Польские патриоты устроили мотопробег в память о жертвах Катыни. На мотоциклах с польскими флажками они прибыли уже на территорию Белоруссии, и побывали в России и на Украине. Это – уже восьмой мотопробег, посвящённый жертвам Катыни. 92 участника на 72 ревущих мотоциклах добрались до Медного, Быковни (Украина), Катыни (Россия) и белорусских Куропат. По словам участников пробега, везде им встречаются сердечные люди, готовые помочь иностранным гостям. На вопрос «Что для вас Катынский рейд?», один из участников ответил: «Способ укрепить наше национальное сознание». Это – ключевая фраза. Польское народное сознание нельзя вообразить без доли русофобии. Социологи говорят о понятии «значимого другого», то есть, что для каждого из нас важно видеть других, и отличать себя от них. Это происходит как на межличностном уровне (я вижу Федю, и понимаю, что я – не такой, как он), так и на межнациональном (я вижу француза или еврея, и понимаю, что я – не француз и не еврей). Если бы не было Феди, французов и евреев, ты бы не смог определится, ты такой же, как они, или другой. Для поляков «значимым другим» является Россия и русские. Вся польская культура работает на то, чтобы возвести отличия от русских в абсолют. Россия для Польши – это кривое зеркало, в которое поляки смотрят, и пребывают в уверенности, что они – совершенно другие. Поэтому абсолютизация всех поляков, убиенных Россией или Советским Союзом, стремление учесть каждое мёртвое тело, воздвигнуть над ним импозантный мемориальный комплекс, чтобы все видели издалека, что тут покоится поляк, убитый москалём – это метод формирования польского национального сознания. Без русофобии поляки бы очень быстро сблизились с русскими, как культурно, так и политически. Варшава уверена, что казни в Катыни – это кровавое преступление. Не отрицая факта, что часто в сталинские времена под горячую руку попадали невинные люди, спросим: «А так ли уж невинны были расстрелянные польские пленники?». Ведь среди расстрелянных в Катыни были т.н. осадники и охранники концлагеря в Берёзе Картузской. Осадники – ветераны армии Пилсудского, за боевые заслуги в польско-советской войне 1919-1920 гг. награждённые земельными наделами в Белоруссии и Украине. Их было вместе с семьями несколько сот тысяч. Таким образом, Пилсудский старался полонизировать и окатоличить Западную Белоруссию и Западную Украину. Среди осадников было много офицеров – закоренелых русофобов и католических фанатиков, ненавидевших православных «схизматиков» и всякую «большевистскую сволочь». Вот многие-то из них и оказались в Катыни. Вторая категория – жандармы из охраны Берёзы Картузской. Что представлял собой этот концлагерь, можно прочесть даже в польских СМИ, которые крайне редко, но всё же размещают материалы на эту тему. Концлагерь появился в 1934 г., и вплоть до 1939 г. там содержались евреи, украинские националисты, а также поляки – противники режима Пилсудского. Идею создания лагеря приписывают тогдашнему премьеру Польши Леону Козловскому, в будущем – агенту гестапо. Он находился под впечатлением речи Геббельса о воспитательной функции концентрационных лагерей. Пилсудский идею одобрил. Существует мнение, что Берёза Картузская была создана по образцу нацистского концлагеря Дахау. К слову, после нападения Германии на Польшу Козловский перебежал к гитлеровцам и до самой смерти в 1944 г. получал от них пенсию, но в 1943 г. успел принять участие в обнаружении катынских захоронений. За колючую проволоку швыряли даже бывших союзников Пилсудского, посмевших встать ему в оппозицию. Так, в Берёзе Картузской содержался известный польский общественный деятель и публицист Станислав Цат-Мацкевич. Ему слово: «Пользуюсь случаем рассказать о Берёзе Картузской, вокруг которой столько тайн, ведь при освобождении заключенным говорили: «Будешь болтать, окажешься здесь второй раз, и тогда…»…Берёза Картузская была не местом изоляции, а местом пыток…Со всей Польши здесь собрали людей, обожавших избивать безоружных…Уголовники назначались дежурными по бараку, контролировали выполнение «гимнастики»… Им разрешалось избивать остальных заключённых…Главная пытка – отказ в праве справлять нужду. Только раз в день, в 4:15 утра, узников выводили и командовали: «Раз, два, три, три с половиной, четыре!» За эти полторы секунды всё должно быть уже закончено». Кто не успел, тот опоздал. Арестанты часто ходили под себя, но мыться им запрещали. Кругом стоял смрад и антисанитария. Злые тюремщики в лютой ярости избивали заключённых за неприятный запах, исходивший от них. В течение целого дня узникам не позволяли разговаривать, избивая за каждое слово, сказанное шёпотом. Ещё один вид пыток – «гимнастика», когда узников заставляли сидеть в глубоком приседе с поднятыми вверх руками на протяжении 7 часов. В приседе бегать, ходить, спускаться с лестниц и подниматься обратно. При этом на них сыпались удар за ударом, особенно, если чей-то желудок не выдержал. Делать «гимнастику» заставляли всех, даже арестантов с переломанными в результате издевательств костями. Охрана любила повеселиться. Заставляла заключённых падать на землю в отхожих местах, не позволяя потом смыть с себя кал и мочу. Принуждала ползать на коленях и униженно целовать дубинки, которыми их избивали. «Всё выглядело, как дантовский ад», - заключает С. Мацкевич. Ночью людей будили каждые полчаса, и приказывали им прыгать, бегать, ползать. После этого узник мог бухнуться на нары, чтобы снова через полчаса быть поднятым ударами дубинок для следующей порции бега и прыжков. Без католического фанатизма не обходилось. По воскресеньям все арестанты обязаны были отстоять католическую мессу, невзирая на то, что среди них было много православных и иудеев. Молиться самостоятельно было запрещено. Носить на шее крестики – тоже. Невольники были обязаны также штудировать произведения Пилсудского, которыми была забита тюремная библиотека. Свободу заключённым принесла Красная Армия, которая в 1939 г. освободила Берёзу Картузскую (это территория Белоруссии) от панского гнёта. Даже польские авторы признают, что арестанты встречали красноармейцев, как освободителей, а жестокая охрана, не вступая в бой, разбежалась кто куда. Вот эти-то многие из этих фруктов и оказались среди расстрелянных в Катыни. Но поляки предпочитают об этом не упоминать, скопом записывая всех расстрелянных поляков в жертвы советского тоталитаризма. Гимном современной польской армии является песня легионеров Пилсудского «Мы, первая бригада». Примечательно, что в этой песне есть строчки «И с нами наш дорогой Вождь», причём слово «вождь» пишется с большой буквы! От памятников Пилсудскому в Польше просто нет прохода. Они там везде – от восточных границ, до западных. Пилсудский для Польши – это всё. Как после этого Варшава может упрекать Москву за приверженность символам тоталитаризма, намекая на памятники Дзержинскому или Сталину? Как после этого польские дипломаты могут, не моргнув глазом, вместе с Западом осуждать Пхеньян за культ личности Ким Ир Сена, если сами же поляки Пилсудского, который, кстати, к власти пришёл путём военного переворота, называют Вождём (с большой буквы)? Как поляки могут критиковать Россию за наличие мавзолея Ленина, если сами же похоронили Пилсудского в королевской усыпальнице в Кракове? Чем Пилсудский не Ленин и Ким Ир Сен в одном лице? И как поляки могут обижаться на Советский Союз за пакт Молотова-Риббентропа, если Пилсудский заключил такой же договор с Германией? Гитлер ценил Пилсудского, и даже выставил у его гробницы почётный караул после захвата Польши, а в день смерти Пилсудского в нацистской Германии был объявлен траур. Ответа нет. И вряд ли мы его услышим.

Читайте нас ВКонтакте и в Одноклассниках