Капитализм и монархия
Александр Гончаров

Капитализм и монархия

Если на клетке слона прочтёшь надпись «буйвол», не верь глазам своим. Козьма Прутков С легкой руки «вождя мирового пролетариата» тов. Ульянова-Ленина отчего-то считается, что монархия является защитницей капитализма, а сам капитализм — «высшая стадия империализма». Причем на эти словечки ведутся и либералы, и даже консерваторы республиканского толка. На самом деле наблюдается картина, когда навешанные ярлыки совершенно не отражают реальной ситуации. Капитализм — это могильщик и монархии, и настоящей империи. Монархия ведь выстраивается на четкой иерархии, где главную роль играет статус, а не денежные накопления. Переход к капитализму невозможен без разрушения монархии или, по крайней мере, превращение ее в нечто иное противоположное самой себе, хотя и сохраняющей наименование. История отлично свидетельствует о том, что буржуазия поддерживает монархию только на этапе, когда идет борьба с крупными земельными собственниками. Так было, например, во Франции при становлении «абсолютизма». Кстати, Фронда и прочие восстания богатых против монархии диктовались наличием огромных владений, находящихся в частной собственности. В Византии наблюдалось нечто подобное. Динаты к X веку в Малой Азии, фактически, поработили свободных крестьян и всеми силами отстаивали свое право частной собственности перед императорской властью. При Палеологах (1261-1453) динаты уже диктовали свои условия императорской власти. Крах Ромейской империи подготовили обуржуазившиеся венецианцы (1204). Именно, тогда, при IV крестовом походе сила денег сокрушила силу византийского меча. Францию же, долгое время лидирующую в экономике и политике Европы, сбила с ног революция 1789 года. Несмотря на различные отклонения и попытку Наполеона Бонапарта установить новую имперскую власть, в итоге выиграли ростовщики, банки и отчасти промышленники. Весь революционный террор завершился пшиком, когда мародеры и откровенные воры овладели Францией. Монархия после Наполеона Первого оставалась уже чистой декорацией, хоть при Бурбонской реставрации, хоть при Луи-Филиппе, хоть Наполеоне III. Англия показывает нам тоже самое. Glorious Revolution, приведшая к свержению законного короля из династии Стюартов и восхождению на престол принца Вильгельма Оранского из Нидерландов (территории освоенной ростовщиками-финансистами гораздо ранее Британии). Так называемые «реформы» Вильгельма III привели к засилью капитала в Англии, репрессиям против католиков и превратили королевскую власть в одну из типичных финансовых корпораций (пусть и несколько специфическую, но не антагонистичную по смыслу существования корпорациям Ротшильдов и Рокфеллеров). А 25 апреля 1694 г. был создан Банк Англии — прообраз современной ФРС в США. В течение XIX−нач. XX вв. в Европе были уничтожены ВСЕ НАСТОЯЩИЕ монархии. Остались лишь декоративные короли и кукольные королишки, украшающие собою фасады обычных демократических республик, нелепо обозванных «конституционными монархиями» (Бельгия, Нидерланды, Испания, Норвегия, Швеция, Дания и т.д.), и одна финансовая корпорация — Виндзоры в Великобритании. Все это происходило на фоне стремительного развития капиталистических отношений и потребительского общества. А демократические республики оказались чудесным и премилым прикрытием олигархической организации власти. В России произошло тоже самое. Главными врагами Русского Православного Самодержавия выступила буржуазия и другие обуржуазенные круги общества. Секрета нет, что деньги на революционную прессу, на адвокатов для террористов, на забастовочное движение, на вооружение отрядов боевиков и на антимонархическую пропаганду среди населения давали крупные финансово-промышленные тузы. Расчет был простой: господам-революционерам предлагалось вытащить каштаны из огня, а кушать их думали Путиловы, Морозовы и прочие. Февраль явился результатом заговора, в который втянули и генералитет (денежные посулы отнюдь нельзя считать чем-то несущественным). А Октябрь 1917 года был крахом не русской монархии, а правления одуревших западников, возомнивших, что «денежному фетишизму» и стяжательству подвержены все и вся. Гражданская война же бы схваткой условных «жирондистов» («белых») и «якобинцев» («красных»). Нормально разрешить войну и перевести страну во вменяемое состояние могла только монархия, но ее не хотели ни первые, ни вторые, хотя среди «белых» и имелись сторонники самодержавия, но беда в том, что не они руководили движением. В этих условиях государь Николай Александрович был опасен, как и «белым», так и «красным». А его убийство с семейством приводило к парализации монархических настроений. Что и случилось. И, пожалуй, не могло не произойти, политические выгоды просчитывали заранее обе стороны, ринувшиеся в Гражданскую войну… Капитализм же в России восторжествовал с отсрочкой в 70 лет. Хотя и то, что было в СССР замечательно описывается в рамках государственного капитализма, ведь общественная собственность существовала только в воспаленных мозгах теоретиков коммунизма. Ни одного примера общественной собственности в Советском Союзе не найти, даже если поискать с лупой или микроскопом. Государственная имелась, кооперативная, артельная и частная (завуалированная под личную) так же. Но общественная оказалась призраком, скользящим в тумане. Каждый ДК, стадион и библиотека имели собственников. «Фабрики — рабочим», а «земля — крестьянам» перешли в мифологическую категорию еще в 20-е годы прошлого века. Кстати, отметим, что внеэкономическое принуждение, а не только экономическое присущи капитализму в не меньшей степени, чем и, скажем, феодализму. Тот, кто в этом сомневается, пусть вспомнит английские «работные дома», рабство в Северной Америке (не только «черное», но и «белое»). В СССР наблюдаем так же два вида принуждений. Если расстрела в Новочеркасске в 1962 году для ревнителей коммунистической идеи мало, то помочь им уже ничем нельзя (умственный застой не обратим). Социализм в СССР живенько напоминал то, что именуют «феодализмом», а капитализм на Западе — лишь малость закамуфлированный «рабовладельческий строй». Любопытная аналогия напрашивается сама собой. В Древнем Риме домашние рабы: философы, поэты, актеры, наложницы и художники часто потешались над рабами, гнувшими свои горбы на латифундиях и страдавшие от тяжелого земледельческого труда. Нечто схожее выявляется в России XXI столетия. «Творческая» интеллигенция, представленная Латыниными, Макаревичами, Сокуровыми и т.п. откровенно стоит на ценностных позициях своих хозяев и противопоставляет себя народному мнению (хоть в отношении Крыма, Хоть Донбасса, хоть Курильских островов). Так не поступает элита, а вот «домашним рабам» даже и положено действовать в подобном ключе. И в заключение, скажем и об империализме. «Капиталистический империализм» — оксюморон, такой же, как «немой тенор». Капиталистические «империи» — чепуха. Они напоминают финикийскую и греческую колонизацию древности, когда Тир, Сидон или Афины и Халкида, основывали свои форпосты на землях «варваров», сбрасывая туда излишнее население и присваивая местные ресурсы. Греки в Северное Причерноморье и Египет двинулись ради хлеба, коего им всегда не хватало. На образ жизни аборигенов они, конечно, влияли, но попутно, так сказать. Настоящая империя же приносит свой порядок, законодательство и нормы общежития туда, куда приходит. Французы в Экваториальной Африке спокойно позволяли дикарям кушать друг друга, ежели те не покушались на европейцев. А англичан даже секта «душителей» (тугов) не волновала до тех пор, пока она не стала мешать им в перехвате индийской внутренней торговли. Историки подсчитали, что с 1740 по 1840 год туги убили около 1 млн. человек. Нельзя не вспомнить и о легенде, повествующей об основании Карфагена финикийцами-беженцами. Тирская знатная дама Дидона, скрывшись из родного города от брата-правителя, прибыла в Северную Африку, где уговорила вождей дать ей земли столько, сколько влезет в шкуру быка. Шкуру нарезали на полоски и отмерили приличную территорию. Вожди отдали то, что обещали, хотя их и надули нагло и ернически. Слово то они дали. Здесь и возник Карфаген. А теперь сравним. 6 мая 1626 года голландец Питер Минуит купил у индейцев остров Манхэттен (сердце современного Нью-Йорка) за бусы, ножи, зеркальца и т.п. — общей стоимостью в 60 гульденов. Капиталистического «империализма» не бывает, как не крути. Поэтому, если Россия хочет возродить свой имперский генотип, то ей нельзя идти во след за буржуа и ростовщиком.