Страшное лето 1941 года
Петр Мультатули, Александр Музафаров

Страшное лето 1941 года

…Как могло случиться, что такая мощная и по своему численному составу и в техническом плане военная сила, как Рабоче-Крестьянская Красная Армия, не только не смогла сдержать наступление противника, но в короткие строки сдала ему Прибалтику, Белоруссию, Украину, Крым, позволила окружить Ленинград и вплотную подойти к Москве?..

Традиционные объяснения о «внезапности нападения», численном превосходстве германской армии и ее союзников, «отсталости» советской военной техники и авиации, не выдерживают никакой критики и не соответствуют историческим фактам. Эти мифы были призваны объяснить советскому народу причины кровавой трагедии 1941 г.

Между тем, если мы посмотрим на расстановку сил накануне 22 июня 1941 г. на западной границе Советского Союза, то мы увидим, что ситуация вовсе не была столь удручающей для Красной Армии, во всяком случае, она не могла являться причиной такого страшного ее поражения в летне-осеннюю кампанию 1941 г.

Таким образом, мы видим, что Красная Армия уступала противнику только в живой силе. Но не будем забывать, что это были войска только «первого стратегического эшелона», всего согласно плану боевого развертывания Красной Армии, их было два. Второй «стратегический эшелон» (из семи армий) должен был быть приведен в полную готовность за один-два дня. Более того, предполагалось развертывание ещё и третьего стратегического эшелона, но реально оно началось уже в ходе войны.

Не будем преувеличивать и якобы огромное превосходство в боевом опыте, который вермахт якобы имел над Красной Армией. В ходе Второй Мировой войны до нападения на СССР германская армия участвовал в Польском походе, который длился 1 месяц и 5 дней (с 1 сентября по 6 октября 1939 г.), в разгроме Норвегии около 2 месяцев (9 апреля по 6 июня), в разгроме Франции почти месяц (с 21 мая по 22 июня 1940 г.). Помимо этого, германская армия участвовала во второстепенных для неё военных конфликтах: в Греции (оказывала помощь итальянцам) и Югославии (апрель 1940 г.)…

Однако, признавая боевой опыт полученных вермахтом с 1 сентября 1939 по 22 июня 1941 гг., не стоит недооценивать и боевой опыт РККА. С 29 июля по 11 августа 1938 г. она имела ряд боестолкновений с частями японской императорской армией в районе озера Хасан и реки Туманная в советском Приморье… С 11 мая по 16 сентября 1939 г. советским войскам вновь пришлось столкнуться с японской армией на Халхин-Голе… С 30 ноября 1939 г. по 12 марта 1940 г. РККА вела тяжёлую наступательную войну против Финляндии…

Однако потери Красной Армии, физические и морально-политические, превосходили все ее достижения. РККА потеряла убитыми, ранеными, умершими от обморожения, пропавшими без вести 208 тыс. 653 чел. Но ещё тяжелее был урон, нанесённый военному и политическому авторитету СССР, который был исключен из Лиги Наций, как «агрессор». Гитлер по итогам «Зимней войны» назвал РККА «колоссом на глиняных ногах»… У. Черчилль свидетельствовал, что «неспособность советских войск» вызывала в общественном мнении Англии «презрение»; «в английских кругах […] слишком поспешно заключили, что чистка погубила русскую армию и что все это подтверждало органическую гнилость и упадок государственного и общественного строя русских. Этих взглядов придерживались не только в Англии. Можно не сомневаться, что Гитлер со всем своим генералитетом глубоко задумался над финским уроком и что это сыграло большую роль в формировании его намерений».

Однако Сталин не сделал должных политических выводов из прошедшей войны и прибывал в опасных иллюзиях. Выступая на совещании начальствующего состава 17 апреля 1940 г., он отметил: «Мы победили не только финнов, мы победили ещё их европейских учителей — немецкую оборонительную технику победили, английскую оборонительную технику победили, французскую оборонительную технику победили. Не только финнов победили, но и технику передовых европейских государств Европы, мы победили их тактику, их стратегию». То есть Сталин сделал выводы, ровно обратные тому, какие сделали в Берлине, Париже и Лондоне. Это самоупоение и самоуспокение от весьма сомнительных итогов «Зимней войны» гипнотизировали Сталина вплоть до мая 1941 г., заставляя его совершать одну роковую политическую ошибку за другой…

…То, что случилось летом 1941 г., нельзя объяснять только превосходством германской армии в технике и живой силе. Более того, это обстоятельство не является даже первостепенным.

Гораздо важнее была идеологическая и организационная слабость РККА. Изначально советское политическое руководство ставило перед армией задачу ведения не отечественной, а революционной войны. Вероятные государства-противники рассматривались советским руководством как слабые звенья, которые в случае войны, рухнут из-за восстания собственного пролетариата, не желающего воевать с «родиной рабочих и крестьян». В 1927 г. Сталин утверждал, что главной задачей советской внешней политики: «бить тревогу во всех странах Европы об угрозе новой войны, поднять бдительность рабочих и солдат капиталистических стран и готовить массы, неустанно готовить к тому, чтобы встретить во всеоружии революционной борьбы все и всякие попытки буржуазных правительств к организации новой войны»…

Таким образом, в военную доктрину Советского Союза была заложена идея не отечественной, а интернациональной войны. Этот важнейший фактор мы должны постоянно учитывать, когда говорим о внешней политике сталинского руководства особенно в предвоенные годы. В своих внешнеполитических построениях Сталин думал о расширении социалистической системы, укреплении своей власти, интересах III Интернационала, но ни в коем случае не о национальных интересах России. Это вовсе не означает, что справедлива бредовая версия В. Резуна о том, что Сталин хотел напасть на Германию… Сталинская военная концепция вплоть до 3 июля 1941 г. строилась на том, что в случае агрессии против СССР ему на помощь должен был прийти пролетариат стран-агрессоров, и война приобретала освободительный (для пролетариата Европы) характер, который должен был привести к краху ее капиталистической системы.

Как известно, эта опасная и ни на чем не основанная иллюзия дорого стоила нашей армии сначала в советско-финской кампании, а затем в июне 1941 г.

В январе 1941 г. начальник Главного Политического управления РККА А. И. Запорожец написал объемную докладную записку на имя наркома обороны маршала Советского Союза С. К. Тимошенко, в которой, характеризуя настроения красноармейцев, отмечал: «Глубоко укоренился вредный предрассудок, что будто бы в случае войны население воюющих с нами стран обязательно и чуть ли не поголовно восстанет против своей буржуазии, а на долю Красной Армии останется лишь пройтись по стране противника триумфальным маршем и установить Советскую власть»…

...Заключив пакт с Германией, Сталин был убеждён в том, что фюрер и германская политико-промышленная верхушка крайне заинтересованы в поддержании добрых отношений с СССР по политическим и экономическим причинам. 19 августа 1939 г. одновременно с «Договором о ненападении» подписанном между СССР и Германией в Москве, в Берлине заместителем торгпреда Е. И. Бабариным и заведующим восточноевропейской референтурой политико-экономического отдела МИД Германии К. Шнурре, было подписано советско-германское торгово-кредитное соглашение, предусматривающее предоставление рейхом Советскому Союзу кредита в размере 200 млн. рейхсмарок, сроком на семь лет из 5% для закупки германских товаров в течение двух лет со дня подписания договора. Соглашение предусматривало также поставку советских товаров Германии в тот же срок, то есть в течение двух лет на сумму 10 млн. рейхсмарок. Список товаров, подлежащих поставке из СССР на основе подписанного соглашения, состоял из кормового хлеба (22 млн. марок), леса (74 млн. марок), платины (2 млн. марок), марганцевой руды (3,80 тыс. марок), хлопка-сырца (12,30 млн. марок), фосфатов (13 млн. марок), бензина (1, 20 тыс. марок), щетины (3, 60 тыс. марок) и др. В свою очередь, Германия должна была поставлять в Советский Союз токарные, револьверные, производственные станки, химические товары, красители, предметы вооружения, насосы, заготовочные и строительные машины, краны, различных модификаций, прокатные станы, оборудование для пороховых и химических фабрик, компрессоры, оборудование для угольной промышленности, буксиры, турбины и др…

Сталин полагал, что такое выгодное военно-политическое сотрудничество в ближайшие несколько лет не позволят Гитлеру начать не то что войну, но даже политическую конфронтацию с СССР. Сам вождь собирался строить с Германией отношения «всерьёз и надолго»…

…Сталин и Молотов полностью провалили берлинские переговоры, о чем сам наркоминдел сообщил из Берлина Сталину: «похвастаться нечем». Главной причиной этого провала, по меткому определению Л. А. Безыменского стало то, что «Сталин и Молотов считали себя диктующими правила игры, какими они были в августе — сентябре 1939 г. И это был их решающий просчет».

Другим крупнейшим просчетом советских лидеров продолжало оставаться убеждение, что Германия не помышляет о войне с СССР в ближайшем будущем, более того, продолжает видеть в нем если не друга, то партнёра. Молотов сообщал Сталину из Берлина: «Большой интерес Гитлера к тому, чтобы укрепить дружбу с СССР и договориться о сферах влияния, налицо».

По наблюдениям Г. К. Жукова, изложенных им К. М. Симонову, Молотов до войны обладал серьёзным влиянием на Сталина, «в особенности в вопросах внешней политики, в которой Сталин тогда, до войны, считал его компетентным. Другое дело – потом, когда все расчеты оказались неправильными и рухнули, и Сталин не раз в моем присутствии упрекал Молотова в связи с этим. Причем Молотов отнюдь не всегда молчал в ответ. Молотов и после своей поездки в Берлин в ноябре 1940 года продолжал утверждать, что Гитлер не нападет на нас»…

…В самом преддверии войны советское руководство сделало несколько заявлений, которые оказали самое вредное воздействие на внутреннюю обстановку в стране и армии. 5 мая 1941 г., выступая перед выпускниками военных академий, Сталин сказал, что «с точки зрения военной в германской армии ничего особенного нет и в танках, и в артиллерии, и в авиации. Кроме того, в германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль Германии не идёт вперёд, военная техника отстает не только от нашей, но Германию в отношении авиации начинает обгонять Америка».

Можно себе представить, как «развивали» речь вождя про «отсталую» германскую армию политработники на местах. Кстати, тоже самое было в отношении и финской армии в 1939-1940 гг. Так, «Ленинградская правда» через 2 дня после начала войны 2 декабря 1939 г. писала: «Столкнулись армии двух миров. Красная Армия — самая миролюбивая, самая героическая, могучая, оснащённая передовой техникой, и армия продажного финляндского правительства, которую капиталисты заставляют бряцать оружием. А оружие-то, скажем откровенно, старенькое поношенное. На более пороху не хватает».

…Нападение Гитлера на СССР стало для многих советских граждан полной неожиданностью. После того, как немецкие бомбы упали на советские города, многие простые люди недоумевали: «как же так, ведь сам „ТАСС“ говорил, что не будет войны». Публицист Б. С. Горбачевский, к началу войны только что закончивший школу, передаёт свои мысли 22 июня 1941 г.: «Я, как и многие мои сверстники, сразу не мог в полной мере осмыслить происшедшее, тем более что почти два года власть и печать убеждали народ в том, что Германия — наш лучший друг, а вот «американские плутократы и английские вероломщики» — злейшие враги. Что же случилось? Всего неделю назад ТАСС опровергало якобы ложные слухи, будто Германия собирается напасть на нас… И вдруг?».

Но ещё страшнее, что это нападение психологически стало совершенно неожиданным для Красной Армии. Начальник штаба Верховного командования сухопутных сил Германии (ОКH) генерал-полковник Ф. Гальдер писал в дневнике 22 июня 1945 г.: «Наступление наших войск, по-видимому, явилось на всем фронте полной тактической внезапностью. […] О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох и в казарменном положении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать. Можно ожидать еще большего влияния элемента внезапности на дальнейший ход событий в результате быстрого продвижения частей, для чего в настоящее время есть полная возможность. Военно-морское командование также сообщает о том, что противник, видимо, застигнут врасплох».

Между тем, к середине июня 1941 г. для Сталина неизбежность войны стала почти очевидной. Однако по-прежнему войска не были приведены в полную боевую готовность. Пресловутая «директива» («телеграмма»), которую Сталин якобы направил в войска 18 июня 1941 г. с приказом о приведении их в боевую готовность до сих пор остаётся лишь мифом. Ни её подлинника, ни даже копии до сих пор не найдено. Вождь до самого последнего момента надеялся на дипломатическое решение вопроса.

Геббельс отмечал в своем дневнике 21 июня 1941 г.: «Молотов попросил визита в Берлин, но получил резкий отказ. Наивный расчёт!». Об этом же свидетельствовал в своем дневнике от 20 июня и Гальдер: «г. Молотов 18.6. хотел говорить с фюрером».

21 июня 1941 г. советское правительство в очередной раз попыталось добиться диалога с германским руководством. Примечательно, что при этом никаких серьёзных приготовлений к отражению неизбежного удара с советской стороны не предпринималось. В 21 час 21 июня Молотов пригласил в Кремль Шуленбурга и попросил его дать объяснение причин недовольства германского руководства правительством СССР и слухов о близящейся войне. Советское правительство, заявил Молотов, не может понять причин немецкого недовольства и было бы признательно, если бы ему сказали, чем вызвано современное состояние советско-германских отношений и почему отсутствует какая-либо реакция германского правительства на сообщение ТАСС от 13 июня 1941 г.

Таким образом, руководство страны, против которой готовилась невиданная по своей подлости и цинизму агрессия, унижено выгадывало, в чем оно провинилось перед этим агрессором! Что это давало советскому правительству? Ровным счетом ничего. Шуленбург ушел от ответа на заданные Молотовым вопросы, сославшись на то, что не располагает необходимой информации.

…Только когда стало окончательно ясно, что нацисты не пойдут ни на какие переговоры, Тимошенко и Жуков в ночь с 21 на 22 июня отдали шифрованный приказ привести войска на западной границе в боевую готовность, так называемая «директива № 1». В штаб Западного фронта эта шифровка пришла около 1 ч. 45 м. ночи. В войска она поступила около 2 ч. 30 м. В шифровке говорилось: «В течение 22-23.6.41 возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПРибВО, ЗапВО, КоВО, ОДВО. Нападение немцев может начаться с провокационных действий. Задача наших войск не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам ЛВО, ПРибВО, КоВО, ОДВО быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев, или их союзников. Приказываю: в течение ночи на 22.6.41 г. скрыто занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе; перед рассветом 22.6.41 рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать; все части привести в боевую готовность без дополнительного подъёма призывного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов. Никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

Читая строки этой директивы, становится очевидным, что даже в эти тревожные предвоенные часы в Кремле не осознавали всей опасности. Во-первых, директива безнадежно устарела: у Красной Армии уже не было никакого времени для всех указанных в ней мероприятий: меньше чем через 2 ч. Германия начала войну против СССР. Во-вторых, директива опять не говорила о надвигающейся войне, а в который раз больше всего была обеспокоена «провокациями, могущими вызвать крупные осложнения». В-третьих, директива не указывала на необходимость уничтожения германских войск, в случае их вторжения на территорию СССР. Выражение «быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев, или их союзников» крайне расплывчатое и не дающее четкого приказа на уничтожение врага.

Можно с уверенностью утверждать, что директива 22 июня сыграла самую негативную, можно сказать, губительную роль для Красной Армии, особенно для ее авиации, которая в отличие от сухопутных войск, вступила в бой сразу в полном составе. Так, в Прибалтике еще 19-20 июня советские самолёты были постоянно готовы к взлету по тревоге в течение 5-10 минут. Но это вполне нормальное состояние было нарушено в ночь с 21 на 22 июня печально известной «директивой № 1», которую передали в войска около часа ночи 22 июня. Там было указано, что при нападении в бой не ввязываться, до открытия огня самолётами противника огня ответного не открывать. Это очень сильно сбило настрой советских командиров и пилотов.

Таким образом, подводя итоги предвоенной политики советского руководства, можно утверждать, что она привела к тому, что к моменту нападения вермахта и его сателлитов на СССР, у него ни на Западе, ни на Востоке не было ни одного союзника; Красная Армия была не готова к нападению, ни психологически, ни организационно; политическое руководство страны до конца не было уверено в неизбежности самого факта войны с Германией. Нельзя не согласиться с доктором ист. н. В. К. Волковым, который писал: «Цена политико-стратегического просчёта Сталина оказалась фантастически высока. Для крупного политического руководителя необходимо умение анализировать не только факты, но и всю сумму фактов, а также различные комбинации этих сумм. Только на такой основе можно построить прогноз будущего развития событий. Искусство руководить — это прежде всего искусство предвидеть. Однако прогнозистом Сталин не был. Об этом свидетельствует вся его политическая биография. Его можно назвать неплохим тактиком, но стратегом он был плохим. Расчёты Сталина строились на простой арифметической логике, тогда как для переломных моментов истории требуется по меньшей мере алгебраическое мышление. Последним он не владел, хотя часто употреблял слово «диалектика». В условиях тоталитарной системы просчёт вождя обернулся трагедией для страны. Поэтому за таким просчётом стояли не просто личные недостатки Сталина как руководителя, а пороки, сложившиеся в Советском Союзе тоталитарно-бюрократической системы, которая и вознесла Сталина на вершину административной пирамиды».

По материалам книги П.В. Мультатули и А.А. Музафарова«Великая Отечественная война. Победа духа и традиции».