Беседовала Мария Соловьева

Россия обречена на политику интеграции

8 декабря 1991 года главами РСФСР, Украинской ССР и Белорусской ССР было подписано Соглашение о создании Содружества Независимых Государств. Именно этот документ положил конец существованию СССР. О причинах гибели Советского Союза в беседе с нашим корреспондентом рассказал депутат Госдумы РФ Константин Затулин. - Распад СССР был завершением объективных исторических процессов? - Распад Советского Союза был обусловлен сочетанием объективных и субъективных причин. СССР имел форму союзного федеративного государства, в котором было формально признано моральное право на выход союзных республик из его состава. Эта форма облегчила распад Союза. Распад СССР политически стал мотивированным после того, как была демонтирована несущая политическая конструкция, то есть, однопартийная система. Но я хотел бы обратить внимание на то, что совершенно необязательно было для достижения целей реформирования страны разваливать Советский Союз. СССР находился в очень ответственном с исторической точки зрения этапе, когда мог продолжить свое существование, а мог, как это и случилось, развалиться. И ответственность за то, что все-таки он распался, должна взять на себя тогдашняя политическая элита. Как в центре, так и на местах. - Почему КГБ и армия оказались не способны воспрепятствовать развалу страны? - Дело в том, что вопреки распространенному мнению армия и спецслужбы не имели своего политического лица в советское время. К этому моменту они уже полностью утратили какую-либо сознательную политическую волю. Хочу обратить внимание, что в дискуссиях периода перестройки демократы довольно часто взывали к политической сознательности военнослужащих. Даже одно время существовала организация «ЩИТ», объединявшая тех военных, как правило, молодых политработников, которые искали новые формы, пытались бороться с засильем, как тогда казалось, партноменклатуры, то есть политизировались. Но если бы масса армии, офицерства была политизирована, если бы армия была по-настоящему профессиональной, имела бы свои осознанные социальные интересы, которые очень быстро трансформируются в политические, то в этом случае дело бы не закончилось фарсом вроде ГКЧП. Скорее всего, дело могло закончиться достаточно жесткой диктатурой. Демократам повезло, что армия и спецслужбы оказались лишенными какой-либо сознательной политической воли. В течение нескольких поколений коммунистическая партия выполола из армии людей сколько-нибудь самостоятельных. И из спецслужб тоже. Я напомню некоторые персоналии - Жуков, с одной стороны, и на финальном этапе маршал Ахромеев, чья смерть носит загадочный характер. Скорее всего, он не покончил жизнь самоубийством, а был убит именно потому, что был одним из немногих волевых и политически сознательных военных. Все эти люди, они были скорее белыми воронами в армии, чем могли к этому моменту рассчитывать на какую-то опору и сделать какой-то нестандартный ход. Максимум, на что оказалась способна верхушка армии – на пассивное участие в ГКЧП. - Какова жизнеспособность новых государств, образовавшихся на развалинах СССР? - Жизнеспособность разных государств разная. Период в 17 лет с исторической точки зрения очень непродолжительный. И это говорит, что новые государства имеют шанс в разной степени продолжить свое существование. Скажем, такое государство, как Грузия ни одного дня с момента распада Советского Союза, даже до его распада, не было территориально целостным. Граница, на которую Грузия претендует, была создана во время СССР. Или, скажем, Киргизия в последние годы явно балансирует на грани развала на северную и южную части. С другой стороны, есть государства, которые, вероятно, могли бы достичь лучших результатов, если бы не начали свой путь с примитивных попыток построить этнократические мононациональные государства и общества. Большинство союзных республик к моменту распада СССР были многонациональными. Сам Советский Союз поощрял многонациональность по определению: он был многонациональным государством. Тем не менее, везде, за исключением России, после распада Советского Союза, попробовали строить мононациональные этнократические государства, государства титульных наций. Это приводило и продолжает приводить к очень серьезным внутренним противоречиям. Яркий пример – Украина с ее политикой ассимиляции русского населения. Менее яркий пример, тем не менее, существующий, - Казахстан, где национальная политика проводится более осторожно, хотя также конечной целью предполагается все-таки создание государства казахов и для казахов. - Каковы основные векторы и перспективы российской политики на постсоветском пространстве? - Дело в том, что долгий период времени Россия ограничивалась только констатацией факта, что ее будущее связано с бывшим общим пространством. Россия не предприняла за прошедшие годы серьезной попытки поставить на экономическую и политическую интеграцию с соседними странами. Это главный упрек российской политике. Политика России времен Ельцина была комплиментарна и уступчива. Мы не обращали внимания на права человека, положение русского населения, не обращали внимания на многое, закрывали глаза, с тем, чтобы не создавать себе проблем. Занятые внутренними делами, мы не хотели никаких проблем с СНГ. А во времена Путина произошла ревизия этого подхода, этой безоглядной уступчивости, был наведен определенный порядок. С большим трудом, но мы начали приучать соседние страны к дисциплине, когда дело касается интересов России, долгов за газ и так далее. Была попытка создать, например, единое экономическое пространство. Но эта попытка была периферийной для правительства, которое реально не слишком боролось за эту идею. И при первых признаках трудностей, связанных с оранжевой революцией, победой Ющенко и откатом на этом этапе Украины от участия во всех этих прожектах, проект ЕЭП был положен под сукно. В обстановке экономического кризиса возникает новый интерес, на новой основе и по другим причинам, связанный с кризисом, к идее единого экономического пространства. Целый ряд стран уже понимает, что своими силами из этого кризиса не выбраться. И поэтому они сами заговаривают о возврате к этой теории. А во времена, когда у нас в министерстве экономического развития сидел Греф, мы ограничивались одной болтовней о ЕЭП, и никаких серьезных усилий после первых трудностей, связанных с проталкиванием этой идеи, не предприняли, чтобы эта идея была все-таки реализована. Мы топчемся на месте по целому ряду причин, не находя решения в вопросе интеграции с Белоруссией. Можно ссылаться на эгоизм, проявляемый Белоруссией. Мы понимаем, что одно дело – риторика о Союзном государстве, которой занимается президент Лукашенко, и совсем другое дело – его реальное желание продолжить существование в таких особых отношениях между Россией и Белоруссией и не платить при этом никакой политической цены за это, оставаясь самовластным единоличным руководителем страны. Но интерес Лукашенко для меня понятен. Я никак не могу понять, почему мы никак не можем реализовать свой потенциал в делах с Белоруссией, почему это у нас пока не получается. В этом ряду и такой важный для России вопрос, как борьба за Украину, за влияние на Украину. Здесь приходится сталкиваться с консолидированным противодействием Запада, с Соединенными Штатами, они тоже борются за Украину. Это очевидно. Эти процессы пока не завершены. Чрезвычайно важно, чтобы кроме кнута, например, газовых цен, мы располагали в этой работе и пряником. То есть, имели бы совершенно четкую цель выстраивать вокруг себя это пространство. Потому что, только выстраивая вокруг себя пространство, становясь реальным лидером, Россия в состоянии оставаться великой державой. Без создания международных отношений, без того, чтобы организовывать вокруг себя пространство, продвигать свои интересы, заниматься таким неэкономическим вопросом, как распространение русского языка и его реальным применением, то есть, поддерживать свою зону влияния; без этого внутренние усилия по возрождению российской экономики, сохранению своего политического влияния будут тщетны. Мы просто обречены на политику интеграции. Так что, нам бы надо в этом вопросе больше дел, а у нас пока больше слов.