Весьма своеобразно в украинском городе Бердянске решили отметить 68-ю годовщину освобождения города от немецко-фашистских оккупантов. Вот какие мероприятия по празднованию Дня города и 68-ой годовщины освобождения Бердянска от фашистских захватчиков были предусмотрены «отцами города»: «14.00 – музей «Подвиг» Торжественное открытие выставки «Армія генерала Андерса: шляхи ІІ-ї світової війни» с приглашением Генерального консула Республики Польша… Панорама памяти, посвященная Дню освобождения города Бердянска от фашистских захватчиков… Возложение цветов к могилам Почетных граждан города Бердянска, участников освобождения города от фашистских захватчиков». Кто бы объяснил – какое отношение армия генерала Андерса имела к освобождению Бердянска? Или принцип – в огороде бузина, а в Киеве дядька, отцы города Бердянска решили и на историю Великой Отечественной войны распространить? На «ІІ-ї світової війни» (второй мировой войне) армия польского генерала Андерса прославилась яростным нежеланием воевать и стремлением «шляхи» свои проложить как можно дальше от фронта, получая в то же время фронтовой паек. Вот как адъютант генерала Андерса Ежи Климковский вспоминал об одной из неудачных попыток советского командования отправить андерсовцев на фронт в 1942 году: «В Москве мы остановились в гостинице «Националь». На следующий день, 17 марта, во второй половине дня в Генеральном штабе состоялось совещание, на котором я по поручению Андерса вел протокол. Представители Генерального штаба приняли нас весьма сердечно. Когда мы перешли к существу вопроса и Андерс начал жаловаться на отсутствие вооружения, генерал, возглавлявший советскую делегацию, возразил, что для обучения у нас оружия более чем достаточно – значительно больше, чем в советских дивизиях. По ходу беседы он старался выяснить, когда польские части смогли бы включиться в боевые действия. Андерс давал уклончивые ответы. В конце концов в ответ на настойчивую просьбу высказаться точнее он заявил, что не раньше, чем через шесть месяцев, да и то он не уверен в этом сроке, так как общее физическое состояние личного состава очень плохое. Советский генерал при этом даже вздрогнул – ответ явно поразил его. Не скрывая своего удивления и недовольства, он спросил: – Как же так, солдаты обучаются уже полгода и еще не готовы? Неужели им нужно еще шесть месяцев? Ведь это старый, обученный контингент. У нас в Советском Союзе такой солдат после трех, самое большее четырех месяцев подготовки идет на фронт, почему же польскому для этого нужно более года? Ведь даже новобранец обучается значительно быстрее. Затем он внес предложение отправить на фронт 5‑ю дивизию, которая была уже полностью готова, что подтвердили недавно проведенные боевые стрельбы и учения. При этом советский представитель подчеркнул, что подобный шаг имел бы значение не только с военной точки зрения, но и с политической, и пропагандистской. Однако Андерс об этом не хотел и слышать. Он ответил, что не согласен посылать отдельные дивизии, а хочет сформировать и ввести в бой целую армию одновременно. Стало совершенно ясно, что отсрочка посылки на фронт наших частей, пока не будет готова вся армия, является ничем иным, как отказом. Если 5‑я дивизия могла идти на фронт хоть сейчас, 6‑я – через несколько недель, а 7‑я – через два месяца, то о 8‑й, 9‑й и 10‑й дивизиях вообще ничего нельзя было сказать; фактически они могли быть готовы не раньше, чем через десять месяцев. Поэтому ждать, пока все дивизии будут готовы, а уже готовые держать в полном бездействии представлялось совершенно немотивированной линией поведения, тем более что соглашением предусматривалось использование не только целых соединений, но даже формирований меньше дивизии. Совершенно очевидно, что Верховное главнокомандование Красной Армии могло на основе соглашения издать обычный приказ о следовании дивизии на фронт. Если советские представители этого не сделали, то, надо полагать, лишь потому, что не хотели обострять и без того напряженные отношения. Затем был затронут вопрос о продовольственном снабжении. Польские части, находясь на территории Советского Союза, все время получали такие же пайки, как и советские солдаты на фронте. Части же Советской Армии, не находившиеся в прифронтовой полосе, получали меньшие пайки». В конце-концов Сталин, уяснив, что заставить воевать генерала Андерса и его прожорливых «орлов» невозможно, а кормить их очень накладно, согласился отпустить их к англичанам. Но ушел польский генерал не с пустыми руками. Его адъютант вспоминал: «Не упускал Андерс и случая обеспечить себя материально. В его распоряжении имелся денежный фонд, составлявший на январь 1942 года 266 тыс. рублей. Из этой суммы около 60 тыс. пошло на законные, обычные расходы, а около 200 тыс. – в карман генерала. На эти деньги он приобрел несколько золотых портсигаров, золотую шкатулку, скупал золотые монеты и т. п. После того как в январе обсуждение вопроса о займе для армии завершилось подписанием договора, фонд, которым распоряжался Андерс, неимоверно возрос: по его требованию он был доведен до 150 тыс. рублей в месяц, из которых 50 тыс. шло на расходы по штабу и 2‑му отделу, а 100 тыс. ежемесячно – на частные расходы самого командующего. Скупкой драгоценностей для генерала занимались офицеры для поручений поручик Косткевич, вахмистр Шидловский и поручик Финклер из 3‑го отдела, позже служивший в интендантстве. Кроме того, Андерс при посредничестве посольства переводил деньги в фунтах в заграничные банки на свое имя. Обеспечив себя таким образом, Андерс 1 апреля 1942 года вылетел в Лондон». Уже находясь у англичан на Ближнем Востоке, Климковский написал рапорт: «Ротмистр Ежи Климковский. Газа, 16 XI 1943 года Господину генералу Соснковскому, верховному главнокомандующему, Лондон. Сообщаю вам, господин генерал, как верховному главнокомандующему, факты, компрометирующие господина генерала Андерса, с просьбой о предании его суду чести для генералов. Господин генерал Андерс совершил ряд преступлений уголовного характера, а также политических преступлений, равнозначных государственной измене: 1) систематически присваивал казенные деньги и покупал на них золотые портсигары, золотые шкатулки и золотые монеты; 2) переводил казенные деньги на свое имя в заграничные банки, использовал их в своих личных целях; 3) скупал в Ташкенте у умиравших с голоду людей золотые кольца, доллары и тому подобное; 4) присвоил 3000 (три тысячи) долларов, полученных в польском посольстве в Москве; 5) израсходовал на своих приятельниц около двух тысяч фунтов стерлингов из государственного фонда; 6) систематически занимался спекуляцией брильянтами. Преступления государственно‑политического характера совершены им в таком масштабе, что я могу о них доложить лишь господину президенту Речи Посполитой, вам, господин генерал, как верховному главнокомандующему, и правительству. Прошу вас, господин генерал, по прибытии на территорию Палестины вызвать меня для доклада, чтобы я мог вышеуказанные вопросы представить вам лично. Я знаю, что местные власти всеми силами будут пытаться воспрепятствовать моей встрече с вами. Прошу не поддаваться влиянию окружения и сплетням, прошу меня вызвать и выслушать. Ежи Климковский, ротмистр». Интересно, использовались ли в Бердянске на выставке, посвященной армии одного из крупнейших ворюг и спекулянтов второй мировой войны воспоминания его адъютанта, или о них решили забыть из соображений политкорректности?