Украинство против Православия
Михаил Смолин

Украинство против Православия

Любую болезнь, и «украинство» здесь не исключение, можно описывать очень многословно, в малейших деталях, но есть у каждой какая-то сердцевина, главная причина, сердцевина болезни. В «украинстве» это кризис религиозного сознания: психология религиозного предательства в случае с унией и религиозного индифферентизма в случае с советским атеизмом.

Началом болезни, безусловно, надо считать потерю национальной свободы в XIII-XV веках различными частями русского народа, последовавшее за ним «окатоличивание» южнорусской элиты и Брестскую церковную унию 1596 года.

Уния, прозелитизм Рима, вольнодумство Запада, воинствующий атеизм коммунистической власти, неприятие, как выражаются сепаратисты, «московского» Православия — все это способствовало глубокому кризису религиозного самосознания.

На «Украине» соседствуют советское «украинское» и униональное западническое сознание. Они одинаковы по своей «украинской» сути, но первое в силу отхода в прошлое советского проекта постепенно начинает видеть в галицко-униатском мировоззрении тот путь, который, собственно, и сформирует единую «украинскую нацию».

На Украине очень распространено рассуждение о том, что она принадлежит одновременно и православному, и католическому миру. В Униатской церкви, истовой хранительницы и проводницы «украинства» даже видят особое соединение Востока и Запада.

Воистину, такая позиция не что иное, как перепев шевченковского призыва: пусть уничтожится Православие («Церков-домовина»), но «встане Украина». Такая постановка вопроса выводит нас на главную дилемму «украинства», которую можно сформулировать так: либо Православие, либо Украина; либо южнорусское население сохранит Православие, либо станет «украинцами». Либо жизнь в Православии, либо духовная смерть в «украинстве».

В религиозной жизни Украины все оценивается по самостийной шкале преданности «украинству». Если какое-то религиозное образование поддерживает «украинский проект» — оно хорошо, если нет — его надо «украинизировать», а ежели оно не поддается этому — то уничтожать.

Деятелями «украинства» делается все, чтобы внедрить в сознание южнорусского населения те стереотипы, на которых было воспитаны «профессиональные украинцы» Галичины. Жителям других регионов Украины в сознание насильно внедряют миф: есть западные «украинцы» — это те, кто сохранил «многовековые» традиции «украинства» именно в силу того, что «западный украинец гораздо ближе по своим понятиям и привычкам к чеху, поляку, в чем-то даже австрийцу, чем к русскому или восточному украинцу».

Денационализированное западничество русского населения униатской Галичины дорого самостийникам уже тем, что оно, по их мнению, всегда было частью Запада. Конечно же, это миф. Галиция даже после того как приняла унию, никогда не была да и сейчас не является инкорпорированной частью Запада. Уния всегда была и будет янычарской казармой для русского православного населения, где католический Рим будет подвергать жесточайшей травле и уродованию православные души.

«Украинство» ставится выше веры религиозной, «украинство» как бы «обожествляется», становится религиозным культом самостийника, мерилом добра и зла. Это глубочайший религиозный кризис, это вторичное одичание — одичание неоязыческое.

«Украинский проект» погибнет от духовной узости «украинства», которое уже оттолкнуло от себя южнорусское население. Украина погибнет от того, что советская власть дала ей слишком много территорий, никогда не попадавших в ареал деятельности «украинского» дела. «Украинскую нацию» хотят сформировать как политическую группировку, как антирусскую партию. Всем навязывается узкий мирок «украинских деятелей» конца XIX — первой половины XX столетия с их человеконенавистнической идеологией.

Государство Украина — это наша своеобразная евразийская Хорватия, раздирающая целостность и Православной русской церкви, и русской государственности, и единство русского народа. «Украинство» как идеология национального раскола поставило под вопрос единство Православного русского мира, и мы находимся сегодня в сложнейшем положении, когда одна часть нации, сознание которой затуманено самоубийственными фантомами, выступает агрессивно против другой.