Неудобная правда войны
Ирина Логвинова

Неудобная правда войны

В издательстве «Традиция» буквально на днях (2 июня 2017 года) вышла новая книга воспоминаний участника Русской Весны 2014 года Юрий Горошко (позывной «Тавр») — «Исповедь российского добровольца» (Полная версия). М.: Традиция, 2017. 276 с. Книга издана на народные деньги тиражом 100 экз. В процессе беседы с автором книги о предстоящей ее презентации в Москве, получилось небольшое интервью на тему о прошлом и будущем Новороссии. - Что побудило Вас написать книгу? О чем она? Почему это именно исповедь российского добровольца? Юрий Горошко: Я хотел сохранить память о людях, которые погибли (не только сам Мозговой, но и ребята, которые с ним остались в машине: «Песня», «Холс», «Метла», Аня). Собственно, книга и посвящается им: комбригу А.Б. Мозговому и всем бойцам бригады «Призрак». В этой книге речь ведется от первого лица, человека, который сидел смотрел все, что творится на Донбассе, по телевизору, потом это ему все надоело, и он встал с дивана, собрал свои вещи, как многие добровольцы в 2014 году, и поехал на войну. То есть, несколько глав посвящается тому, как этот человек, то есть я, собирался, ехал, какие были у него мысли при этом. Я старался выдерживать хронологию событий, а также все даты, все позывные — настоящие. Фотографии ребят, мои фотографии. Я сам называю эту книгу — неудобная правда войны. Потому что некоторые вещи я там пишу, скажем так, неудобны. Я не то, чтобы разбиваю какие-то стереотипы или клише, но я пытаюсь заставить людей думать своими мозгами. Я задаю сам себе вопросы. Я задаю читателю вопросы. Почему так, почему эдак... В первую очередь, люди поехали воевать за Новороссию, и Алексей Мозговой погиб за эту идею. И я, в общем-то, поехал ради этой идеи. Тогда в 2014 году эта идея не сходила с экранов телевизоров. Об этом говорили везде. Это каждый день я слышал. Но одно дело слышать и смотреть по телевизору. Другое дело, когда человек туда приезжает, и видит все своими глазами. Происходит некоторое осознание, понимание, что не все то, что показывают по телевизору, правда. И где-то откровенное вранье или подтасовка. Идеология, пропаганда… Но мы почему-то стесняемся называть вещи своими именами. На территории бывшей Украины идет массированная пропаганда. Три года уже. На территории Российской Федерации своя пропаганда. В Америке — своя. В Советском Союзе тоже была своя коммунистическая пропаганда… Надо просто признаться, что такие вещи есть. Человек, если он действительно думающий человек, а не быдло, если он соображает, если он понимает, что происходит, отделяет черное от белого, плохое от хорошего, — он начинает анализировать… Когда я приехал на Донбасс, мне многие вещи поначалу казались одними, а потом выяснилось, что это не так. И в книге я об этом пишу. Она почему называется исповедь — здесь «исповедь» — ключевое слово. И когда меня спрашивают: «Тавр, а почему ты назвал исповедь? Почему не просто рассказы, воспоминания, мемуары?», я отвечаю: потому что я перед читателем, как на исповеди. Как человек приходит в церковь, он исповедуется, и он говорит то, что у него на сердце лежит, что у него в душе. Здесь, в этой книге я не то, чтобы всю душу раскрыл, но я постарался донести до своего читателя (я там, кстати, с читателем где-то на «ты», где-то на «Вы», т.е. у нас там незримый диалог идет) мысли человека, который поехал воевать на Донбасс. Я пытаюсь объяснить, что такое хорошо, и что такое плохо. Я не знаю, получилось у меня это сделать или не получилось. Судить не мне. Люди, когда прочитают, сделают, надеюсь, свои выводы и об этой книге, и об этой войне. Кто-то, может быть, задумается о своей жизни, может быть, что-то поменяет в ней. То есть здесь я задаю вопросы сам себе и читателю, и окружающим. Книга в том числе и об этом тоже. То есть она заставляет людей думать. Я не понимаю выражения «чужая война». Вот некоторые люди говорят: «Это не моя война». А чья тогда? Я вот тоже в книге об этом пишу. Проблема наших людей в том, что они считают, что это не их война. Не важно, кто идет: японцы, немцы, китайцы… монголы, — это не его война. Тогда напрашивается вопрос: «Братан, а твоя война — это что? Когда она вообще?». У людей была такая отмазка, типа, я валю с Донбасса, потому что это не моя война. Хорошо. Ты приехал, например, в Москву, или в Воронеж. Чисто гипотетически, допустим, укропы попёрли на Воронеж. И вот они под Воронежем. И этот человек, естественно, берет свои шмотки, и едет не на фронт, а уже на Урал. То есть подальше. И так, пока не кончится Россия. А так как Россия у нас бесконечная, — бежать есть куда. И я не понимаю, когда говорят «не моя война». Это такой бред. Получается, что это не твоя жена, не твои дети, не твоя земля… Мне ребята рассказывали, как заставляли этих особей мужского пола надевать юбки. Я об этом тоже пишу. Говорят им: «У нас приказ — пропускать только женщин, стариков и детей. Вы на женщин, стариков и детей не похожи. Надевайте юбки и чешите». Надевали и шли. Полчаса позора — и ты в России. Все нормально. А там такая морда — на нем пахать можно. А он потом, урод, приезжает в Ростов и начинает еще давать интервью, как он геройски преодолевал российскую границу. Либо в Крыму сидит пивасик попивает на лавочке у моря и рассказывает, как его злые ополченцы заставили юбку надеть. Такого я не понимаю. Еще я пишу в книге о русских бандеровцах, что намного страшнее. Как власовцы были. И чем дольше мы это тянем, тем этих русских бандеровцев больше. Причем, это страшно. На Донбассе были ребята из Львова, Хмельницкого, Черновцов. Но практически половина, если не больше, — это центральная Украина: Херсон, Днепропетровск, Полтава, Запорожье. Русские тупо воюют с русскими. И Мозговой об этом как раз и говорил еще в 2014 году: «Ребята, русские воюют с русскими». Телемосты делал с командирами добровольческих нацбатальонов. Он им говорил: «Вот вы убрали Януковича, кричали, что он казну ворует, что он олигарх. Сейчас поставили Порошенко. Вы шило на мыло, получается, поменяли. Одного олигарха убрали, поставили другого олигарха. И развалили страну практически. У вас свои олигархи, у нас тоже тут свои. Давайте объединимся и повернем штыки на Киев»… Три года прошло, Украину в ЕС еще не приняли, и уже никогда не примут. Она нужна только в качестве сырьевого придатка. Плодородная хорошая земля. Можно всякие биоматериалы там выращивать непонятные, генно-модифицированные. Была развитая промышленность (тот же Донбасс). Сельское хозяйство было развито. Сейчас это все катится вниз. На Украине будет разделение, как в свое время поделили Польшу. Это вопрос времени. Мы ждем: либо она сама развалится, либо мы ей в этом поможем. Но опять же, можно дождаться до того времени, что там скоро и освобождать будет некого, возвращаясь к теме русских бандеровцев. Они все будут уже настолько подготовленные морально, что тебя будут встречать не как освободителя, а как оккупанта, захватчика… Мы когда Дебальцево взяли, заходили в бывшие украинские казармы. У них висели на стенах новогодние картины. Дебальцево взяли в феврале, а солдаты «доблестной украинской армии» эти детские рисунки, присланные на фронт в качестве подарка, вешали на стенку. Естественно, там пожелания с новым годом, счастья, здоровья, и внизу подписи: «бейте клятых москалей, слава украине, героям слава». Меня это не то, чтобы удивило, я был к этому готов, но я тогда уже понял, что это 2015 год, а что же будет, например, в 2020-м? А ниже подписи: Олеся 5-Б класс Житомирской средней школы, Василь, 6-В класс, Полтавской школы. Вот эти с 3-го по 7-8 класс соответственно, через 5 лет будут уже взрослые дети, а через 10 лет это будут уже готовые призывники. А мы все сидим чего-то ждем… И я в своей книге как раз и задаю этот вопрос: не поздновато ли мы спохватились? И вообще — спохватились ли? Такое ощущение, что еще до дна мы не дошли. Ее снизу не постучали… Тут не нужно быть большим стратегом. Российская история движется по спирали… - В подзаголовке написано: «Полная версия». Чем она отличается от той, что была опубликована прежде, в сборнике «На переднем крае»? - В сборнике было опубликовано 30 глав, и тогда я на тот момент ее еще не дописал. Потом было написано еще 8 глав, и они вошли в мою книгу. А также в ней есть вкладка с цветными фотографиями. Я вначале думал, с чего начать. Может быть, начать с того, что я уже приехал туда. Думаю, нет, это будет как-то не то. Я решил, что читателю будет интересен рассказ человека, который сидел, смотрел и решил это все сам увидеть. Процесс написания книги был долгим, я писал с перерывами около года, поправлял, снова писал. Я не писатель, я — доброволец. Я себя и сейчас не считаю писателем. Я написал, как умею. И надеюсь, что эту книгу будут читать, передавать из рук в руки. Я очень критично отношусь к своему творчеству, поэтому не очень доволен тем, что в книге есть опечатки, но очень доволен, что она вышла. Я даже немножко стал понимать наших великих писателей-классиков, которые писали, как Лев Толстой свою «Войну и мир», без компьютера, пером. Надо было все вручную переписывать. Я вот сейчас начинаю немножко это понимать, как это тяжело. - А почему Вы поехали именно к А. Мозговому? - Это хороший вопрос. Впервые я о нем узнал даже не летом, а весной, где-то апрель-май, когда он только начинал. Я слышал, что есть такой человек, лидер народного движения Донбасса и т.д. Естественно, я не думал, что попаду к нему в «Призрак», тем более, в личную охрану... Когда я начал разбираться и смотреть его интервью, я понял, что человек реально болеет за Новороссию, что ему не все равно, что он не врет. Он говорит, что думает и думает, что говорит. И говорит это прямо, без боязни. Вот, например, Павел Дрёмов такой же был, но он был даже более резкий, мог и матерное словцо вставить… Я не хочу их сравнивать, но Мозговой более трезво, что ли, по-взрослому объяснял ситуацию. Даже не объяснял, а просто своими словами рассказывал. Я иногда пересматриваю его видеоролики, и понимаю, что я сделал правильный выбор. Выбор это был правильный, потому что человек был правильный, совестливый. У него были представления, какой должна быть Новороссия. Может быть, не совсем четкие, а где-то даже утопические. Я этому человеку поверил и поэтому поехал к нему. И вот, опять же, его похороны показали истинную, не побоюсь этого слова, любовь народа. Пришел хоронить его практически весь Алчевск. Люди шли, плакали, провожали его как родного человека... - Как Вы думаете, когда ожидать конца этой войны? - Она не начиналась. Мне иногда задают такой вопрос: когда война кончится? А я говорю: все только начинается. У меня книга так и заканчивается: «На этом, наверное, можно поставить жирную точку, добавив, что моя книга — «Исповедь российского добровольца» подошла к завершению… Но так я сказать не могу. Потому что что-то мне подсказывает, что это еще не конец. А знаете почему? — Потому что ВСЕ… только начинается!!!» (с. 264). Я даю людям понять, что будет еще битва за Новороссию номер два. И будет в книге вторая часть. Не потому, что я так хочу, а потому, что время диктует свои условия. - То есть, когда все начнется, Вы снова пойдете воевать? Когда будет, за что… - Сейчас там нет идеи. Вот Геннадий Дубовой пишет: «…большая война закончилась 11 сентября 2014 года. Война за нынешние границы ЛДНР – после Дебальцевской операции. Пауза. НАДОЛГО…». Геннадий почему сказал, что все закончилось? Потому, что закончилась идея Новороссии. Но она закончилась еще в 2015 году. Нам просто об этом вслух никто не говорил. Из медийного пространства слово «Новороссия» ушло в 2015 году. Если в 2014 году все кричали: «Новороссия! Новороссия!»… На любом политическом ток-шоу, на любом канале… В 2015 стали уже понемножку затихать, а после Дебальцево вообще прекратили. Это слово ушло из медийного пространства. Я думаю, оно ушло не само по себе. Его специально убрали. У Украины сценарий — Германия 30-е годы. Тоже не надо ничего придумывать. Все то же, что было у немцев. И тоже сидели евреи, бамбук курили: нас немцы не тронут, мы же немцам деньги даем, мы их субсидируем, в банки они к нам приходят, мы их обуваем, кормим, одеваем. Сидели, а потом в один прекрасный момент оказались в концлагере. Вот сейчас то же самое. Сейчас на Украине все сидят и думают, что, наверное, скоро эта власть самоликвидируется, Порошенко возьмет и застрелится. А на место Порошенко придет Ярош, допустим; более радикальный; и каждый следующий правитель будет намного радикальнее и с тем уже нельзя будет договариваться… Украина сейчас примерно на рубеже 36-го года, когда в Германии была Олимпиада. У них такая эйфория. Там Олимпиада, а тут — Евровидение. Да, у них тоже все красиво, они практически уже побороли москалей, всех отправили уже на гиляку, наступило благоденствие. Они уже практически в Европе. Им безвиз дали. Они ж не смотрят, что на этот безвиз нельзя работать. Но это им преподносится как большое достижение украинской демократии. И люди это хавают. И, к сожалению, многие сидят и чего-то ждут. Я понимаю, что хорошо нам в России об этом говорить. А многие активисты сидят в СБУшных тюрьмах до сих пор. Их всех пересажали, кого-то расстреляли. Это опять же говорит о репрессивных методах гестапо германского. Один в один. Россия наступает на грабли столетней давности. Я надеюсь, не будет революции. Хотя разные технологи пытаются расшатать. Донбасс был своего рода лакмусовой бумагой. Донбасс — что-то вроде маленькой России. И вот он — это в миниатюре то, что будет с Россией. Те же особи мужского пола в юбках, те же добровольцы-патриоты и т.д. Добровольческое движение это показало. Было двустороннее движение — одни туда, другие оттуда. Что будет тогда в России? То, что творится уже три года на Донбассе. Это те же люди. Одни становятся героями, как «Моторола», а другие уходят в небытие. Мы живем в мире двойных стандартов. Мы говорим, что наши заключенные сидят в тюрьмах СБУ, но почему-то никто не говорит, сколько людей сидит в луганских и донецких подвалах. Наши добровольцы сидят там с 2014-2016 года. Об этом никто вслух не говорит. Якобы по уголовным статьям… Получается, что все там уголовники. Тех, кого не удалось убить, сидят на подвале. Большинство, конечно, успели уехать оттуда. Это к вопросу, ради чего туда ехать воевать. Например, моя идея умерла вместе с Мозговым. Пока он был живой, я думал, что, может быть, Новороссию удастся построить. А когда его убили, я понял, что идея Новороссии сожжена и пепел развеян. Я уехал немножко раньше. Я в марте уехал. Хотел вернуться. А его в мае убили. И я понял, что возвращаться просто не к кому. У нас, например, в «Призраке», в конце апреля - начале мая этого года целый «Урал» расхреначили из ПТУРа. Перемирие… Ребята ехали просто на ротацию вдоль линии фронта. Было в этом разгильдяйство. А укропы вычислили. Причем, выстрелов было два, с одного они промазали, со второго попали. Я когда эту историю услышал, был в легком шоке. Но не удивился. Была злость, что они, как дураки, так поехали, но опять же руководство дало такое добро. В перемирие народу гибнет намного больше. Я не говорю про самострелы и по пьянке. - Вам случалось переживать необыкновенные моменты, чувствовать присутствие Бога на войне? - Я скажу так. У меня жена глубоко верующий человек. Она в этом разбирается больше, чем я. Она молилась. Я ехал спокойно, знал, что со мной ничего не случится. Реально, мне не было страшно, потому что у меня был такой духовный бронежилет. За меня молилась не только она, но все родственники. Я хоть человек и православный, но по большому счету реалист. Ее вера меня спасла. Я согласен с тем, что присутствие Бога скорее всего было. Допустим, если вспомнить взрыв «Точки-У» в Алчевске, и, если не ошибаюсь, 1 февраля 2015 года. Я об этом тоже в книге пишу. Эта «Точка-У» летела, но не долетела, упала в промзоне города Алчевска. Я видел этот взрыв. Я даже с женой по телефону при этом разговаривал. Это что-то вроде маленького ядерного взрыва. Зарево ярко-оранжевое было на весь город. И взрывная волна дошла буквально секунд через 10. Вот если бы она взорвалась в жилом квартале, то все было б по-другому. Но она упала. Кто-то говорил, что ее сбили. Кто-то говорил, что она просто с курса сбилась. Но сбилась она как-то с курса и упала, не долетев до жилых кварталов пару километров, даже меньше. Я не знаю, Провидение ли это было Божье, либо технический брак, или ее действительно сбили, но вот как хочешь, так и трактуй. А так, я не знаю. Там же особо об этом не задумываешься, что это было. Потом уже, когда анализируешь в спокойной обстановке, тогда думаешь — действительно, тогда могло быть и по-другому… И история с убийством Алексея Мозгового. Чисто теоретически, я тоже мог быть в этой машине. А практически я сижу здесь, живой и здоровый. Я не знаю, наверное, Бог меня отвел. Многие мне говорят, мол, тебя в живых оставили, потому что ты должен был написать эту книгу. Мне не один человек уже об этом говорил. Видимо, в этом было мое предназначение. Я чувствовал себя ответственным за это, и в память о ребятах и о комбриге я выполнил свой моральный гражданский братский товарищеский долг, в первую очередь, перед ними. - Когда планируется презентация Вашей книги? - С местом я еще не определился. Книга буквально только вчера вышла. По времени пока тоже не знаю. Максимум через две недели, минимум через неделю. Где-то в середине июня. То есть следите за новостями. Беседовала Ирина Логвинова