Толстой и душа России
Александр Гончаров

Толстой и душа России

Так уж повелось, что человек, уверовавший в непогрешимость Запада, рано или поздно превращается в ненавистника Православия и любителя России, скроенной по его собственным меркам, естественно, найденным в Европе или США. Среди русских интеллигентов-западников, место передового стяга до сих пор занимает Лев Николаевич Толстой (1828-1910), анафему коему и в XXI веке не могут простить Русской Православной Церкви его поклонники. Хотя Церковь ведь просто сказала, что учение мыслителя ложно и к христианству отношения не имеет: «Известный миру писатель… граф Толстой, в прельщении гордого ума своего дерзко восстал на Господа… В своих сочинениях и письмах, во множестве рассеиваемых им и его учениками по всему свету, в особенности же в пределах дорогого Отечества нашего, он проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской: отвергает личного Живого Бога, во Святой Троице славимого, Создателя и Промыслителя вселенной, отрицает Господа Иисуса Христа — Богочеловека, Искупителя и Спасителя мира, пострадавшего нас ради, человеков, и нашего ради спасения и воскресшего из мертвых, отрицает бессеменное зачатие по человечеству Христа Господа и девство до рождества и по рождестве Пречистой Богородицы, Приснодевы Марии, не признает загробной жизни и мздовоздаяния, отвергает все таинства Церкви и благодатное в них действие Святого Духа и, ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств — святую Евхаристию… Посему, свидетельствуя об отпадении его от Церкви, вместе и молимся, да подаст ему Господь покаяние в разум истины (2Тим.:25). Молимтися, милосердый Господи, не хотяй смерти грешных, услыши и помилуй и обрати его ко святой Твоей Церкви. Аминь» (Определение Святейшего Синода от 20–23 февраля 1901г. №557 с посланием верным чадам Православной Греко-Российской Церкви о графе Льве Толстом). Кстати, сравним, анафему Католической церкви в отношении младшего современника Льва Толстого Лео Таксиля (1854-1907), писателя, мистификатора и атеиста: «Во имя всемогущего Бога-Отца, Сына и Святого Духа, Священного Писания, святой и беспорочной Девы Марии, Матери Бога, во имя всех славных добродетелью ангелов, архангелов, престолов, могуществ, херувимов, серафимов, во имя патриархов, пророков, евангелистов, святых преподобных, мучеников и исповедников и всех прочих, спасенных Господом, Мы провозглашаем, что отлучаем от церкви и анафематствуем того злодея, который именуется Леоном Таксиль, и изгоняем его от дверей Святой Божьей Церкви… Да будет он проклят всюду, где бы он ни находился: в доме, в поле, на большой дороге, на лестнице, в пустыне и даже на пороге церкви. Да будет проклят он в жизни и в час смерти… Да будет проклят он во всех частях своего тела, внутренних и внешних. Да будет проклят волос его и мозг его, мозжечок его, виски его, лоб его, уши его, брови его, глаза его, щеки его, нос его, кисти рук и руки его, пальцы его, грудь его, сердце его, желудок его, внутренность его, поясница его, пах его, бедра его, колени его, ноги его, ногти его. Да будет проклят во всех суставах членов его. Чтобы болезни грызли его от макушки головы до подошвы ног… И чтобы небо и все живые силы обратились на него, чтоб проклинать до тех пор, пока не даст он нам открытого покаяния. Аминь. Да будет так, да будет так. Аминь» Ясно, что анафема в Православии и католицизме — совершенно разные. Толстого никто не клянет и не жаждет его человеческого краха. Однако, анафему Лео Таксилю вспоминают редко, а о Льве Николаевиче и «ненависти» РПЦ к нему не написал только ленивый. Но ведь и сам Толстой отказался от Церкви: «То, что я отрекся от Церкви, называющей себя Православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на Господа, а, напротив, только потому, что всеми силами души желал служить Ему. Прежде чем отречься от Церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я, по некоторым признакам усумнившись в правоте Церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение Церкви; теоретически я перечитал все, что мог, об учении Церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие, практически же строго следовал в продолжение более года всем предписаниям Церкви, соблюдая все посты и все церковные службы. И я убедился, что учение Церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же — собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающего совершенно весь смысл христианского учения». (Л.Н. Толстой. Ответ на постановление Синода от 20-22 февраля и на полученные мною поэтому поводу письма (1901)). Фактически, Лев Николаевич обманывает и себя, и своих почитателей. Обратим внимание на дату — 1901 год. Но ведь еще в 1855 году (посчитаем сколько исполнилось тогда Толстому) он написал: «Нынче я причащался. Вчера разговор о божественном и вере навёл меня на великую и громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта — основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле… Действовать сознательно к соединению людей с религией, вот основание мысли, которая, надеюсь, увлечёт меня». То есть, Лев Толстой еще в молодые годы, без всяких разборов догматов и ритуалов, уже заявляет о неправоте Православие и мечтает о соединении всех религий. И здесь удивляться нечему. Толстой отнюдь не православными богословами интересовался в юности, но идеями французского «просветителя» XVIII столетия Жана-Жака Руссо. Божественная Литургия — ключ к Православию. Но сей ключ оказывается недоступным, якобы всезнающему о Церкви, Льву Толстому. Читаем, одно из его сильнейших произведений, роман «Воскресение»: «Сущность богослужения состояла в том, что предполагалось, что вырезанные священником кусочки и положенные в вино, при известных манипуляциях и молитвах, превращаются в тело и кровь Бога. Манипуляции эти состояли в том, что священник равномерно, несмотря на то, что этому мешал надетый на него парчевый мешок, поднимал обе руки кверху и держал их так, потом опускался на колени и целовал стол и то, что было на нем. Самое же главное действие было то, когда священник, взяв обеими руками салфетку, равномерно и плавно махал ею над блюдцем и золотой чашей. Предполагалось, что в это самое время из хлеба и вина делается тело и кровь, и потому это место богослужения было обставлено особенной торжественностью… Предварительно опросив детей об их именах, священник, осторожно зачерпывая ложечкой из чашки, совал глубоко в рот каждому из детей поочередно по кусочку хлеба в вине, а дьячок тут же, отирая рты детям, веселым голосом пел песню о том, что дети едят тело Бога и пьют Его кровь. После этого священник унес чашку за перегородку и, допив там всю находившуюся в чашке кровь и съев все кусочки тела Бога, старательно обсосав усы и вытерев рот и чашку, в самом веселом расположении духа, поскрипывая тонкими подошвами опойковых сапог, бодрыми шагами вышел из-за перегородки. Этим закончилось главное христианское богослужение…» Рационализм Толстого оказался не приспособлен к узнаванию того, без чего христианства и нет. Лев Толстой таким описанием Литургии буквально вопиет о своем невежестве, от коего отказывается и не собирается и даже гордиться. Жаль, что большинство читателей Толстого останавливается на его художественных произведениях и не добирается до публицистики. Там уж Лев Николаевич раскрывается во всей свой полноте западника, либерала и даже повернувшегося к религиям Востока из-за того, что, именно, на период его жизни приходится расцвет восточного мистицизма и оккультизма в Европе. Западный пацифизм и «непротивление злу насилием» Л.Н. Толстого проистекают из единого источника — индийского оккультизма и буддизма. Это «непротивление», несмотря на многие пассажи о любви, по-настоящему соответствует тому, что именуется в современном нам мире «толерантностью». Толстой тяготеет не к христианскому понимаю Любви, но к буддистскому равнодушию. И Толстой откровенно проповедует хилиазм секулярного типа, то есть построения Царства Божия на земле, но без Бога, ибо богом признается человек. Дадим слово Толстому: «Соединение еврея и христ[ианин]а может быть не на признании божества Христа, а на признании божественности человека, возможности божественной жизни для всех людей, — на том самом, чему учил и Христос, и все еврейские мудрецы, и Сократ, и Будда, и Конфуций» (ПСС. Т. 69. С. 53.) Неслучайно Лев Толстой, как неисправимый критик Православия, так любезен сегодня кришнаитам и всем представителям оккультных синкретических сект. Соединение всех религий — это ведь цель глобализма. И для разрушителей русского самосознания Толстой актуален: «Два великих принципа Иисуса: любовь к богу, т.е. к абсолютному совершенству, и любовь к ближнему, т. е. ко всем людям без всякого различия, исповедовались (да и не могло быть иначе, так как эти два принципа составляют сущность истинной религии и истинной морали) с различных точек зрения всеми мудрецами мира: древними — Кришна, Будда, Лаотзе, Конфуций, Сократ, Платон, Марк Аврелий, Эпиктет и др.., так и современными (чтобы назвать нескольких): Руссо, Паскаль, Кант, Эмерсон, Чаннинг и много, много других. Религиозная и нравственная истина всегда и везде одна, и я стараюсь постигать ее везде, где нахожу, без всякого пристрастия к христианству» (ПСС. Т. 80. С. 43-44.). А как Толстой рекомендует понять учение Господа нашего Христа? Рецепт страшен: «Пусть каждый, читая евангелие, подчеркнет всё то, что ему кажется вполне простым, ясным и понятным, — синим карандашом, отметив, кроме того, красным карандашом из отмеченного синим слова самого Христа, в отличие от слов евангелистов, и пусть перечтет эти отмеченные красным места несколько раз. И только после того, как он хорошо поймет эти места, пусть снова перечтет и остальные, раньше не понятые им и потому не отмеченные им, места из речей Христа и пусть подчеркнет красным и те из них, которые стали ему понятны. Места же, содержащие слова Христа, оставшиеся совершенно непонятными, а также непонятные слова писателей евангелий, пусть оставит совсем не отмеченными. Отмеченные таким образом красным места дадут читателю сущность учения Христа, — дадут читателю то, что нужно всем людям, и что поэтому Христос сказал так, чтобы все могли понять…» (ПСС. Т. 39. С. 115.). «Цивилизованность» по-европейски прет из всех щелей! И это напоминает сокращенное изложение книг в Интернет. Произведение из 600 страниц умещается в одну. Тем, кто в XXI в веке, ради деления человечества на новые касты (отличающиеся друг от друга и богатством, и образованием, и здоровьем), убивает школу, вполне придутся по нраву и «идеалы» толстовской педагогики: «С собой никто ничего не несет — ни книг, ни тетрадок. Уроков на дом не задают. Мало того, что в руках ничего не несут, им нечего и в голове нести. Никакого урока, ничего, сделанного вчера, он не обязан помнить нынче. Он несет только свою восприимчивую натуру и уверенность в том, что в школе нынче будет весело, так же, как и вчера. Никогда никому не делают выговоров за опаздывание, и никогда не опаздывают.... Учитель приходит в комнату, а на полу лежат и пищат ребята, кричащие: «мала куча»... Садятся они где кому вздумается: на лавках, столах, подоконнике, полу и кресле. По расписанию до обеда значится 4 урока, а выходит иногда три или два, и иногда совсем другие предметы. Учитель начнет арифметику и перейдет к геометрии, начнет священную историю, а кончит грамматикой. Иногда увлечется учитель и ученики, и вместо одного часа класс продолжает три часа» (ПСС. Т. 8. С. 30-32.). Толстой, без оговорок, писатель великий. Но он не понимал душу России и смысл бытия русского народа и Русской Православной Империи, в отличие от Ф.М. Достоевского, Н.В. Гоголя и А.С. Пушкина. И для русской самобытности он ничего не может дать. Факт печальный, но от него никуда не деться.