В русской истории запечатлелись имена людей, безвозмездно жертвовавших немалые суммы на благо Отечества. Имя Саввы Морозова вообще стало нарицательным. Было ещё множество других филантропов из купеческого и даже крестьянского сословия, отдававших последнее для нужд Родины. Пётр Семёнович Гардый – имя это известно на Украине не многим. На слуху другие имена – Джордж Сорос, Билл Гейтс. Эти иностранные «филантропы» своими деньгами обеспечивают могущество американских интересов в мире, что равнозначно подавлению интересов других народов. Вкачивая деньги в «цветные» мятежи и сотрудничая с американскими спецслужбами в сфере информационных технологий, эти добренькие англосаксонские дяденьки доводят государства-соперников до банкротства или оплачивают услуги «пятой колонны» Вашингтона на постсоветском пространстве. В 2004 г., во время «оранжевой» вакханалии Украина на себе испытала, что такое денежки Сороса, как они работают и как открывают любые двери в нужные кабинеты. Но были в истории Украины другие меценаты. Те, которые словом и делом помогали не врагам отечества, а самому отечеству. Пётр Гардый – один из них. Родился он в далёком уже 1897 г. в Австро-Венгрии, на этнических землях лемков – этнографической группы украинцев. Но тогда, во времена Гардого, лемки считали себя малороссиянами или же русинами. Этнонима «украинец» тогда ещё не существовало, а самоназвание «русин» прозрачно намекало на этническое родство с Россией и великороссами. Очевидно, семья П. Гардого тоже придерживалась общерусских взглядов, поскольку, очутившись в 15 лет в США и сделав там успешную карьеру, Гардый превратился в одного из самых пылких жертвователей на благо галицко-русского дела. В те годы для галицко-русского движения ситуация на Червонной Руси, которую позже переименуют в Западную Украину, складывалась тяжёлая. Позже современник Гардого, галицко-русский писатель и общественный деятель Илья Тёрох в статье «Украинизация Галичины» так отобразил происходившие процессы: «Дух национального сепаратизма и ненависти к России поляки постоянно поддерживали среди русского населения Галичины, особенно среди ее интеллигенции, лаская и наделяя теплыми местечками тех из них, которые согласны были ненавидеть "москалей", и преследуя тех, кто ратовал за Русь и православие…те, которых полякам и немцам не удалось перевести в украинство, считают себя издревле русскими, не украинцами, и к этому термину, как чужому и навязанному насильно, они относятся с омерзением». «Украинизация Галичины» поэтапно и сжато освещает процесс создания из ниоткуда отдельного украинского народа: «В 1890 г. два галицко-русских депутата галицкого сейма – Ю. Романчук и А. Вахнянин – объявили с сеймовой трибуны, "от имени" представляемого ими населения Галичины, что народ, населяющий ее – не русский, а особый, украинский. До этого, кстати, Романчук и Вахнянин были преподавателями русской (с одним „с") гимназии во Львове. В молодости они были горячими русскими патриотами. Вахнянин, будучи композитором, писал пламенную музыку к патриотическим русским боевым песням ("Ура! На бой, орлы, за нашу Русь святую"!)».«Все журналы, газеты и книги, даже украинствующих, печатались "по-русски" (галицким наречием), старым правописанием. На ряде кафедр Львовского университета преподавание велось на руском языке, гимназии назывались "рускими", в них преподавали руску историю и руский язык, читали рускую литературу». Но после «признания» Вахнянина и Романчука «все это исчезает, как бы по мановению волшебной палочки. Издания украинствующих переходят на новое правописание, старые "руские" школьные учебники изымаются, и вместо них вводятся книги с новым правописанием. В учебнике литературы на первом месте помещается в искаженном переводе на галицко-русское наречие монография М. Костомарова: "Две русские народности", где слова Малороссия, Южная Русь заменяются термином "Украина" и где подчеркивается, что "москали" похитили у малороссов имя "Русь", что с тех пор они остались как бы без имени, и им пришлось искать другое название. По всей Галичине распространяется литература об угнетении украинцев москалями. Оргия насаждения украинства и ненависти к России разыгрывается вовсю». Петр Гардый тем временем становится владельцем крупного алюминиевого завода в городе Бриджпорт. Сколотив немалое состояние, он начинает жертвовать большие суммы на нужды своих соотечественников-русофилов, оставшихся в Галиции и подвергавшихся небывалым репрессиям со стороны австрийцев и их союзников-украинофилов. Через время Гардый приезжает на родину. Посещает могилы известных лидеров карпато-русского движения, которых считал примером для подражания в их непримиримой борьбе против насильственной украинизации. На свои деньги возводит им надгробные памятники. С началом Великой Отечественной войны он не остаётся в стороне от бед горестей своей родной страны. Бандера, Шухевич, Мельник, Коновалец – эти изверги в человеческом обличье поставили украинскую идею на службу нацизму, как их предки ставили её на службу австрийскому императору. Знал ли Петр Гардый о подлой роли, которую сыграли украинофилы в этой войне? Если не знал, то мог легко догадаться. Ведь события конца XIX – начала XX веков, где украинофилы показали себя во всей красе, ещё были свежи в памяти тех, кто избежал гибели в австрийских концлагерях, куда швыряли всякого, кого подозревали в русофильстве. В 1946 г. Гардый учреждает в США общество «Лемко-Релиф» («В помощь лемкам») для оказания гуманитарной помощи населению Лемковщины, пострадавшему от военных действий. После развала ненавистной империи Габсбургов родные края П. Гардого (село Юрковцы Сянокского уезда) оказываются в составе Польши. Часть лемков становятся, таким образом, подданными Варшавы. Сохранять, а тем более приумножать общерусское культурное наследие в лемковской среде становится практически невозможным. Но Гардый пытается найти хоть какие-то варианты. В 1958 г. он позаботился об открытии и реставрации в родном, но уже польском Сяноке местной православной церкви, но на этом, как неутомимый русофил, не остановился и профинансировал строительство православных храмов в других городах Польши. Карпато-русское движение более всего страдало от недостаточных информационных возможностей. В период пребывания Червонной Руси под иноземным владычеством о полнокровной издательской деятельности не могло быть и речи. Замеченных в русофильстве выгоняли с работы, арестовывали, подвергали конфискации имущества (которое часто передавалось украинствующим партиям). В школы и бурсы назначались только учителя-украинофилы. Особо ретивых русофилов швыряли в застенки и подвергали издевательствам. На судах против них свидетельствовали представители украинских организаций и движений. Постепенно украинофилы при поддержке Вены захватили в свои руки церковную власть. В семинарии не принимали юношей русофильских взглядов. Оттуда выпускали ярых ненавистников русского языка и русской культуры. Этой желчной ненавистью они поливали свою паству с амвона, делая, по выражению упомянутого уже И. Тёроха, «свое каиново дело, внушают народу новую украинскую идею, всячески стараются снискать для нее сторонников и сеют вражду в деревне. Народ противится, просит епископов сместить их, бойкотирует богослужения, но епископы молчат, депутаций не принимают, а на прошения не отвечают… В одних и тех же семьях одни дети остаются русскими, другие считают себя "украинцами". Смута и вражда проникают не только в деревню, но и в отдельные хаты». В 1964 году в США благодаря финансовой поддержке Петра Гардого увидел свет «Талергофский альманах» (под заглавием «Галицкая Голгофа. Военные преступления Габсбургской монархии 1914-1917 годов»). Это – документальные свидетельства геноцида русского населения империей Габсбургов. К середине Первой мировой войны быть русским в Червонной Руси становится подобным самоубийству. Украинофилы бегали в жандармерию, подавая списки лиц русофильских убеждений. Тех арестовывали, вели по улицам. Вот свидетельство И. Тёроха: «Их избивают натравленные толпы подонков и солдатчины… Австрийские солдаты носят в ранцах готовые петли и где попало: на деревьях, в хатах, в сараях, - вешают всех крестьян, на кого доносят украинофилы, за то, что они считают себя русскими…Галицкая Русь превратилась в исполинскую страшную Голгофу, поросла тысячами виселиц, на которых мученически погибали русские люди только за то, что они не хотели переменить свое тысячелетнее название». Вскоре два австрийских концлагеря – Терезин и Талергоф – оказываются забиты арестованными русофилами. Гардый хотел, чтобы об этом знали и в США. Чуть позже, в1970 году на его средства будет переиздана книга галицко-русского историка и филолога Филиппа Свистуна (1844-1916) «Прикарпатская Русь под владением Австрии» и книга «Начало истории Американской Руси» протоиерея Петра Коханика. Жизнь и деяния П. Гардого заслуживают того, чтобы о них писали, о них знали и помнили. Находясь за тысячи миль от родины, он мог бы за десяток лет раствориться в англоязычной среде и выбросить из головы карпато-русские идеалы и планы по их воплощению. Имея огромное состояние, совершенно не бедствуя, он мог бы провести жизнь праздную, полную материалистических удовольствий. Вместо этого он до последней минуты помнил о русской идее, жил ею, и жертвовал на неё крупные суммы. Делал это добровольно, без принуждения. Он не был тем олигархом, которому президент вынужден «выкручивать руки», чтоб хоть как-то заставить зарвавшегося нувориша поделиться накопленным (или награбленным) богатством с народом. Если бы у наших миллионеров было бы хоть что-то чуть-чуть от П. Гардого с его щедростью и неутомимой заботой о Русском мире, русское дело на Белой и Малой Руси измерялось бы в совершенно других масштабах. Год смерти Петра Семеновича мне, к сожалению, не известен. Как и место его захоронения. Каждому украинскому школьнику известны сегодня имена заграничных спонсоров американского влияния, но имя Петра Гардого – неведомо. Жизнь таких, как он, окружена информационным бойкотом, выгодным официальному Киеву, а также, давайте будем откровенны, Варшаве, Брюсселю и Вашингтону. Вся вина Гардого в том, что он отверг раз и навсегда для себя возможность отречения от русского имени предков и принятия выведенного в заграничных политических лабораториях этнонима «украинец». Немалая часть жизни П. Гардого прошла за границей. Так сложились обстоятельства. Но и там, в далёкой Америке, он оставался верен своим убеждениям, до конца своей жизни не отрекаясь от своего русского имени и исторической памяти Червонной Руси. Согласимся, что не каждый на это способен.