«ХОЛОДЕЦ» ПО-БЛОКАДНОМУ –именно так называется публикация в блоге Инока Аркадия, посвященная страшным событиям казалось бы далёкой уже войны, которая стала испытанием для русского и всех народов, населяющих Великую Россию. Эти строки – напоминание всем живым о том, с чем мы можем столкнуться, какие трудности испытать в случае развязывания трагических событий на нашей земле.

Сколько войн пережила Россия, сколько своих сынов и дочерей потеряла в защите своих рубежей? Тысячи и миллионы мучеников отдавали жизни, не щадя себя, уходя в бой, бросая все силы, имущество в дело борьбы.

Скептики снова и снова могут говорить, что, мол, какая война, наоборот, сейчас много слов слышно о безопасности и сотрудничестве. Не стоит внимать таким басням. Вспомните, кто из нас, воспитанных в СССР, мог подумать, что Союз распадется, развалится на наших глазах как карточный домик? Что жизнь с социальными гарантиями и, казалось бы, банальным набором льгот и бесплатных услуг на наших же глазах канет в историю, а на смену ей придет собачий эгоистичный капитализм, где человек человеку – волк? За это сражались наши деды и прадеды, предки, умирали, орошая своей кровью ныне попранные святыни?

Мы помним о войнах, мы не забудем о блокаде, зверствах захватчиков на нашей земле, подвиге наших людей. Мы не купимся на брехню ловких умников «наверху» о «партнерстве» и «родстве» с вероломным Западом, как не купимся на «права человека», ювенальщину, свободу педерастам и прочую мерзость, которую планомерно насаждают в России. Мы будем сражаться…

Ярослав Таманцев

Года идут, и все меньше остается живых свидетелей той далекой страшной войны. Ко всему человек может привыкнуть: к бомбежкам, артобстрелу, свисту пуль, но к голоду – нет, испытано на себе! Страшнее голода нет ничего на свете, особенно если видишь, как близкие люди умирают, а у тебя нет даже малой корочки хлеба, чтобы их поддержать. В блокадном Ленинграде зимой 1941-1942 года умерших не хоронили. Кто мог, их просто вытаскивал на улицу, а то и вообще оставляли в квартирах.

Отопления в городе не было, разница температуры на улице и в помещении была небольшая. А вот весной 1942 года трупы начали собирать и увозить, иначе могла начаться эпидемия. А сколько их вытаивало из-под снега! В городе не было никакой живности: ни кошек, ни собак, ни голубей, ни даже вездесущих воробьев. Улицы города были почти безлюдны…

Вы когда-нибудь ели холодец «по-блокадному»? Нет? Значит, вам повезло. Но рецепт его я все-таки напишу.

Однажды я что-то искал в кладовке и нашел четыре плитки настоящего столярного клея. Мне повезло: это был именно настоящий столярный клей – не синтетика, а рога и копыта! Мой дядя, военврач первого ранга, под опекунством которого я находился, был на фронте. Дома лежал его старый офицерский ремень из выделанной свиной кожи. Так вот, я порезал его весь на куски, кроме пряжки со звездой, конечно. Замочил в подсоленной воде на три дня. Снова повезло, что вода была, за ней я ходил на Неву, как и все, кто мог двигаться.

В кастрюле в подсоленной воде замочил плитки клея. Опять повезло, что в доме нашлась соль. Несколько раз сменил воду у клея. Но возник вопрос, как все это сварить: керосина для примуса давно уже не было, его сожгли в лампе для освещения. Но была печь-голландка, в которой все, что могло гореть, уже сожгли, осталось только два стула. Ну и что? Посидеть можно и на кроватях…

Порезал ремень помельче, пропустил через мясорубку и в кастрюле поставил в печку варить. Варил часа четыре, потом в этот отвар положил клей. Варил еще час.

Потом, когда эта смесь застыла, мы с тетушкой (она уже не вставала), растянули «холодец» на два дня. Ну, конечно, и хлеб по кусочку съели (тётя получала 125 граммов, а я 200, т.к. по ночам дежурил в пятом отделении милиции, куда меня и моих товарищей по ремесленному училищу №40 направил военкомат). Мы патрулировали по ночам город. Когда начиналась воздушная тревога, то многие вражеские элементы пускали ракеты, указывая важные объекты для бомбежки. Увидели, откуда пустили ракету, – бежим туда. Но бегуны из нас были уже неважные. Следы находили, самих «ракетчиков» — нет.

А вот случаи мародерства, что происходили чаще всего по ночам, пресекать приходилось. У нас был приказ — стрелять на месте. С 22.00 и до 6 утра был комендантский час. Передвижение граждан – только по спецпропускам. Вот эта проверка документов тоже входила в наши обязанности. Многие ребята после дежурства домой не уходили, спали там же, в милиции.

Но мне необходимо было возвращаться, так как тетушка еле передвигалась по комнате, и надо было идти за хлебом, за водой. Пока шел домой, заходил в разбомбленные здания и подбирал что-то, что могло гореть: кусок двери, оконные рамы. Поиски не всегда были успешны, таких «искателей», как я, на руинах бывало много.

Летом тётушка умерла, и я остался совсем один. Поскольку я был прописан по другому адресу (у меня была своя комната площадью 9 квадратных метров), то меня выселили, а комнату опечатали. В моей комнате было центральное отопление, которое уже давно не работало. Летом было нормально, но надвигалась зима 1942-го года, и я понял, что вторую зиму в таких условиях не протяну.

В октябре 1942г. через Ладожское озеро покинул свой город. Теперь это город Петра, основателя, – так и должно быть. Но для таких, как я, для людей, переживших войну, он навсегда останется Ленинградом.