«Дальнейшая его жизнь потекла уравновешенно и почти бесстрастно. Пожалуй, лишь одно малое изменение со временем прибавилось в ней: Николай Николаевич полюбил смотреть на небеса – облака мог наблюдать долго-долго. Он не знал, что это душа просилась домой – тосковала по своим небесным обителям».
Священник Ярослав Шипов «Райские хутора и другие рассказы»
«… я ночами вижу сладкий сон, будто еду я к себе домой, будто вышел на ночной перрон».
Взаправду, как часто мы встречаемся, слышим, видим, чувствуем, переживаем, маемся, томимся, грустим, но парим; пустеем, но восполняемся; теряем, но обрящем. Свинцовые думы ломят дрянную башку. Постоянная, непрекращающаяся, оранжевая, длиною в жизнь песня, тема, рассказ, легенда, забавный анекдотец – возвращение домой. И нет разницы, возвращается то атаман из похода или, быть может, бравый солдатик, намедни бивавший фашистскую гадину, закурив «Казбек» и цитируя в ус Ваню Теркина, твердым смелым шагом по родной земле спешит до хаты, где его заждались тятя с маткой.
Или же, к примеру, менеджер среднего звена, до этого поносивший Олимпиаду с Путиным, Церковь и в Ее лице Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла; с желтой пеной у гнилого рта кликушествующий об осуществлении Майдана на территории России, в знак протеста о присоединении Крыма обещающий лично прибить свои яйца к асфальту у площади трех вокзалов. Тогда, а именно в середине рабочего дня, где-то между выходом по нужде и последней «пятнадцатиминуткой» перерыва, он был герой. Краснозадая макака, особый род приматов из семейства мартышковых, а проще – коллега, так его и заверил. Но это раньше, а сейчас он солится, киснет, протухает, пускает газ, бродит, квасится, разлагается в жестяной банке вагона, алюминиевом ведре электропоезда, под стальным прессом гантели станции метро, с одной лишь целью – добраться до дома, возвращение домой. А там уже диссидентская кухонка, педрильный «Дождь», Эхо Содома, толерантный Познер. Но я отвлекся…
«Захлопнув дверь с грохотом, не говоря ни слова…».
Возлюбленные братья и сестры!
Из тех, кто однажды, единожды, сиюминутно, но ежечасно, необдуманно или же наоборот, просчитав каждый шаг и действо, выходил за порог родного дома, выпадал птенцом из гнезда, отправлялся кораблем в большое плаванье, – услышит, ибо имеет уши, да узрит, ибо имеет очеса. Мой дом – моя крепость! И ничто не заменит нам того истинного, настоящего, без добавок, красителей, всякого рода заменителей и канцерогенов счастья – как возвращения в эту крепость, оборону ее каменных стен, прогулок по саду, чистой воды из колодца.
Первая драка и кровь; любовь, наивная и глупая, без осознания, что Дарована нам Христом; первые, оказавшие впоследствии особое влияние на дальнейшую пустую взрослую жизнь, прочитанные книги; стихи, писанные-переписанные, убитые жирным чернильным крестом, но воскресшие в чистом поле пастой другого цвета; признания, секреты, интересы, исповедь, дымкой прыгнувшие под потолок; страх, боль, равнодушие, одиночество, непонимание, по ту сторону окна лупящиеся в упор. Еще молодые родители, живой дед и прабабушка, что усаживают к себе на коленки, угощают конфетой и печеньем…
Многочисленные дни рожденья, когда бабушка жарит котлеты, от плиты жар и запах домашней еды, в комнате шумит центральный телеканал с «Песней года», кругом все наши. Женщины разносят блюда, мужчины моют руки и ждут приглашения. На столе цветы и красивая посуда, которую бабушка достает из серванта только по особым дням. Блеск хрусталя фужеров, огонь томатов, черный хлеб, сельдь, упокоившаяся среди снежных колец лука, жаркое, солнечный сыр и нежно-розовые колбасы, кувшины, где живут смородиновые, клубничные, абрикосовые, малиновые компоты. Повсюду празднично, легко, свободно, светло, неописуемо, тепло, сказочно, как бывает только в детстве, и невыносимо, как только становишься старше…
Воистину, «мне в родной степи дышать веселей!».
Щемящие грудь воспоминания, туман, стелящийся пред зраком, лихорадочные сновидения, разрисованные картинками двадцатилетней давности. Все это есть не что иное, как тоска о потерянном рае. Детство, наше детство, к настоящему дню убитое, проданное и преданное, запачканное и облапанное, похеренное, растоптанное и заплеванное, выставленное вульгарной девкой легкого поведения на потребу публике. Детство, что вернулось к нам на осле, но было высмеяно, бито, и распято. Вне его возвращение домой теряет всякий смысл, вкус и притягательный аромат, так как и возвращаться собственно некуда, незачем.
Детство – наш дом, наша крепость, маяк, землянка, окоп, оборона, та, что не с краю, но в центре. И как ни прискорбно, но рай будет потерян, если мы боимся памяти, чураемся ее, дичимся, уводим бессовестливый взгляд по разные стороны, прячемся от мысли, островка, фрагментов, скорлупки, где взрослые люди снова маленькие дети. Те самые крохи, что кроткие, невинные, чистые, неразумные, но без греха. И горе нам, когда упомянутое блудом, золотом и обжорством мы выскоблим из себя окончательно, ибо «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в Него» (Мк 10:15), а кто не вернется в отчий дом, тот так и останется блудным сыном пасти чужих свиней…
Гоша Живой
Читайте нас вФейсбуке,ВКонтактеи вТвиттере
Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках
