Русский, помоги русскому!
Геннадий Дубовой

Русский, помоги русскому!

Боец и волонтёр — Александр Жучковский. Среди ополченцев он пользуется заслуженным авторитетом, ибо один из немногих, кто ни разу не нарушил данного слова, всё обещанное выполняет в указанный срок и отчитывается перед жертвователями и получателями гуманитарных грузов за каждую копейку. В отличие от тех, кто непонятно почему, называют себя "русскими националистами" и кричат, что "нет никакого украинского нацизма, а Новороссия — придуманная в Кремле ловушка для идейных русских", Александр убеждён: происходящее на Донбассе — начало реализации базового концепта русского национализма по воссоединению всех русских на исторически принадлежащих им землях. Поэтому формула "Русский, помоги русскому" стала для него и его единомышленников категорическим императивом.

– Как пришло решение отправиться в Новороссию?

– Вкратце история такова. Я начинал ещё в марте в Крыму, через месяц потом поехал на Донбасс, но был на границе тогда ещё Донецкой области задержан СБУ и выдворен без права въезда на три года. Вернулся в родной Питер. И вот — 2 мая 2014 года. Был выходной день, я предавался праздному отдыху, гулял в центре города. В этот момент я узнал из интернета, что произошло в Одессе. Вести и фотографии из Дома профсоюзов и окружающая меня праздная атмосфера Невского проспекта вступили в моем сознании в такой резкий контраст, что я задался вопросом: как это вообще возможно, что в Одессе русских людей сжигают заживо, а мы себя здесь ведем так, как будто ничего не произошло?

В этот момент я понял что должен быть в Новороссии и через три дня уже уехал на Донбасс. Как и многие другие русские, православные люди я не мог иначе. Более всего, в людях мне противно равнодушие — состояние, которое описано в известных строках Апокалипсиса: "Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч..."

После трагедии 2 мая, когда все поняли, что ситуация не разрешится политически, а Россия официально не поможет, стали формироваться группы добровольцев. С одной из групп я поехал сначала в Луганск, был у Болотова и Мозгового, который тогда ушёл в леса партизанить. А после знаменитого обращения к добровольцам Игоря Стрелкова сразу же отправился в Славянск, оттуда в Семёновку, на территорию знаменитого больничного комплекса, впоследствии превращённого украми в пыль…

–С момента вынужденного ухода с поста главнокомандующего силами ополчения Игорь Стрелков он подвергается непрестанной травле в СМИ. Как ты оцениваешь его роль в истории Новороссии?

– Я считаю, что Игорь Стрелков сыграл исключительную роль в событиях на Украине середины 2014 года. Но с точки зрения истории прошло немного времени, мы многого не знаем, поэтому окончательные итоги этих событий подводить рано, давать "окончательную" оценку роли Стрелкова тоже рано (надеюсь, что он сыграет еще роль в российской истории, и немалую). Но то, что уже нам известно, и то, что мы сами наблюдали на Донбассе, говорит о том, что действия Стрелкова существенно повлияли на ситуацию в Новороссии, и может даже изменили эту ситуацию и ход истории.

Повторяю, мы многого не знаем, но есть основания считать, что один из сценариев прошлого года заключался в том, чтобы быстро подавить народные выступления на Донбассе, и многие "наши" люди в ДНР способствовали сдаче "завоеваний революции" в июне-июле прошлого года. Игорь Стрелков своим действиями сорвал этот сценарий, заставил ополчение воевать всерьез и побудил к серьезному военному противостоянию и противника. Таким образом, реакция и дальнейшие меры России, как и других стран, также были во многом обусловлены результатами решений и действий Стрелкова.

История начала и развития войны в Новороссии явила яркий пример того, как один решительный идейный человек может влиять на ситуацию в глобальном масштабе. Впервые за четверть века, а может и за все столетие (с момента большевистской революции) в России появился человек, который фактически начал войну за воссоединение русского народа, за историческую Россию, под православными стягами и имперскими знаменами. Именно в этом причина того, что Стрелков стал со своим отрядом в Славянске центром притяжения для активных русских людей. Дело не столько в нём как человеке (культ личности я не приветствую), а в идее национально-освободительной борьбы русского народа, которую он олицетворял.

Огромный потенциал этой идеи напугал "пятую колонну" и стал причиной, по которой Стрелков был выдавлен из Новороссии.

– У каждого свой опыт войны. Всегда есть эпизод, в котором весь полученный в боевых условиях опыт содержится концентрированно…

– Понимаю, о чем ты. 3 июля прошлого года я ехал с группой российских добровольцев из Славянска в Семеновку. По дороге наш микроавтобус попал под обстрел. Машина остановилась, мы выбежали и стали отходить, только двое парней из Питера задержались и стали отстреливаться, прикрывая отход группы. Почти сразу по нам стал бить танк, один снаряд попал в машину, двое ребят погибли на месте. Еще четверо было ранено. Первая вызванная машина забрала раненых из укрытия, мы дождались вторую машину, чтобы забрать тела погибших, и захватили с одной из позиций одеяла, чтобы использовать в качестве носилок. Все это время после отхода атаковавшего нас противника по территории били танки и минометы, близко к месту стычки было не подъехать, поэтому оставили машину примерно в 500 метрах и побежали за телами. Тела сгорели вместе с машиной, но продолжали тлеть. Сбив огонь, мы перетащили тела на одеяла и побежали с ними к машине. Этот путь был очень сложным — обстрелы продолжались, при этом от тлеющих тел стали загораться одеяла, так что приходилось по пути еще сбивать огонь. У нас был "уазик" с открытым верхом, тела туда поместились только наполовину, по ходу езды приходилось их придерживать, чтобы не упали. Периодически приходилось заезжать в укрытие, чтобы не попасть под снаряд. Через полчаса пошел очень сильный дождь, это было спасением — образовалась настоящая водная стена, на время обстрелы прекратились, и мы смогли проскочить в Славянск и отвезти тела в морг. Все это длилось примерно часа полтора.

Это были самые страшные мгновения за все время войны. Страшно было забирать останки товарищей, — груду костей и мяса из тех, кто совсем недавно был жив и с тобой разговаривал, шутил, смеялся...

Эти были ребята из Петербурга, до войны я их не знал. Звали их Владимир и Матвей. У Владимира никого из родственников, а у Матвея осталась жена и трое детей…

Главный опыт, получаемый на войне прост: возникает не рассудочное, а непрестанно всем существом переживаемое чувство сокрушительной близости смерти и скоротечности жизни. То состояние всепроясняющей радости и абсолютной ценности каждого ускользающего мгновения, которое испытал Федор Достоевский у расстрельного столба, становится нормативным.

– Несмотря на неоднократные разъяснения православных священников и прошедших войны мирян, светские граждане снова и снова просят задавать вопрос: большинство воюющих — люди верующие, в основном православные, как сочетаются веру и убийство?

– Для православного человека не существует такой проблемы, как сочетать веру и убийство. Тем более на войне, где православный человек жертвует своей жизнью ради спасения чужой. Все разговоры о том, что веру нельзя совместить с убийством и участием в войне, — это либо спекуляция, либо незнание Священного писания и истории нашей страны, которую наши предки всегда защищали под православными знаменами и с благословения Церкви. Сегодня погрязшим в гедонизме большинством утрачено различение: убийство суть кража у другого Творцом ему дарованной жизни, а защита других от тех, кто стремится украсть у них жизнь — это исполнение заповеди Христа: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих". Такую смерть надо заслужить, она — свидетельство достойно прожитой жизни.

У меня нет "сценария" моего смертного одра, каких-то определенных мыслей на этот счет — умереть на поле боя, в старости, еще как-то. Есть лишь желание, чтобы уйти из мира с ясным умом и в состоянии покоя. Страшит мысль оставить этот мир неготовым к этому, когда "Внезапно Судия приидет и коегождо деяния обнажатся..."

– Что побудило тебя из бойцов перейти в волонтёры?

– Приказ командира. В период Славянской эпопеи главной проблемой ополчения была проблема снабжения. Не было ни формы, ни снаряжения, ни медикаментов. Мне было приказано решить эту проблему в рамках нашего подразделения. Пришлось обратиться в социальных сетях ко всем знакомых с просьбой о помощи. Люди откликнулись, начали перечислять средства, надо было закупать, перевозить необходимое и мне сказали: ты уже начал этим заниматься — продолжай.

– Среди тех, кто сражается на "гуманитарном фронте", увы, появилось много самолюбцев и пиарщиков. Распоряжаясь пожертвованиями, чужим имуществом и деньгами они в какой-то момент начинают мнить себя благодетелями, коих надо упрашивать о помощи с обязательным освящением их деятельности в СМИ, иначе помогать они не считают нужным…Как ты относишься к таким, возникают ли конфликты?

– Не берусь никого судить, но понимаю, о чём идет речь: когда в твоих руках оказываются большие суммы денег и большие возможности помогать людям, возникает соблазн считать себя неким вершителем праведных дел, "благодетелем". Тем более что благодарность этих людей за помощь адресуется тебе лично. Преодоление этого соблазна легко: достаточно просто напоминать себе, что все эти ресурсы — это не твоя личная помощь, не то, что ты заработал своим трудом. Это то, что ты просто передал из рук в руки, то есть ты никакой не благодетель, не спаситель, а передаточное звено, посредник. Роль, конечно, необходимая и важная, но не исключительная…

В прошлом году одна семья, родом из Харькова, проживающая в Восточной Европе, в общей сложности пожертвовала для ополчения 200 тыс. евро. Эти деньги они выручили, продав в частности все семейные украшения. Вот эти люди, я считаю, могут считать себя благодетелями и собой гордиться.

Лучший же способ борьбы с самомнением — просто представить, что тебя на этой войне нет. Что изменилось? Да ничего. У покойного актера Сергея Бодрова было на этот счет очень хорошее высказывание: "Ты остановишься на углу оживленной улицы и представляешь, что тебя здесь нет. Вернее, тебя нет вообще. Пешеходы идут, сигналят машины, открываются двери магазинов, сменяются пассажиры на остановке. То есть, в принципе мир продолжает жить и без тебя. Понимать это больно. Но важно." Это смиряет, помогает оценивать себя адекватно, а значит, приносить максимальную пользу в своём деле.

Моё дело — быть связующим звеном между теми русскими, кто нуждается в помощи (а сегодня в ней наиболее нуждаются жители Новороссии) и теми, кто готов помочь. На большее не претендую.

– Если ЛДНР зависнет как Приднестровье в непризнанном статусе и состоянии «ни мира, ни войны», ты по-прежнему будешь заниматься гуманитарной деятельностью? Или это уже станет бессмысленным, поскольку почти все гуманитарные потоки уже идут строго по официальным каналам? Нет ли чувства разочарования — хотели Большой Новороссии, а получили ОРДиЛОСОС и, судя по всему, надолго?

– Я много раз задавал себе этот вопрос, дважды за год думал над тем, чтобы свернуть свою деятельность — как из-за некоторых препятствий, которые мне чинили и в ДНР и в РФ, так и из-за многих крайне нелицеприятных эпизодов (изгнание Стрелкова, убийство Бэтмена, Мозгового и др. командиров, переворот в Народном совете). В итоге, в том числе после разговоров с нашими жертвователями, я принял решение все-таки продолжать действовать до момента, когда всякая работа в этом направлении очевидно утратит смысл.

Наша работа (у нас много направлений — снабжение ополчения, подготовка добровольцев, аэроразведка, лечение раненых) пока не утратила смысла по двум причинам. Во-первых, в любой момент ситуация на фронте может измениться и освободительная война продолжится (это зависит, конечно, от "большой политики", но "гарантий мира" пока никаких нет). Во-вторых, люди до сих пор продолжают поддерживать ополчение (денежными средствами, грузами), и пока эта поддержка оказывается, сворачивать нашу работу нельзя. Люди продолжают поддерживать, поскольку у множества ополченцев семья и дома в оккупации, им некуда идти, они до сих пор сидят в окопах в надежде на освобождение своих домов. У многих людей в России есть друзья и родственники среди ополченцев, и они им помогают, вне зависимости от политической ситуации вокруг Донбасса.

В общем, мы должны и, наверное, обязаны действовать "до последнего рубля", до последней коробки помощи. Разочарование общей ситуацией, безусловно, есть. Говорят, чтобы не разочаровываться, не надо очаровываться. Но мы действительно были очарованы Русской весной — этим периодом долгожданного русского подъема, русского восстания за свои национальные ценности. В тот период воевать и работать было "легко и приятно". Потом стало тяжело, сложно, непонятно, иногда через силу и сомнения. То, к чему мы пришли сейчас, сильно удручает. Но иногда задаешь себе вопрос: а кто сказал, что будет легко и быстро? Человек предполагает, а Бог располагает. Еще неизвестно, через какие трудности и невзгоды мы должны будем пройти.

В конце концов, есть универсальный житейский принцип: "Делай, что должен, и будь что будет".

Интервьюировал Геннадий Дубовой, специально для «Сегодня. Ру».