1917: Поместный собор
Наталья Иртенина

1917: Поместный собор

К роковому 1917 году Российская империя подошла в состоянии такой духовной деградации, что вскоре будут произнесены горькие слова о «раскрещивании России, получившей Крещение тысячу лет назад».

После свержения государя Николая II и падения православной монархии по стране прокатилось безумное ликование. Даже многие из духовенства, помраченные либеральной демагогией, полагали, что революция, провозгласив свободу, утверждает тем самым учение Христа и апостолов.

Но при том в феврале 1917-го обрушилось государство, которое последние двести лет считало Церковь одной из своих подпорок и жестко контролировало ее, лишало самостоятельности и воли. Петр I отнял у Церкви патриарха и поставил надзирать за ней Святейший Синод — полусветское «ведомство православного исповедания», как его пренебрежительно называли, во главе которого нередко вставали вовсе нецерковные люди.

Однако Временное правительство, хотя и объявило всем «свободу», не спешило снять с Церкви обременительную опеку государства. Очевидно, считало, что духовенство само неспособно изжить «старорежимность» и надо ему в этом помогать.

Помогать был приставлен новый обер-прокурор Синода В.Н. Львов. По определению его современника, Львов «держался диктатором». Он заявлял, что приветствует всякий бунт: «…я гоню архиереев, ибо народ этого требует».

Своих кафедр лишились более двух десятков архипастырей, в том числе митрополит Московский. А в марте Львов разогнал прежних членов Синода, недовольных его самоуправством, и назначил новых. Временное правительство издало ряд указов, ограничивших полномочия Православной Церкви, и среди прочего объявило необязательным преподавание Закона Божьего в школах.

Стало очевидным, что новая власть утверждала не только свободу от самодержавия, но и свободу от христианской веры, от тысячелетней традиции, составлявшей духовный стержень русского народа. А без этого стержня народ скоро мог превратиться в необузданного зверя — что и показали ближайшие годы.

Впрочем, немалая часть народа еще видела перед собой столпов Церкви, достойных пастырей, которым доверяли и которых любили. Одним из них был высокопреосвященный Тихон (Беллавин), архиепископ Литовский и Виленский, будущий патриарх Русской Церкви. До самоуправства Львова он участвовал в заседаниях Синода. По словам церковного историка нашего времени, в те предреволюционные годы общего одичания нравов «архиепископ Тихон олицетворял совесть русской Православной Церкви, он был одним из блюстителей ее святости и внутренней свободы».

Весной Синод утвердил выборное начало в управлении Церковью, и Москва воспользовалась новшеством — а точнее, давно забытым правилом древней Церкви. Отвергнув ставленников Львова, москвичи избрали своим владыкой архиепископа Тихона, который в то время находился в первопрестольной. Журнал «Богословский вестник» назвал его тогда «европейски просвещенным» и восхищался, что при всей горячности обсуждения кандидатов на владыку Тихона «никто не мог бросить даже тени чего-либо компрометирующего». Священник Александр Рождественский впоследствии вспоминал: «Москва торжественно и радостно встретила своего первого избранника-архипастыря. Он скоро пришелся по душе москвичам, и светским, и духовным. Для всех у него находится ровный прием и ласковое слово, никому не отказывает он в совете, в помощи, в благословении… В короткое время своего архиерея знает чуть не вся Москва, знает, уважает и любит».

Между тем перед всем церковным народом во весь рост вставало множество вопросов об управлении и в целом о жизни Церкви в непривычных для нее политических условиях. Чтобы разрешить это множество проблем, новых и накопившихся за 200 лет синодальной системы, нужно было созвать Поместный собор Русской Православной Церкви. Это было большое событие, поскольку церковные соборы в России не собирались два с половиной столетия. Еще в 1905 году Николай II, вняв доводам духовенства, дал согласие на подготовку Поместного собора. Она растянулась на несколько лет, но до 1917 года Собор так и не состоялся. Теперь же в этом была острая необходимость. Временное правительство и обер-прокурор также считали созыв Собора безотлагательной задачей, чтобы закрепить на нем «религиозные свободы». А Церковь, со своей стороны, желала с помощью Собора обезопасить себя от обер-прокурорского диктаторства в области этих самых «свобод». И одной из главных тем на Соборе должно было стать возрождение патриаршества.

Тем временем Россия кипела анархией и всеобщей враждой. Любое начальство в провинции и столицах было на подозрении у озлобленных масс, потерявших всякое чувство законопочитания. Грабежи, убийства и насилие стали повсеместны и обычны. Разнородные партии грызлись за власть, а самые радикальные готовились вновь пролить большую кровь. В начале июля в Петрограде прошла репетиция кровавого захвата власти большевиками.

Воюющая армия стремительно разлагалась под давлением аморальной ленинской пропаганды, солдаты дезертировали с фронтов, убивали офицеров. Временное правительство демонстрировало неспособность управлять страной. Ситуация была близка к катастрофической.

Синод счел необходимым выступить с обращением к православному народу. После формального выражения радости по поводу «февральских завоеваний» дальше в нем говорилось о воцарившемся в стране хаосе, о том, что впереди ее ожидает страшная бездна. Народ призывали молиться и каяться в грехе забвения Божьих и человеческих законов. Но это и другие подобные обращения тонули в трескотне революционной агитации.

В начале августа большинство думающих людей признавало полный развал государства как факт. Уже после избрания Тихона московским архиепископом на него возлагали надежду, чтобы «голос Московского архипастыря пронесся по России от края до края, соединил разрозненных, угасил пожар страстей человеческих, принес всем мир и успокоение». За два дня до открытия Поместного собора владыку торжественно возвели в сан митрополита. А с началом работы Собора абсолютным большинством голосов митрополита Тихона выбрали его председателем. Промысел Божий настойчиво толкала святителя к той вершине, на которую он должен был взойти всего через три месяца.

15 августа (по старому стилю) 1917 года в праздник Успения Пресвятой Богородицы молебнами и крестным ходом на Красную площадь открылась новая страница в истории Русской Церкви. Поместному собору предстояло принять столь значительные решения, что многим участникам в самом начале и подумать о том было странно. В Москву со всей страны съехались 564 делегата — 265 представителей духовенства (из них 80 архиереев) и 299 мирян из разных сословий, от князей и профессоров до крестьян.

Самой многочисленной секцией Собора, куда записалась почти половина делегатов, был Отдел о высшем церковном управлении. Он же стал самым громким, первым по накалу эмоций. Центральной сделалась тема восстановления патриаршества в Русской Церкви. Желающие выступать записывались в длинные очереди. Во время дебатов непонимание самой идеи, сути патриаршества, во многом подзабытой за два века церковного «вдовства», страстные либеральные нападки на нее и предрассудки перемежались с вдохновенными, проникнутыми верой речами тех, кто желал видеть во главе Церкви живую личность патриарха — «отца, молитвенника и подвижника».

Точка зрения церковных либералов: «Мы только что окончательно порвали с монархизмом в политической области и перешли к народоправству, и вдруг в церковной области мы хотим идти в обратном направлении». Страшились, что патриарх станет узурпатором прав всей Церкви, подобно римскому «непогрешимому» папе. Стояли за коллегиальность в руководстве, путая его с древним церковным правилом соборности. Но коллегиальное управление страной со стороны Временного правительства уже показало свою убогость и несостоятельность. Соборность же есть равенство всех членов церковного организма при различии их духовных дарований (одному дано мало, другому много) и подчинении всех одному главе — первоиерарху поместной Церкви.

Доводы сторонников патриаршества устами священника о. Владимира Востокова: «Прежние патриархи были печальниками за народ, вразумителями, а когда нужно, и бесстрашными обличителями народа и всех имущих власть. Дайте же и вы народу церковного отца, который страдал бы за горе Руси, умолял бы не губить ее, печаловался бы за народ, вразумлял его, а для темных сил, которые уводят народ от Христа и Церкви, хотя бы они сидели на правительственных местах, был грозным обличителем».

Либералы поначалу пересиливали (на их стороне была почти вся профессура духовных академий с ее хорошо поставленной риторикой). К тому же всем было известно, что признай Собор необходимость восстановления патриаршества, это решение ни в коем случае не утвердит Синод. Но по мере того, как пресловутая коллегиальность Временного правительства все ближе подводила страну к краю пропасти, соборяне решительно переходили на сторону единоначалия в Церкви. Иными словами, на следующий день после взятия Зимнего дворца в Петрограде большевиками 25 октября Собор постановил прекратить споры и голосовать.

Через два дня под грохот пулеметов и артиллерии на московских улицах голосование подтвердило: отныне Русской Церкви быть возглавляемой патриархом, первым между равными ему епископами.

Источник