Жарким летом 1942 года немцы в обход Воронежа рвались на Волгу, в район Сталинграда, и в их планы не входило взятие Воронежа. Знали, город будут оборонять, и они отвлекут большие силы от Сталинграда. А Сталинград был их главной целью. Но случилось так, что мост на Семилуки не взорвали, и легкие немецкие танки ворвались в Воронеж. Но это был не только боевой успех, но и добыча: заняли крупный город. Все танки потом были набиты всяким барахлом. Немцы посылали посылки в Германию – и продуктовые, и вещевые. И они влетели в Воронеж с жаждой пограбить мирный город, не задумываясь, что нарушают диспозицию своего командующего барона фон Вейхса. Грабеж был их целью, и увлекшись грабежом, они даже мосты не заняли железнодорожные, отроженские, которые вели на левый берег реки Воронеж. Так и получилось, что фронт прошел фактически через город. Пришлось нашему командованию срочно заделывать эту дыру. Первая значительная сила Красной армии появилась здесь 17 июля 1942 года, когда из Сибири доставили в Липецк 303-ю стрелковую дивизию под командованием полковник Остроухова. И они из Липецка пешком лесными дорогами вдоль реки Воронеж вышли в район города и попытались 18 июля одним ударом овладеть Воронежем. Но с ходу, с марша пустили в прорыв только два полка – третий еще не подошел, и, главное, не подошел артиллерийский полк – была одна пехота. И никакой разведки не было, никто не знал, что представляют собой немецкие позиции. Здесь распоряжался генерал Антонюк, командующий 60-й армией. Вот он и пустил дивизию в наступление. Сибиряки прошли сто двадцать – сто тридцать километров тяжелейшими дорогами по лесу. Там яры, ручьи, заросли. Бойцы страшно устали, не ели, ни пили. Сбили себе ноги. А их хотели бросить сразу, да еще на ночь глядя. Но полковник Остроухов все-таки отвоевал время до утра. Утром на рассвете, туман еще был, пошли на город. На немецкие пулеметы, в лоб… Потери были жуткие. Командир героической сибирской дивизии Лев Иванович Остроухов был убит, и могила его там, где горит Вечный огонь на Задонском шоссе. Комиссар дивизии также погиб. (Сначала их похоронили в Чертовицке. А потом, уже в 60-е годы перенесли, когда воздвигался бетонный памятник в Задонье: боец лежит, запрокинувшись, и Вечный огонь памяти горит). Это была первая попытка освободить Воронеж. Потом, в августе была предпринята еще одна попытка, и все. Не было тогда сил и не было нужды тут воевать с немцами, потому что они не двигались. Все их усилия сосредоточились в направлении на Сталинград и Кавказ. Такова она, сермяжная правда обороны Воронежа. Воронежу в оккупации досталось. Все оставленное имущество разграбили немцы и прислужники их – полицаи из местных. Они приезжали в город из соседних районов, которые заняли немцы. Эти районы вдоль реки Ведуги были поставщиками полицаев почти что на всю оккупированную часть Воронежской области. Тем семьям, из которых на службу к немцам в полицаи пошла молодежь, немцы давали разные льготы. И в качестве льгот давали пропуска в пустой, без жителей город. Грабить… Все дома оставлены. Часть воронежцев успела от немцев убежать на восток, а тех, что остались, немцы угоняли на запад. Изгнание началось 12 августа 1942 года. Немцы показали направление на Хохол, и эти выселенные попали, Бог знает куда: кто на Западную Украину, кто в Германию. Жителей выгоняли потому, что рядом по реке Воронеж проходил фронт. Примерно сто пятьдесят тысяч населения оставалось в прифронтовом городе. Наши по немцам стреляют с левого берега реки, у немцев здесь и позиции и артиллерия, окопы нарыты, бои идут. И мешает, несет потери гражданское население. Кроме того, немцы боялись, что среди оставшихся есть переодетые красноармейцы, партизаны. Ведь происходили диверсии: то провода порежут, то что-то сожгут. Это делалось и стихийно жителями из мести к оккупантам, и нашими военными диверсантами, которых засылали с другого берега реки. Разбираться среди жителей немцам было некогда, почему они и приняли решение очистить город. Дали сроки, дали направления, и начали выгонять, начиная с севера, северо-восточного угла, от стадиона «Динамо». Это сейчас почти в центре города. А тогда напротив стадиона «Динамо» было лишь начало города, первые улицы к реке. Вот отсюда немцы и начали сгонять население. Конечно, снять всю массу людей и двинуть на Запад было нельзя, поэтапно это делалось. Немцы ходили и объявляли приказы с переводчиками, развешивали вывески: «Кто остается – расстрел». Жители знали, немцы разбираться не будут, по какой там причине человек остался. И воронежцы с кровью, со слезами двинулись в изгнание… И гнали несчастных жителей Воронежа сначала в направлении Песчаного лога, далее на понтонную переправу, а оттуда на Хохол. А в Хохле были регистрационные пункты. Начинали сортировать, проверять паспорта, разбивать на группы, кого куда. Выявляли семьи военнослужащих. Из семей военнослужащих – кто в комиссарах, политработниках. Выявляли комсомольцев, членов партии, отделяли евреев… Всех их расстреливали недалеко от Хохла. Там памятники сейчас стоят. Многих опознали, потому что трупы находили с документами, которые позволяли узнать имя. А в опустевший город хлынули мародеры. Одной из наиболее страшных страниц из жизни Воронежа и являются события, произошедшие в Песчаном логе. Там сразу после войны нашли четыреста пятьдесят трупов. Некоторые были с документами, некоторые без. Там лежат плиты памяти. На некоторых плитах есть имена, а есть плиты чистые – памятники тем, кто оказался без каких-либо документов. Но когда всех убитых откопали, пересчитали, то вышло, что их ровно четыреста пятьдесят… Осталась живой Анна Федосовна (или Федосеевна) Попова. О ней много писали, когда освободили Воронеж. Тогда власть обратилась к вернувшимся горожанам приходить в райсоветы и рассказывать, что знают о зверствах немцев. И Анна Федосовна показала это место в Песчаном логе. Она чудом спаслась. Немцы привезли ее, как и многих других, из школы, которая находилась на улице 20-летия Октября. Эта школа была превращена в госпиталь для гражданского населения, раненых от бомбежек, пуль. Там была врач Мухина Раиса Григорьевна, ее немцы расстреляли прямо во дворе школы. А потом этих больных в течение нескольких дней партиями на грузовиках с брезентовыми кузовами, человек по пятьдесят – шестьдесят, вывозили в место Песчаного лога, там расстреливали, выводили и в другие места, но они не выявлены. Да и про Песчаный лог узнали только потому, что в живых осталась Попова. Когда расстреливали, клали всех в ряд, живых… Потом шли и стреляли. Скорее всего, эти палачи были бандеровцами, потому что Попова говорила, что они гутарили по-украински. Были в немецкой форме, но не полной. Кто в немецкой куртке, кто в штанах с лампасами, на ком какая-нибудь гимнастерка, может, снятая с красноармейца. Много было там всякой швали –бандеровцы, оуновцы, власовцы, кто шел в подручные к захватчикам. Пришли и всю грязную работу – вешать, расстреливать – выполняли они. Немцы дают им паек, они подписывают обязательство и сразу начинают служить. Немцы делили пришедших к ним на службу по доверию на пять степеней. Пятая степень доверия высшая – в руки давалось оружие. А если он только начинал служить немцам, то оружие еще не давалось, не было известно, что он с ним сделает. А если уж пятая степень доверия, то назначали каким-нибудь командиром. Ведь все эти спецотряды состояли, как правило, из изменников Родины, из военнопленных, часто «западенцев», потерявших всякий человеческий облик. Так вот, в Песчаном логу людей клали на землю, и потом шел этот размовлявший по-галицийски «немец» и стрелял из пистолета. А Анна Федосовна легла рядом с мужчиной, который был в шубейке. Почему в шубейке? Видимо, это все его имущество было, и он полагал, что пригодится. И шубейка была раскинутая, и накрыла Анну Федосовну, и стрелявший «немец» убил этого мужчину, а ее не заметил. И она, когда немцы уехали, выползла. Но сначала и говорить не могла. Суток трое скрывалась в каком-то доме, не знала, что делать, боялась, что ее опять схватят, слышала, как опять подъезжали машины, раздавались выстрелы, крики, вопли, стоны. Потом уезжали. Она была ранена, почему и лежала в больнице – ранена пулей или осколком в ногу. Но потом сообразила, что в Воронеже оставаться нельзя, город зачищают от жителей, и надо двигаться туда, куда всех гонят. И она пошла к Дону, перебралась через Дон, и где-то там, в каком-то районе на другой стороне Дона дождалась наших. Когда вернулась, стала рассказывать соседям. Они ей говорят: «Анна Федосовна, это и по радио объявляли, и на стенах написано, пойди, расскажи властям». Она пошла, рассказала. У нее спросили: «А вы можете место показать?» – «Могу». Поехали, но она сразу не нашла и попросила дать ей время. Она сама походит, посмотрит спокойненько, неторопливо. И так она там несколько дней ходила, не сразу могла найти. Ведь немцы что делали? Расстрелянных клали под подошвой высокого песчаного бугра. А потом сверху обрушивали песок. Так что попробуй найди. Но Анна Федосовна нашла, потому что нашла тот дом, в котором пряталась, осмотрелась, все-таки трое суток там просидела. А когда показала, то стали раскапывать. И вот, когда снял слои песка и дошли до трупов, а город освободили в начале 1943 года, а раскапывали лишь летом 1943-го, то когда дошли до трупов, они уже были в желеобразном виде. Сколько было человеческой крови, мяса, костей… Тела еще не превратились в мощи, запах жуткий, там копали солдаты в противогазах. Люди задыхались, они не моли там присутствовать. И заходили с той стороны, откуда дул ветер, чтобы на них не шел запах. Сцены были ужасные… А надо было рыться в этом, ведь искали документы, письма, фотографии, а многие трупы оказались неопознанными. Среди расстрелянных был отец одноклассника воронежского писателя Юрия Гончарова Миши Вержбловского. Это был еврей, но принявший Православие. Жил и работал в Воронеже еще до революции. И в списке расстрелянных, опубликованном в газете «Коммуна», его фамилия присутствует. Да, досталось Воронежу в оккупацию! И одним из свидетельств этому остается Песчаный лог. Пойдите туда, там земля пропитана кровью… Вы поймете, насколько ужасной была та война… По материалам журнала «Наш современник»