70 лет назад, 30 ноября 1939 года началась советско-финская война 1939-1940гг., или Зимняя война – вооружённый конфликт между СССР и Финляндией, завершившийся 12 марта 1940 года Московским мирным договором. Пожалуй, именно в освещении советско-финских отношений 40-х годов прошлого столетия русскоязычные либералы лгут особенно нагло и неуклюже…
Бои той войны развернулись на тысячекилометровом фронте от побережья Баренцева моря до Финского залива. В ходе войны войска распределялись следующим образом. На Карельском перешейке наступали 7-я и 13-я армии, на Петрозаводском направлении - 8-я и 15-я, задачей 9-й армии было выйти из района Кандалакша – Кемь к Ботническому заливу, а самая северная армия – 14-я – действовала в районе Петсамо (Печенга). С флангов действия войск поддерживали Балтийский и Северный флоты. Боям предшествовал сложный расклад политических сил в Европе, заставивший Сталина отодвигать финскую границу, находившуюся в непосредственной близости от Ленинграда. С величайшим трудом и тяжелыми потерями, после целой серии неудач Красная Армия сумела решить эту сложнейшую задачу и отодвинуть финскую границу от Ленинграда, что обеспечило его выживание во время Великой Отечественной. К СССР отошёл Карельский перешеек с городами Выборг и Сортавала, ряд островов, часть полуостровов Рыбачий и Средний. СССР получил в аренду часть полуострова Ханко (Гангут) сроком на 30 лет для создания на нём военно-морской базы.
Финны, а с их подачи и русскоязычные либералы позже состряпали легенду о том, что в 1941 году финны, вступив в войну на стороне гитлеровской Германии ограничились возвращением территорий, потерянных во время «Зимней войны» 1939 -40гг. и, якобы, не вторгались в Россию.
Так, например, на «Эхе Москвы» прозвучала передача «Цена Победы». «Неюбилейные беседы по истории Второй мировой войны. О чем не пишут в энциклопедиях? Почему не сходятся цифры? До правды докапываются «эховец» Виталий Дымарский и «взглядовец» Дмитрий Захаров». (Цитируемый текст дословно соответствует размещенному на сайте радиостанции). Вот как «до правды докапывались» ведущие:
Слушатель: …Объясните, пожалуйста, но ведь в Финляндии армия была 600 тысяч человек, кстати, не такая уже и маленькая, это 17% всего населения страны. И совместно с германскими войсками, которых было 250 тысяч, вторглась в Россию. Кстати, могу сказать еще одну вещь, что финны…
Д.Захаров: «Они не вторглись в Россию, а они вошли на территорию, которая у них была аннексирована в 1939 году».
Для «эховца» мысль о том, что его «информацию» о том, как финны «не вторгались в Россию» является совершено недоступной. На захваченной территории Карелии (не бывшей частью Финляндии до войны 1939-1940гг.) они создали целую сеть концентрационных лагерей, в которые отправили едва ли не все русское население, включая детей (финская расовая программа базировалась на разделении населения оккупированных территорий по национальному признаку. Родственные финнам карелы и ингерманландцы выделялись ими в особую привилегированную категорию местных жителей).
Вот лишь несколько свидетельств о том, что творилось на захваченных финнами территориях: «Зовут меня Лодыш Галина Александровна. Я родилась 3 июля 1937 года в Ленинградской области Вознесенского района, село Равское. Жила я там до 1941 года, то есть до начала Великой Отечественной войны.
Когда началась война, то наше село заняли финны. Всех жителей села погрузили на телеги и увезли нас оттуда. Это было в декабре 1941 года. Везли нас на телегах, и нам было очень холодно. У меня ехали папа, мама, бабушка, брат, который был двумя годами младше меня. Финны нас привезли в Петрозаводск. В Петрозаводске было несколько концлагерей, и нас поместили в концлагерь номер пять. Взрослые, папа и мама, конечно, работали, их возили на лесозаготовки. А дети были в лагере. Условия жизни были очень тяжелые: голод, холод. Жили мы в бараках, постоянно недоедали. Родители старались что-то дать нам из своего пайка, но этого все равно нам не хватало. Мой брат умер в концлагере, а я осталась живая… Обращение было очень жестоким. Всего не помню, потому что мне было четыре года, но то, что помню, свидетельствует о жестоком обращении. Если дети подбегали к ограждению из колючей проволоки, которое преграждало путь в концлагерь, то их беспощадно избивали. Дети познали ужасы войны, главными из которых были голод и холод».
А вот воспоминания Людмилы Александровны Банкет, также пережившей финскую оккупацию: «В нашем доме сделали штаб. Там одна женщина ухаживала за ними. У нас корову отобрали, она ее доила. Мама иногда ходила туда, просила молока ребенку. Вот так мы и жили. Потом в нашу деревню стали свозить [людей] со всех деревень: с Кижей, с Великой Губы. Везли на больших машинах. Селили [в бараки], сколько влезет. [Финны] рыли окопы, большие, на Онежское озеро. В один прекрасный день [финны] нам сказали: «Собирайтесь, все оставляйте, никто ничего не унесет, все останется здесь». Повезли нас в Петрозаводск через Онегу, зимой… в январе. Машина была ничем не крытая. Нас было пять семей в этой машине. Была я, Аля и мальчик сорок первого года рождения, несколько месяцев от роду. Мы замерзли. Нас отвезли в Петрозаводске на площадь Ленина. С собой мама взяла немного еды, несколько каких-то вещей. Я помню, у нас была игрушка: мишка плюшевый, большой. Все наши вещи вывалили на площади Ленина. Вещи пересмотрели, этого мишку у нас взяли и не отдали, мы потом долго плакали. Нас поместили в какой-то барак, и мы жили на нарах, в лагере. Первый раз мы были в пятом лагере – это Пятый поселок (микрорайон Петрозаводска). Потом мама стала просить, чтобы нас перевели в седьмой лагерь на Куковке (микрорайон Петрозаводска) – там жили все наши родственники. Мама долго болела, лежала. Мы жили с дедушкой, а бабушка жила с папиной сестрой, тетей Диной. Финнам не нравилось, что мы все время есть хотели. Однажды дедушка куда-то ходил за едой, так они его избили за это, так что он долго не мог ходить. Братик умер в сентябре, похоронили в Песках (пляж на берегу Онежского озера). Там была большая яма, и в ней было тридцать или сорок гробов. И дедушку там похоронили… Мы долго жили в Петрозаводске. Потом нас опять перевезли в Сенную Губу. Когда мы приехали туда, все наши дома были распилены, дрова сложены. И нам было негде жить. Мы переехали в старый дом маминых родителей. Там и жили. Много деревень было заминировано, много людей подорвалось. Целая деревня около пристаней Лоукаса была заминирована. И когда люди стали возвращаться в свои дома, вся деревня взлетела…А утром оказалось, что они в очень многих местах поставили мины. И в этот день было столько раненых наших. В домах, под крыльцом, где только не ставили они. Это было, конечно, страшное дело. Вроде как они ушли, но оставили вот такую… А там кто… Ребята, конечно, ребятня…».
Вспоминает Мария Ивановна Ваганова: «Давали норму по триста грамм муки. Коров всех финны у местного населения отняли, забрали они и нашу корову. Голод поэтому был страшный. Так что ни молока, ничего мы не видели весь период оккупации. Уже когда финны ушли, мы свою корову не смогли найти, наверное, финны забили ее на мясо. Мы все время с мамой работали, а сестренки сидели дома – они были еще малы и не могли работать. Потом меня отправили в лагерь, мне тогда было пятнадцать лет. Лагерь был в селе Серевское, неподалеку, в десяти примерно километрах. Там строили дорогу, и я работала на этой дороге: чистила снег, потом копали канавы – все это делалось в Заонежье. Так пришлось работать целую зиму. А после этого стали все чаще муссироваться слухи о том, что скоро наши этих финнов прогонят. И что наши придут. А кормили нас финны кашицей, очень жиденькой, сваренной из ржаной муки и остатков хлеба, недоеденных финнами, и несколько галет давали. Сытым от такой еды не будешь, и жили мы впроголодь. Одеть тоже было нечего, можно сказать, что мы были голые и босые. А мама надорвалась на пашне. Заставляли пахать землю, а у нее была паховая грыжа. Случился у нее от тяжелой этой работы заворот кишок, а врачей никаких не было, и она так и умерла».
Таисия Андреевна Рогозина: «Наказывали они (финны. – Авт.) русских березовой вицей, ее распаривали в горячей воде, и кому по двадцать, кому по двадцать пять ударов. Если кто ходил на поля за колосками, тех поймают и наказывали. У меня маленький брат был, приходилось нянчить, мы никуда не ходили – и розог не получали. Работали женщины под конвоем, рыли канаву, а финны-надзиратели с винтовкой смотрели за ними».
С 1942г. по первую половину 1944г. на советско-финском фронте было относительное затишье. Лишь летом 1944 года у Красной Армии появилась возможность заняться финнами всерьез. 10 июня началась мощнейшая артподготовка, в которой вместе с армейской артиллерией участвовали и орудия Балтийского флота. Финская оборона была дезорганизована, потери некоторых частей составляли до 70 процентов. В ходе летних боев советским войскам удалось продвинуться на сотни километров, взять Выборг и вынудить финнов уйти из Петрозаводска. Уходя, они и заминировали дома, на которых подрывались люди, уже считавшие, что для них оккупация финнов, «не вторгавшихся в Россию» согласно «Эху Москвы», закончилась.
Бои той войны развернулись на тысячекилометровом фронте от побережья Баренцева моря до Финского залива. В ходе войны войска распределялись следующим образом. На Карельском перешейке наступали 7-я и 13-я армии, на Петрозаводском направлении - 8-я и 15-я, задачей 9-й армии было выйти из района Кандалакша – Кемь к Ботническому заливу, а самая северная армия – 14-я – действовала в районе Петсамо (Печенга). С флангов действия войск поддерживали Балтийский и Северный флоты. Боям предшествовал сложный расклад политических сил в Европе, заставивший Сталина отодвигать финскую границу, находившуюся в непосредственной близости от Ленинграда. С величайшим трудом и тяжелыми потерями, после целой серии неудач Красная Армия сумела решить эту сложнейшую задачу и отодвинуть финскую границу от Ленинграда, что обеспечило его выживание во время Великой Отечественной. К СССР отошёл Карельский перешеек с городами Выборг и Сортавала, ряд островов, часть полуостровов Рыбачий и Средний. СССР получил в аренду часть полуострова Ханко (Гангут) сроком на 30 лет для создания на нём военно-морской базы.
Финны, а с их подачи и русскоязычные либералы позже состряпали легенду о том, что в 1941 году финны, вступив в войну на стороне гитлеровской Германии ограничились возвращением территорий, потерянных во время «Зимней войны» 1939 -40гг. и, якобы, не вторгались в Россию.
Так, например, на «Эхе Москвы» прозвучала передача «Цена Победы». «Неюбилейные беседы по истории Второй мировой войны. О чем не пишут в энциклопедиях? Почему не сходятся цифры? До правды докапываются «эховец» Виталий Дымарский и «взглядовец» Дмитрий Захаров». (Цитируемый текст дословно соответствует размещенному на сайте радиостанции). Вот как «до правды докапывались» ведущие:
Слушатель: …Объясните, пожалуйста, но ведь в Финляндии армия была 600 тысяч человек, кстати, не такая уже и маленькая, это 17% всего населения страны. И совместно с германскими войсками, которых было 250 тысяч, вторглась в Россию. Кстати, могу сказать еще одну вещь, что финны…
Д.Захаров: «Они не вторглись в Россию, а они вошли на территорию, которая у них была аннексирована в 1939 году».
Для «эховца» мысль о том, что его «информацию» о том, как финны «не вторгались в Россию» является совершено недоступной. На захваченной территории Карелии (не бывшей частью Финляндии до войны 1939-1940гг.) они создали целую сеть концентрационных лагерей, в которые отправили едва ли не все русское население, включая детей (финская расовая программа базировалась на разделении населения оккупированных территорий по национальному признаку. Родственные финнам карелы и ингерманландцы выделялись ими в особую привилегированную категорию местных жителей).
Вот лишь несколько свидетельств о том, что творилось на захваченных финнами территориях: «Зовут меня Лодыш Галина Александровна. Я родилась 3 июля 1937 года в Ленинградской области Вознесенского района, село Равское. Жила я там до 1941 года, то есть до начала Великой Отечественной войны.
Когда началась война, то наше село заняли финны. Всех жителей села погрузили на телеги и увезли нас оттуда. Это было в декабре 1941 года. Везли нас на телегах, и нам было очень холодно. У меня ехали папа, мама, бабушка, брат, который был двумя годами младше меня. Финны нас привезли в Петрозаводск. В Петрозаводске было несколько концлагерей, и нас поместили в концлагерь номер пять. Взрослые, папа и мама, конечно, работали, их возили на лесозаготовки. А дети были в лагере. Условия жизни были очень тяжелые: голод, холод. Жили мы в бараках, постоянно недоедали. Родители старались что-то дать нам из своего пайка, но этого все равно нам не хватало. Мой брат умер в концлагере, а я осталась живая… Обращение было очень жестоким. Всего не помню, потому что мне было четыре года, но то, что помню, свидетельствует о жестоком обращении. Если дети подбегали к ограждению из колючей проволоки, которое преграждало путь в концлагерь, то их беспощадно избивали. Дети познали ужасы войны, главными из которых были голод и холод».
А вот воспоминания Людмилы Александровны Банкет, также пережившей финскую оккупацию: «В нашем доме сделали штаб. Там одна женщина ухаживала за ними. У нас корову отобрали, она ее доила. Мама иногда ходила туда, просила молока ребенку. Вот так мы и жили. Потом в нашу деревню стали свозить [людей] со всех деревень: с Кижей, с Великой Губы. Везли на больших машинах. Селили [в бараки], сколько влезет. [Финны] рыли окопы, большие, на Онежское озеро. В один прекрасный день [финны] нам сказали: «Собирайтесь, все оставляйте, никто ничего не унесет, все останется здесь». Повезли нас в Петрозаводск через Онегу, зимой… в январе. Машина была ничем не крытая. Нас было пять семей в этой машине. Была я, Аля и мальчик сорок первого года рождения, несколько месяцев от роду. Мы замерзли. Нас отвезли в Петрозаводске на площадь Ленина. С собой мама взяла немного еды, несколько каких-то вещей. Я помню, у нас была игрушка: мишка плюшевый, большой. Все наши вещи вывалили на площади Ленина. Вещи пересмотрели, этого мишку у нас взяли и не отдали, мы потом долго плакали. Нас поместили в какой-то барак, и мы жили на нарах, в лагере. Первый раз мы были в пятом лагере – это Пятый поселок (микрорайон Петрозаводска). Потом мама стала просить, чтобы нас перевели в седьмой лагерь на Куковке (микрорайон Петрозаводска) – там жили все наши родственники. Мама долго болела, лежала. Мы жили с дедушкой, а бабушка жила с папиной сестрой, тетей Диной. Финнам не нравилось, что мы все время есть хотели. Однажды дедушка куда-то ходил за едой, так они его избили за это, так что он долго не мог ходить. Братик умер в сентябре, похоронили в Песках (пляж на берегу Онежского озера). Там была большая яма, и в ней было тридцать или сорок гробов. И дедушку там похоронили… Мы долго жили в Петрозаводске. Потом нас опять перевезли в Сенную Губу. Когда мы приехали туда, все наши дома были распилены, дрова сложены. И нам было негде жить. Мы переехали в старый дом маминых родителей. Там и жили. Много деревень было заминировано, много людей подорвалось. Целая деревня около пристаней Лоукаса была заминирована. И когда люди стали возвращаться в свои дома, вся деревня взлетела…А утром оказалось, что они в очень многих местах поставили мины. И в этот день было столько раненых наших. В домах, под крыльцом, где только не ставили они. Это было, конечно, страшное дело. Вроде как они ушли, но оставили вот такую… А там кто… Ребята, конечно, ребятня…».
Вспоминает Мария Ивановна Ваганова: «Давали норму по триста грамм муки. Коров всех финны у местного населения отняли, забрали они и нашу корову. Голод поэтому был страшный. Так что ни молока, ничего мы не видели весь период оккупации. Уже когда финны ушли, мы свою корову не смогли найти, наверное, финны забили ее на мясо. Мы все время с мамой работали, а сестренки сидели дома – они были еще малы и не могли работать. Потом меня отправили в лагерь, мне тогда было пятнадцать лет. Лагерь был в селе Серевское, неподалеку, в десяти примерно километрах. Там строили дорогу, и я работала на этой дороге: чистила снег, потом копали канавы – все это делалось в Заонежье. Так пришлось работать целую зиму. А после этого стали все чаще муссироваться слухи о том, что скоро наши этих финнов прогонят. И что наши придут. А кормили нас финны кашицей, очень жиденькой, сваренной из ржаной муки и остатков хлеба, недоеденных финнами, и несколько галет давали. Сытым от такой еды не будешь, и жили мы впроголодь. Одеть тоже было нечего, можно сказать, что мы были голые и босые. А мама надорвалась на пашне. Заставляли пахать землю, а у нее была паховая грыжа. Случился у нее от тяжелой этой работы заворот кишок, а врачей никаких не было, и она так и умерла».
Таисия Андреевна Рогозина: «Наказывали они (финны. – Авт.) русских березовой вицей, ее распаривали в горячей воде, и кому по двадцать, кому по двадцать пять ударов. Если кто ходил на поля за колосками, тех поймают и наказывали. У меня маленький брат был, приходилось нянчить, мы никуда не ходили – и розог не получали. Работали женщины под конвоем, рыли канаву, а финны-надзиратели с винтовкой смотрели за ними».
С 1942г. по первую половину 1944г. на советско-финском фронте было относительное затишье. Лишь летом 1944 года у Красной Армии появилась возможность заняться финнами всерьез. 10 июня началась мощнейшая артподготовка, в которой вместе с армейской артиллерией участвовали и орудия Балтийского флота. Финская оборона была дезорганизована, потери некоторых частей составляли до 70 процентов. В ходе летних боев советским войскам удалось продвинуться на сотни километров, взять Выборг и вынудить финнов уйти из Петрозаводска. Уходя, они и заминировали дома, на которых подрывались люди, уже считавшие, что для них оккупация финнов, «не вторгавшихся в Россию» согласно «Эху Москвы», закончилась.
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
