. – Ваше отношение к Хасавюртовским соглашениям? – Это предательство. – В 1993-м вы безоговорочно поддержали Бориса Ельцина в противостоянии с Верховным Советом. Не было сомнений по этому поводу тех пор? – К октябрю 1993 года страна стояла на пороге гражданской войны. Да, армия должна быть вне политики, но когда решается судьба государства, все должны принимать в этом участие, в том числе и военные. И, если бы не решительные действия именно военнослужащих у Белого Дома, наверное, мы бы сейчас с вами здесь не сидели. А наше государство, вполне возможно, раскололось бы на много частей.