Стратегия альянса на саммите в Варшаве может быть существенно обновлена
За счет размещения в странах Центрально-Восточной Европы и Балтии дополнительных воинских контингентов, создания развитой инфраструктуры, складской и транспортной сети Североатлантический союз получает возможность для резкого наращивания группировки возле российских границ.
Очередной Совет НАТО на уровне глав государств и правительств состоится 8–9 июля 2016 года в Варшаве.
В преддверии саммита на различных форумах альянса вырабатывается совместная точка зрения на стратегические приоритеты, призванные определить векторы развития организации на предстоящие годы. Необходимо отметить, что одной из наиболее заметных черт реформы альянса в свете решений двух последних натовских встреч на высшем уровне в Чикаго (май 2012 г.) и Уэльсе (сентябрь 2014 г.) является беспрецедентно высокая интенсивность реализации масштабных военно-технических программ и комплекса мероприятий, ориентированных на существенное наращивание потенциала Объединенных вооруженных сил (ОВС) НАТО.
Основной тренд трансформации Североатлантического союза на текущий момент можно охарактеризовать как «переформатирование» натовского военного строительства и планирования под сдерживание Российской Федерации при сохранении общей направленности на превращение альянса в многофункциональную организацию, способную к глобальному проецированию силы.
Так, в настоящее время в рамках решения задачи сдерживания и отражения так называемой российской угрозы натовской стороной планируются или уже осуществляются следующие мероприятия:
– наращивание ротационного присутствия коалиционных войск (сил), а также увеличение количества объектов заблаговременного складирования вооружения и военной техники на территории восточноевропейских стран;
– формирование в странах Балтии, Болгарии, Польше, Румынии, Венгрии постоянных органов управления группировками ОВС НАТО, а также передовых координационных центров по приему войск усиления (NATO Force Integration Units, NFIU);
– увеличение контингента Сил реагирования НАТО, НСР (NATO Response Force) до 40 тыс. человек (было 13 тыс.), «острием» которых становятся Совместные силы сверхбыстрого реагирования (Very High Readiness Joint Task Force, VJTF).
Находит подтверждение позиция руководства альянса, в соответствии с которой в качестве одного из ключевых направлений обеспечения коллективной обороны рассматривается создание системы противоракетной обороны НАТО и ее сопряжение с объединенной системой натовской ПВО. Президент РФ Владимир Путин на недавнем совещании с представителями российского Министерства обороны отметил, что «пусковые установки, которые будут размещаться после введения в строй баз в Румынии и Польше, могут быть легко использованы для размещения ракет средней и меньшей дальности», способных решать задачи наступательного характера.
В соответствии с решениями последнего Совета НАТО на уровне министров обороны (14–15 июня 2016 г.) планируется сформировать и дополнительно разместить в Латвии, Литве, Польше и Эстонии четыре многонациональных батальона и некую бригаду под командованием штаба дивизионного уровня в Румынии.
По мнению старшего научного сотрудника Американского совета по внешней политике Стивена Бланка, не следует преувеличивать сугубо военное значение инициатив по усилению восточного фланга НАТО, имеющих в большей степени политический расчет: «Речь идет скорее о том, чтобы заверить союзников о готовности США их защитить, чем о реальной военной силе. Восточноевропейские страны–члены НАТО … почувствуют, что Соединенные Штаты не бросят их на произвол судьбы». В подобном же ключе западные аналитики, а также часть российского экспертного сообщества склонны оценивать и последние планы по усилению присутствия сил альянса в странах Балтии и Польше. Однако, как прокомментировал итоги упомянутой июньской (2016 г.) натовской министерской встречи Постоянный представитель Российский Федерации при НАТО Александр Грушко, «что бы в штаб-квартире ни говорили о “несущественности“ этих мер, с чисто военного угла необходимо анализировать всю совокупность американской и натовской активности. А это не только упомянутые батальоны. Будет ротироваться бригада армии США, создаваться передовые склады вооружений и техники, продолжается бесконечная цепь учений вдоль российских границ – на земле, на воде и в воздухе. Продолжится и совершенствование соответствующей инфраструктуры. Реагируем на все это негативно, потому что эти меры существенно ухудшают качество региональной безопасности, по сути, превращая ЦВЕ в арену военного противостояния. Нам это совершенно не нужно. Убеждены, что это не отвечает и коренным интересам самих восточноевропейцев. Рано или поздно они поймут, что, объявив себя государствами, находящимися на “линии огня“, им придется вкусить плоды подобного “прифронтового“ статуса. Такой курс противоречит и объективным потребностям безопасности».
Все эти инициативы представляются хорошо продуманными с чисто военной точки зрения, если рассматривать их в русле актуализирующейся в настоящее время концепции сдерживания недопущением/разубеждением (deterrence by denial).
Данное понятие, заимствованное из сферы ядерного сдерживания, введено в оборот в 2002 году при интерпретации положений очередного «Обзора ядерной политики» США4. Оно подразумевает отклонение угрозы нападения противника за счет предварительного создания условий, благодаря которым достижение агрессором преследуемых им целей значительно затруднено или же проблематичным оказывается удерживание завоеванных территорий (объектов военной, гражданской инфраструктуры и т.п.)5. С 2015 г. оно рассматривается (и, несомненно, находится в активной проработке у соответствующих структур военного планирования альянса) в рамках общей концепции классического сдерживания (deterrence, containment) периода «холодной войны», традиционно ориентированного на устрашение потенциального противника (deterrence by punishment). Стратегия устрашения основывается на угрозе нанесения такого ущерба потенциальному агрессору, который делает для него развязывание войны бессмысленным. Устрашение вероятного противника базируется на неотвратимости, неизбежности нанесения ему неприемлемого ущерба при любом варианте его действий, даже при внезапном «обезоруживающем» или «обезглавливающем» ударе.
В докладе, представленном в рамках конференции «НАТО как активный страж: ожидания перед саммитом НАТО в Варшаве» (март 2016 года, Институт Фонда стратегических исследований, Краков), заместитель генсека Североатлантического союза Александр Вершбоу отметил, что современное сдерживание «означает наличие ресурсов и политической решимости убедить противника, что цена нападения непомерна высока и что такое действие было бы ошибкой». Его эффективность зависит от достаточно четкого многонационального передового присутствия сил Союза, подкрепленных оперативными резервами. По мнению натовского функционера, «Россия проводит поощрение нестабильности и уходит от всякого рода транспарентности военных соглашений. Российские вооруженные силы могут двигаться по всей длине своей границы с большой скоростью и скрытностью. Они также имеют значительные противокорабельные и зенитно-ракетные вооружения, которые могут помешать подкреплениям НАТО (так называемый A2/AD)». Последний термин означает противодействие доступу (противника к району) (по американской военной терминологии – Anti-Access/Area Denial, A2/AD).
Стратегия преграждения доступа опирается на системы большой дальности, мешающие морским и воздушным силам атаковать прикрытые этими системами районы. В качестве примера такой стратегии обычно называется создание в Китае баллистической противокорабельной ракеты большой дальности, которая сможет угрожать американским авианосцам в случае попытки помешать китайским операциям против Тайваня.
По словам бывшего главкома Объединенными вооруженными силами (ОВС) НАТО в Европе Филипа Бридлава, в Калининграде, Крыму и Сирии Россия «раздувает пузыри A2/AD». Вследствие этого необходимо инвестировать в аналогичные системы, а также системы, позволяющие входить в данные зоны блокированного доступа.
Следует отметить, что «проблема A2/AD» получила повышенное внимание среди западных военных экспертов при обсуждении проблем безопасности Балтийского региона. Среди наиболее заметных исследований можно назвать статью «НАТО, A2/AD и вызов Калининграда» Стефана Фрюлинга и Гильяма Ланконьяриса на страницах журнала Survival, а также «Анализ: Балтийское море нагревается из-за трений между США, НАТО и Россией» Магнуса Норденмана, размещенный 25 апреля 2016 г. на страницах американского издания USNI News. Данная работа основывается на совместном докладе М. Норденмана и Франклина Д. Крамера (A Maritime Framework for the Baltic Sea Region).
Как отмечается в статье Норденмана, в настоящее время российские ВС строят мощную систему A2/AD в Калининградской области и юго-восточной части Балтийского моря. По мнению аналитика, со временем риски, связанные с этой системой, будут только возрастать, в связи с чем необходима новая структура объединенных ОВМС региона, поддерживаемая американским флотом.
В рамках проработки стратегии сдерживания недопущением/разубеждением большое значение натовскими стратегами придается усилению именно национальной территориальной обороны. В частности, ставится задача разработки планов взаимодействия ОВМС стран региона (включая «неприсоединившихся» Швецию и Финляндию), составления планов совместных учений и создания системы контроля и управления, которые будут применяться для совместной работы флотов. При этом особое внимание планируется уделять таким вопросам, как разведка и обнаружение целей, противолодочные системы и поиск морских мин.
Наряду с военно-морским компонентом повышенное внимание уделяется развитию боевых компонентов ОВВС НАТО, в первую очередь тактической авиации, которая по возможностям имеющихся носителей ядерного оружия обладает оперативно-тактической ядерной мощью, а также способна вести боевые действия с применением обычных средств поражения на всю глубину стратегической наступательной операции. Для проведения операции на этапе стратегического развертывания может быть осуществлена переброска сил (войск) и средств ОВВС НАТО на передовые авиабазы – аэродромы восточноевропейских государств, стран Балтии, а также Швеции и Финляндии, инфраструктура которых за последние 20 лет существенно обновлена и приведена в соответствие со стандартами альянса.
Алармистский характер большинства аналитических работ по проблемам балтийской безопасности, нагнетающих истерию вокруг представления России в качестве потенциального агрессора, служит удобным поводом для предложений об усилении присутствия НАТО в регионе. Результатом их реализации может стать значительное наращивание группировки Североатлантического союза, что, наряду с ведущейся милитаризацией Арктики, может существенно осложнить ситуацию в сфере безопасности на Севере Европы и привести к еще большему росту напряженности. Данная тенденция отражает модель классического сдерживания, при этом представляется, что среди военно-политического руководства США и их союзников, а также в штаб-квартире альянса нет пока достаточной ясности по поводу того, какой именно способ сдерживания на восточном направлении считать наиболее эффективным в современных условиях. Вполне возможно, что новая натовская политика сдерживания и обороны предусматривает осуществление всех вышеперечисленных стратегий в зависимости от конкретной ситуации.
Так, в классическом, традиционном ключе выдержан недавно появившийся доклад Корпорации РЭНД, специалисты которой провели моделирование возможных боевых действий НАТО в Балтийском регионе. Приведенные модели показывают, что ВС РФ способны значительно ослабить и преодолеть сопротивление войск НАТО. Такого результата, в соответствие с оценкой ученых РЭНД, воинские формирования Москвы смогут достичь через 36–60 час. после начала соответствующей операции; для достижения победы на сухопутных ТВД Североатлантическому альянсу необходимы мощные пехотные войска с тяжелым вооружением. Согласно выводам доклада, на сегодняшний день альянс не располагает необходимым потенциалом для оказания сопротивления российским войскам при ведении обычных боевых действий. В свете данных рекомендаций следует ожидать дальнейшего наращивания американского и натовского присутствия в ЦВЕ и в Балтийском регионе, поскольку, как правило, выкладки данного «мозгового треста» Пентагона в значительной мере определяют основные направления военного строительства в США.
Схожие тенденции наблюдаются также в Арктическом регионе, где ведутся серьезные военные приготовления со стороны США, Канады и Норвегии. Усиливается военно-стратегическое значение Исландии. Также американские аналитики указывают на то, что, несмотря на сокращение в последние годы расходов на оборону, Дания рассматривается Соединенными Штатами как важная «арктическая держава» с учетом ее стратегических возможностей, открывающихся с Гренландии и Фарерских островов.
На реализацию классического сценария периода «холодной войны» направлены усилия стран ЦВЕ и Балтии, планирующих выступить на варшавском саммите единым фронтом. Их лидеры лоббируют идею создания на территории данных государств постоянных натовских баз, что в корне противоречило бы положениям Основополагающего акта Россия – НАТО. Следует также отметить, что уже имеющееся и планирующееся размещение американских и натовских контингентов на основе непрерывной ротации практически ничем не отличается от постоянного военного присутствия (что находит отражение и в профессиональном военном жаргоне – соответственно «persistent» и «permanent»). Кроме того, страны Балтии добиваются изменения формата нынешней натовской миссии в балтийском воздушном пространстве путем отказа от режима «патрулирования» (Air Policing mission) и перехода к режиму «защиты» (Air Defence mission) в том числе за счет существенного наращивания ОВВС альянса в регионе. Например, данная инициатива продвигается на страницах доклада, подготовленного специалистами одного из международных «мозговых центров» в Эстонии (апрель 2016 г.). Также эта тема затрагивалась во время визита министра иностранных дел Латвии Эдгарса Ринкевичса в США в феврале 2016 г.
В зоне особого внимания Соединенных Штатов и НАТО оказывается в последнее время также Черноморский регион, чрезвычайно важный с геополитической точки зрения как в связи с Крымом (от борьбы за который Запад не намерен отказываться), так и в связи с вынашиваемыми планами по окончательному устранению России из Приднестровского региона, дестабилизации ситуации в Закавказье и на российском юге (Северном Кавказе, Краснодарском крае).
В начале 2016 года Румыния выступила с инициативой создания «Черноморской флотилии» НАТО, в состав которой должны были бы войти также украинские и грузинские военные корабли. Предложение было активно поддержано Турцией, которая весьма обеспокоена якобы исходящей от Москвы угрозой. Как полагает председатель Общероссийского движения поддержки флота Михаил Ненашев, заявления об укреплении восточного фланга НАТО и усилении натовского присутствия в Черном море и Восточном Средиземноморье «станут стимулом для еще более наглого и агрессивного поведения Турции, в то время как основная угроза в лице международного терроризма останется без внимания». При этом он подчеркнул, что расширение присутствия Североатлантического союза в Черном море будет противоречить духу конвенции Монтре, даже если ее формальные ограничения будут соблюдены путем усиленной ротации кораблей альянса. Усиление же натовской группировки за счет наращивания ВМС черноморских стран – членов НАТО представляется ему сомнительным: «что касается поставки черноморским странам НАТО (Болгарии, Румынии и Турции) дополнительных кораблей в обход конвенции Монтре, то это маловероятно, поскольку у балканских стран нет соответствующих морских специалистов для обслуживания кораблей со сложными противоракетными комплексами», а Турция является весьма «нестабильным» членом альянса, отношения с которым носят специфический характер и могут «варьироваться».
Тем не менее, идея усиления натовского черноморского потенциала поддержана и продвигается военным руководством альянса, указывающим политическим лидерам стран-членов на то, что центральным элементом развиваемой Россией «стратегии A2/AD» является именно Черноморский регион. В последнее время под «флотом НАТО в Черном море», по словам министра обороны Румынии Михни Мотока, подразумевается «платформа для морских учений, которая предполагает постоянную ротацию и означает непрерывные маневры, соответственно – достаточно значительное присутствие союзников на этих учениях в Черном море». Наряду с одобрением этих планов на варшавском саммите следует ожидать подключения к данному «усиленному сотрудничеству» также Грузии и Украины. Автором последней инициативы является заместитель генсека Североатлантического союза А. Вершбоу, благодаря которому на предыдущем саммите Грузия получила пакет «углубленного сотрудничества» с альянсом. Специальные соглашения с украинской и грузинской сторонами (включая предоставление им специального «ассоциированного партнерства») могут быть заключены по формуле «28+2», который уже отработан со Швецией и Финляндией в Балтийском море.
Следует обратить внимание на то, что рекомендации экспертов американского аналитического центра Stratfor (считающегося «теневым ЦРУ») исходят из рассмотрения Украины–Крыма–Новороссии, а также Сирии–Ирака в качестве единого театра военных действий для США, в котором необходимо осуществлять «интегрированное политическое маневрирование» и единое военное планирование. При этом в политическом отношении и в привязке к двум указанным конфликтам Соединенным Штатам крайне выгодно вести дело так, чтобы «Исламское государство» в долгосрочной перспективе противостояло бы не только США, но и России. Совершенно очевидно, что Западу важно не допустить укрепления связей России с ключевыми государствами региона, по возможности снизив эффект от успешных действий России в Сирии.
В натовском подходе к региону Ближнего Востока и Восточному Средиземноморью чувствуется явная двойственность: с одной стороны, осознание ограниченности собственных ресурсов, а, с другой, – амбиции по «переформатированию» государств региона под так называемые «демократические стандарты» с использованием технологий цветных революций и гибридных войн. Как замечают ведущие российские эксперты, наличие подобных амбиций ставит под серьезную угрозу мир и международную безопасность не только на Ближнем Востоке, но и в глобальном масштабе. Подобная «перекройка» ожидала и Сирию, где только решительные действия России в полном соответствии с нормами международного права не привели к полной дестабилизации ситуации и развалу государства.
Комментируя ход подготовки к саммиту в Варшаве в майском (2016 г.) интервью французской газете Le Monde, глава Военного комитета Североатлантического союза Петр Павел подчеркнул, что в рамках данной встречи внимание будет сосредоточено на обсуждении методов и средств парирования двух основных угроз. Первая и первоочередная из них «связана с прямым межгосударственным соперничеством с Россией», по отношению к которой на высшем политическом уровне необходимо сформулировать стратегию. Вторая же угроза, по его словам, «исходит на юге от негосударственных субъектов, от терроризма, миграции и требует совершенно иного подхода. Мы очертили общие рамки того, как отвечать на это, но пока еще не в деталях». Как отметил Павел, вырабатывая стратегический план взаимоотношений с восточным соседом, в НАТО исходят из двух основных соображений: «в первую очередь – сдержать, а если сдерживание не сработает, обороняться».
Следует отметить, что стратегия сдерживания и обороны на саммите в Варшаве может быть существенно обновлена как с точки зрения рассмотренных выше вариантов ее осуществления, так и используемых при этом сил и средств, которые на текущий момент определяются в основном так называемой «чикагской триадой». На встрече на уровне глав государств и правительств стран – членов Североатлантического союза в Чикаго принята модернизированная концепция сдерживания и обороны альянса, построенная на сбалансированном сочетании ядерных сил (ЯС), противоракетной обороны (ПРО) и сил общего назначения (СОН), т.е. на новой натовской «триаде» (вместо прежней двухкомпонентной структуры сдерживания, опиравшейся на ЯС и СОН). При этом до недавнего времени в данной концепции акцент был перенесен в сторону связки ПРО – СОН с повышением возможностей по нанесению высокоточных ударов большой дальности. Однако в преддверии саммита в Варшаве Пентагон акцентирует внимание на необходимости «лучшего сочетания и интеграции средств обычного и ядерного сдерживания в Европе». Как прогнозирует известный германский аналитик Карл-Хайнц Камп, обсуждение проблем ядерной политики должно стать одной из главных тем в рамках варшавского саммита.
Предполагается также расширение концепции сдерживания и обороны за счет ее адаптации к новым нетрадиционным угрозам. По оценке натовских специалистов, опыт крымских событий показал, что альянс в полной мере не готов противодействовать противнику, который использует «нелинейные» методы решения военных задач. В первую очередь это связывают с «узким» (классическим) толкованием ст. 5 Вашингтонского договора, предполагающей коллективный ответ лишь на вооруженное нападение, вследствие чего «гибридные операции» не подпадают под это определение. В связи с данным обстоятельством руководство НАТО намерено нарастить коалиционные возможности по противодействию подобным угрозам и рассмотреть возможность расширения понятий «нападение» и «агрессия». В этом контексте следует обратить особое внимание на то, что в соответствии с принятым на уэльском саммите альянса специальным документом кибероборона уже признана составной частью коллективной обороны НАТО (решение о применении ответных мер, предусмотренных ст. 5 Вашингтонского договора, будет приниматься Советом НАТО в каждом конкретном случае). Кроме того, аналогичное решение фактически принято и по гибридным угрозам. Данные меры, по сути, означающие снижение порога, при достижении которого альянс переходит к коллективной обороне, способны привести к дальнейшей дестабилизации ситуации в Европе.
В целом следует отметить, что за счет размещения в странах Центрально-Восточной Европы и Балтии дополнительных воинских контингентов на основе непрерывной ротации (де-факто ничем не отличающейся от постоянного военного присутствия), создания развитой инфраструктуры, складской и транспортной сети Североатлантический союз получает возможность для резкого наращивания группировки возле российских границ. Как отметил, выступая 23 июня с.г. в программе «Поединок» Владимира Соловьева главный редактор журнала «Национальная оборона» Игорь Коротченко, «дело не в этих батальонах. Но под эти батальоны будет создана соответствующая инфраструктура (склады с вооружениями на случай мобилизационного развертывания, военные базы и аэродромы). Да, сегодня там будет 6 или 8 истребителей, будет четыре натовских батальона. Но за 24 часа на этой инфраструктуре численность войск НАТО может возрасти многократно, там могут появиться новые дивизии, полки современных бомбардировщиков и истребителей, военная техника, в том числе ракетные ударные средства».
Стоит еще раз подчеркнуть, что маховик масштабных военных программ, нацеленных на сдерживание России, запущен в рамках НАТО по крайней мере с саммита в Чикаго (май 2012 г.). Все это не имеет никакого отношения ни к Крыму, ни к украинскому кризису. Не было бы этого, наши западные партнеры придумали бы или искусственно создали другой информационный повод. Мифотворчество вообще их конек. Поэтому когда сегодня некоторые европейские страны (явно почувствовавшие себя весьма неуютно) говорят нам в рамках экспертных встреч о том, что стоило бы подумать об укреплении мер доверия, хотя бы на субрегиональном уровне, хочется сказать следующее. Да, соответствующие инструменты необходимы. Кстати, всё, что уже было кропотливо наработано и доказало свою эффективность, свернул сам же Запад. Однако главная проблема упирается не в недостаток таких инструментов. Кому-то просто стоит перестать заниматься политическим фарисейством, а заодно отказаться от попыток проецировать на нас военную силу. Как отметил в одном из интервью А. Грушко, все профессиональные военные прекрасно понимают: новая реальность, которая создается натовским военным планированием, будет учтена и с нашей стороны.
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
